Следует ли рассматривать участие в агрессивной войне после того, как эта агрессивная война началась, как участие в преступлении против мира и должно ли такое участие караться?..
Ведущими агрессивную войну можно считать тех лиц, которые сами планировали эту войну. Именно они осуществляют свой единый план, начиная войну без предварительного объявления или с предварительным объявлением...
Упомянутое выше понятие «ведение войны» следует рассматривать как «развязывание войны». Обвинять в преступлении против мира можно только тех, кто планировал это преступление...
Международное право уже многие годы различает такие два понятия, как «военные преступления» в узком смысле этого слова и «преступления против мира» в широком смысле этого слова. Военные преступления — это нарушения установленных в договорах или иным образом установленных правил ведения войны, нарушения обычаев войны и нарушения принципов человечности. Преступления против мира заключаются в преступном развязывании войны и в особенности неоправданной агрессивной войны...
Из этих рассуждений следует, что деятельность, способствующая войне, уже во время самой войны не может считаться наказуемым действием; это же относится и к речам Фриче, произнесенным по радио...
Совершенно не доказано, что Фриче одобрял те нарушения международного права, которые уже имели место или которые намечались, как, например, так называемый приказ о комиссарах или линчевание летчиков противника, самолеты которых были сбиты, или что Фриче даже уделял им место в пропаганде...
Фриче не может нести ответственности за то, какую роль действительно играл большой аппарат всей пропаганды «третьей империи» в планах и в руках маленького круга во все посвященных людей, роль, которую только теперь можно оценить. Если при этом какой-то частью людей, с которыми сотрудничал Фриче, злоупотребили, то и Фриче был жертвой этого злоупотребления. Предположение, что Фриче был ближайшим соучастником, правой рукой Геббельса, даже его заместителем, предположение, на котором, вероятно, строится много пунктов обвинения, выдвинутого против Фриче, опровергнуто уже установленными здесь фактами. Утверждение, что Фриче несет ответственность, равную или подобную ответственности Геббельса, оказалось несправедливым в ходе процесса...
Был ли Фриче лжецом, причем даже всем известным лжецом? То, что Геббельс был им, ясно из данных этого процесса. Неправильно полагают, что Фриче был его правой рукой, и при этом переносят качества Геббельса на Фриче. Это предположение, безусловно, не верно. Я убежден в том, что если бы Геббельс не умер и он не ушел бы от ответственности, мы не видели бы здесь Фриче в качестве представителя министерства пропаганды на скамье подсудимых... Конечно, это был грех, даже очень тяжкий грех — продолжать служить системе. Решающим, однако, при этом является то, мог ли он установить больше, чем простые недостатки. Ложь ведь была заложена уже в самом фундаменте. Следовательно, лживым должно был о быть все, что на нем строилось. Не только министерство, все в Германии было отравлено ложью...
Пусть Фриче раньше, чем другие, понял, что он сослужил службу плохому делу, или пусть он не отвернулся от государственного руководства только потому, что он хотел выпить вместе с немецким народом чашу до дна, виновным в смысле предъявленных ему перед этим Высоким Трибуналом обвинений он не является.
[Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 22 июля 1946 г.]
Господин председатель, господа высокие судьи! Депо подсудимого Мартина Бормана, защита которого была поручена Высоким Судом мне, является необычным делом. Подсудимый жил в тени, когда национал-социалистская империя еще блистала, он остался в тени на этом процессе и пребывает, по всей вероятности, в царстве теней, как говорили про мертвых в античном мире. Он является единственным подсудимым, который не присутствует здесь и в отношении которого дело на основании статьи 12 Устава рассматривается заочно...
Высокий Суд должен очень тщательно проверить, следует ли при теперешнем положении процесса пользоваться предоставленным Суду статьей 12 Устава правом рассматривать дело в отношении отсутствующего.
По моему мнению, рассмотрение дела можно продолжать, если соответствующим образом, основываясь на прекрасных и ясных принципах русского права, будет доказано, во-первых, что подсудимый Мартин Борман преднамеренно и сознательно уклоняется от явки в суд, во-вторых, если обстоятельства дела не будут вызывать никаких сомнений.
Ответственность Высокого Суда вследствие того, что приговор является окончательным, в этом случае очень велика. Мое мнение о том, что приговор является окончательным, подтверждается тем, что в официальной публикации о вызове подсудимого Бормана в Суд в последнем предложении ясно указывается, что в том случае, если подсудимый будет признан виновным, приговор будет немедленно приведен в исполнение, как только Борман будет обнаружен и задержан.
По моему мнению, вовсе не доказано, что подсудимый уклоняется от явки на процесс. Допросом свидетеля Кемпка, и по-моему, с большой вероятностью установлено, что подсудимого Бормана нет в живых.
