История шестаяВсе лучшее – людям
Хорошо иметь домик в деревне. Утром вы встаете лениво. Домик вас будит, угощает и приветливо распахивает дверь, провожая на прогулку. За вами след в след топает роскошная, как Клеопатра после дополнительного тюнинга, подруга. Пялится на вас и думает очень нескромно: быть или не быть подругой, а то варианты все в наличии. Из соседних домов выходят и любезно вам улыбаются Хусс и Шосс, не братья, но как ни присматривайся по мне – начисто близнецы. Оба рады, потому что однажды я улечу. Они верят в лучшее. Я тоже верю. Иначе свихнусь от сельской тоски.
Я не хотела тут гостить! Я обещала отбыть сразу после памятной тусовки по поводу имперского договора.
Но Кит смотался в полчаса до габа и обратно, пнул пацана из люка наружу… и медленно растворился в воздухе. Всем кораблем, только Гюль осталась на месте миража. Я сперва не поняла подвоха. До вечера ждала, когда же наш домик с привидением кэфа закрепится на прежнем месте. То есть я думала: он тут, но никак не выпьет нужный проявитель… Но, увы мне, не сбылось. Зато Хусс пришел за закате, ежась от холода, проводил меня и Гюль, заселил в соседний дом. Объяснил, что с кораблями кэфов такое бывает. Они летают-летают, быстрее и ловчее сказок о себе самих. Потом вдруг р-раз – и ныряют в неведомые недра универсума.
Так что наш Кит – он и правда кит. Он здесь на время, а где-то там он вдыхает свое топливо, которое ему нужно, как мне – воздух. Полет до габа в полчаса подистощил Кита, и он ушел на дозаправку раньше, чем сам планировал. А что? Я не в обиде. Мы устроены, метаболизм не возражает против работы систем, тяготение тоже отрегулировано костюмом. Имперцы отвалили, все прочие послы тоже. Безопасно. Умереть на этой планете можно только от скуки.
Два дня я спасалась от напасти. Допрашивала воспитанника. Он прятался, но мы с Гюль хорошо играем в партизан, лучше, чем бывший имперский тальф. Кстати, на первом же допросе гаденыш – а как еще звать воспитанника гадов наших ходячих? – раскололся. Тальф – это ранг, примерно соответствует понятию курсант. Наш имперский суворовец дома был на хорошем счету и готовился с раннего детства стать шпионом. Ну, не всем же быть врачами или барменами. В империи шпионаж престижен. Первое задание мальчику дали сложное, но ведь он был отличник. Его отвезли куда надо и там потеряли так ловко, что на империю не указывало ничто. Пацан обжился, стырил небольшой шлюп и стал удирать от местной инспекции с тем расчетом, чтобы его пожалели состарившиеся и рефлекторно добрые йорфы.
Хусс и пожалел. Пригрел змееныша. Мальчик в змеевнике сошел за своего. Потому что тварь бесхребетная – это я сказала, но тут в допрос вмешался Хусс. Гаденыш ревел в три ручья, а старый змей его протелепал и опять пожалел.
– Ты знал, что он у вас шпионит? – приперла я и этого.
– Догадывался, – поморщился Хусс. – Не важно. Он был всю жизнь без тепла. Это ужасно. Это убивает даже взрослых.
– Ага, вас и раскатали в тонкий блинчик.
– Он осознал, – строго заверил себя и нас Хусс.
Пацан зарыдал еще горше, прямо бензин, а не слезы: жги – и душа твоя выгорит до тла от жалости. Но я железобетонная к таким фокусам. Еще два дня была, да. Потом и мне стало придурка жаль. Он так хотел быть лучшим. Он всю жизнь пробивался и ловчил. Он, правда, привык к своим йорфам-воспитателям. Но кладку все же сдал, куда было велено. Хотел откупиться и вернуться. Первое не прошло, а второе сочли дивным поводом для выдвижения официального обвинения в предательстве.
– Вы сами не знали, что здесь есть кладка?
– Мы забыли, – виновато и неубедительно смутился Хусс. – Кэфы ушли так давно… мы не знали, что в наших архивах именуется «резерв». Империя провела анализ баз габ-системы, кто-то из служащих высокого ранга дал доступ. Габы имеют самый полный архив по старым документам расы кэф. Там нашлось упоминание о резерве. Не только нашем, упоминались несколько старых рас, и даже древние. Все полагали запись легендой. Империя усомнилась и оказалась права.
На том и закончилась веселуха с допросами. Пацан меня боится и называет сун-тай, то есть примерно – допросный генералиссимус. Говорит, я так его позорю, что лучше бы лупила и прижигала кислотой. В итоге бедняжечку-гаденыша от меня, изуверки, эвакуировали на другой материк. Теперь каждое утро я гуляю в компании Гюль. Потом ем – и опять гуляю, одна, если сбегу от телепатки. А потом в партизан играют все местные, пока меня не найдут. Ужас.
Спасение пришло, откуда и не ждали. То есть из моей головы, конечно.
Когда однажды утром Гюль расстегнула вторую пуговку, я дернулась, напряглась – и прорубила выход, как царь Петр окно в Европу. Лбом с размаху об дверь. Ровно так я бросилась к Хуссу в дом. С порога заорала:
– Подари мне имперский катер, чтоб глаза мои не видели тебя и всю вашу дачную планету уже сегодня!
– С-сс, – выпустил пар голый по пояс змей, пережив нашествие. – Сима, как же мы сами не догадались избавиться от тебя так запросто?