Свидетель Кемпка показал, что в ночь с 1 на 2 мая 1945 г. он вместе со статс-секретарем Науманом, подсудимым Борманом, штандартенфюрером Штумпфэккером, выбравшись из бункера имперской канцелярии, пытался бежать, следуя с левой стороны за прорывавшимся через русские боевые порядки танком. При этом подсудимый Борман шел совсем близко от танка около его середины, так что у свидетелей создалось впечатление, что Борман одной рукой держался за танк. Свидетелю показалось, что он делал это для того, чтобы не отставать от движущегося танка. Этот танк, миновав немецкие противотанковые заграждения и пройдя 30—40 метров, очевидно, взлетел на воздух, в результате попадания бронебойного снаряда.
Свидетель совершенно ясно видел, что именно там, где Борман шел около танка, во время взрыва из самого танка вырвалось пламя, и охваченный этим пламенем Борман, а также идущий впереди него статс-секретарь Науман упали на землю.
Свидетель уверен в том, что Борман, оказавшийся в центре взрыва, при этих условиях, несомненно, должен был быть убит. На основании того факта, что силой этого взрыва не был убит свидетель, нельзя делать вывод о том, что и Борман остался в живых... Кемпка показал, что Борман был одет в форму и носил знаки различия — обергруппенфюрера СС. Даже если бы Борман и не был убит этим взрывом, он был бы, очевидно, так тяжело ранен, что не мог бы продолжать бегство. Он в гаком случае неминуемо попал бы в руки советских частей, которые, по показанию свидетельницы Крюгер, были уже совсем близко от имперской канцелярии и заняли ее уже 2 мая 1945 г. СССР, само собой разумеется, при той лояльности, какую он проявляет на этом процессе, передал бы Бормана суду Высокого Трибунала.
Имеются только две возможности, по крайней мере, насколько я могу судить: первая из них — что Борман раненый попал в руки Советского Союза, но эта возможность, как доказано, исключается, таким образом, остается вторая возможность, а именно — что Борман погиб...
Итак, я прежде всего считаю, что смерть подсудимого Бормана доказана с достаточной достоверностью, причем эта смерть настолько очевидна, что на этом основании следует вообще навсегда прекратить его дело...
Подсудимый Борман отсутствует. Он не мог лично защищаться против предъявленных ему обвинений... Обвинения, которые многие подсудимые на данном процессе выдвинули против него, возможно, по каким-либо особым причинам и, несомненно, для облегчения своей собственной участи, а также оправдания своих действий, не могут быть положены в основу приговора без детального рассмотрения. Само обвинение в лице своих представителей неоднократно заявляло, что подсудимые будут стремиться переложить основную вину за действия, которые рассматривает Высокий Суд, на мертвых или отсутствующих. Некоторые из моих коллег во время своих защитительных речей также придерживались этой тактики.
Никто, однако, не знает, что подсудимый Борман ответил бы этим людям, если бы он присутствовал на процессе. Может быть, он смог бы доказать, что вся его деятельность не находилась в причинной связи с действиями, которые рассматривает обвинение, и что не имел такого влияния, какое ему приписывают как заместителю фюрера по руководству национал-социалистской партией...
Партийная канцелярия, начальником которой был Борман, была центральной канцелярией для политического руководства государством. Через нее направлялись все предложения и вся информация, адресованные Гитлеру низшими инстанциями, а также все распоряжения и директивы Гитлера низшим инстанциям...
Эта деятельность представляет собой такую деятельность, какая должна осуществляться даже при самой худшей тирании, даже при существовании самого ужасного господства произвола, а тем более в таком современном государстве, каким являлась национал-социалистская империя. Кто-то должен препровождать все распоряжения и приказы подчиненным инстанциям. Это чисто формальная работа...
Нельзя сделать вывод, что лицо, осуществлявшее эту передачу, имело какое-то влияние на издание декретов, приказов и решений. Это возможно, но это не доказано со всей определенностью...
Никто не может на основании этой посреднической деятельности, которая в любом бюро и канцелярии является необходимой, сделать точного вывода относительно размера и истинной природы влияния Бормана. Некоторые документы показывают, что Борман очень часто выступал в роли простого стенографа, делая необходимые записи во время бесед Гитлера с отдельными подсудимыми. Об этом ясно говорится в документе Л-221 относительно аннексии восточных территорий и в русском документе СССР-172.
Я не хочу, чтобы меня здесь поняли превратно. Я далек от мысли оспаривать тот факт, что Борман в руководстве «третьей империи» занимал значительную должность. Но на этом процессе не было ясно установлено, какой вес имел Борман в действительности, насколько преувеличивается его значение другими лицами и, наконец, в чем состояло его влияние. Заявления других подсудимых, которые делались ими в целях их собственной защиты, не представляют собой доводов, имеющих доказательную силу...