Шикарно он смотрится. Немного чешуйчатый, с хорошим рельефом мышц, узор от шеи до пояса похож на сплошную татуировку, непрерывно меняющую оттенок и сам узор. Я довольно долго и невежливо пялилась. Он терпел и вроде даже был собою доволен.
– Прощай, старый змей. – Наконец выдавила я, вдруг раздумав улетать. Они же беззубые, а ну кто опять полезет? Я шмыгнула носом и мысленно напомнила себе про Гюль и её пуговки. – Как только улечу, начну скучать и даже, может, напишу тебе.
– Прощай, – с нескрываемым облегчением улыбнулся он. – Не пиши сразу. Мы разучились жить… так резво. Но если что, нас не сложно дозваться. И мы еще не окончательно забыли, что такое яд.
– Ой-ой. Не убедил. Но гаденыша вашего берегите. Он слабенький.
– Он вырастет и будет хорошим человеком, – уверенно сказал Хусс.
Я кивнула. Зачем спорить со старшими? Это невежливо.
К полудню мне подогнали имперский катер, тот самый, в котором собирались отправить сюда пацана. Кит, как и в прошлый раз, катер забрал с собой и сбросил перед посадкой. Йорфы малость поискали на орбите ненужное – и нашли. Наспех почистили, заново раскрасили в цвета габ-службы. Расторопные они, когда от меня есть шанс избавиться.
Гюль сразу нырнула в люк и захватила рубку. Я постояла в шлюзе, делая вид, что солнце слепит и от него глаза слезятся.
– Чтоб вам меня никогда больше не увидеть, – с чувством сказала я.
– Спокойного полета, – отозвались древние дачники.
Хусс мне помахал. Лети мол, не засть перспективу, ты обещала. С тем мы и стартовали.
Я осмотрела каюту – одна она, что не особенно здорово. Нашла ларчик с безделушками, цепочками и подвесками. Молча подарили, по-змеиному. Еще нашла пластину. Подключила к системе в своих мозгах и своем же костюме. Полный архив расы по вымершим растениям. Целая глава про утраченные виды галактики Дрюккель. Сотни три изображений кай-цветка, схемы всякие, куча разного. Я настроилась и после некоторой возни с инструкциями метнула посылочку на имя габариуса Чаппы. Может, обрадуется.
Закончив с делами, я взялась читать о себе, в разделе «контракт, динамика исполнения».
«Отправлена в отпуск в связи с травмой.
Примечания:
– порицание от габ-службы за несвоевременное оформление отчетов;
– поощрение в связи с выявлением ценных сведений по делу, важному для дознавателей.
Строгое порицание с переводом в статус испытательного срока за самовольное покидание габ-порта в неизвестном направлении.
Восстановление в статусе габбера. Поощрение в связи с налаживанием контакта с кэф-сектором.
По официальному запросу кэф-корабля временный перевод в статус посла, приравниваемого в полномочиях к габрехту.
Примечание: настоятельно рекомендуется пройти психологическое кондиционирование, зафиксировано поведение на грани асоциального.
По запросу посла неприсоединенных пыров повышена в статусе до постоянного – габла.
По рассмотрении запроса из Империи, служба морали, статус возвращен к исходному – габбер. В окончательном разжаловании просителю отказано в виду пристрастности стороны.
Примечание: габберу Симе строго рекомендуется в течение одной доли цикла урегулировать ситуацию с нестатусным гостем, временное условное имя Гулхатай».
Читать мое личное дело не скучно. Имя Гюль они переврали. Про пыров вообще не поняла, им-то что за радость меня отстаивать? А вот последняя рекомендация – это попадание в десятку. Это проблема, которую уже нельзя откладывать. Прямо сейчас пойду и поговорю с Гюль.
– Сима!
Я вздрогнула и повернулась на голос. Гюль стояла в дверях каюты, лицо белое, глаза чернее универсума. Так она мимикрирует, когда ей страшно. Я это всего раз прежде видела, и не столь ярко. Ух ты – губы дрожат!
– Мы прыгнули сразу от орбиты йорфов. Потом я взялась пересчитывать кое-что… и вот… Сигнал из сектора древних, – шепотом бормотала Гюль, шало озираясь и вздрагивая. – Я поймала. Катер имперский, тут дальняя связь лучшая из возможных, наверное. Я от скуки стала копаться, сектор мертвый, понимаешь? У навигаторов есть игра – слушать пустоту. И вот… Голос тьмы.
Она побелела еще сильнее, хотя вроде некуда. Прикусила край ладони, не замечая боли. Осела на пол и стала раскачиваться, подвывая.
– Никто не выживает, услышав голос тьмы. Никто…
– Да ладно, – отмахнулась я. – Никто не выживает, увидев «Летучий голландец». Я пять раз его в кино видела и вот, живу. И что нам голос тьмы, если мы слышали, как лязгает имперский посол?
– Голос. В рубке, – всхлипывала Гюль. – Голос. Я ушла, я все выключила. Он в голове. Все равно в голове. И холодно.
Пришлось её уложить и накрыть. Блин, голос в голове телепата, вот еще странность. Да у неё в голове вообще винегрет, голосом больше – голосом меньше. Я похмурилась: не реагирует на мои мысли. Не отвечает и не успокаивается. Морф на спине тоже притих. Насторожился.
– Я пойду и проверю. Лежи.
– Нет! – ужаснулась Гюль. – Тогда и ты умрешь. Корабль обречен. Уходи, понимаешь? Прямо теперь, пока не слушала. Уходи, комплект эвакуации в шлюзе.