енских погребений с оружием, в результате этого исследования оказалась недостоверной. Теперь уже невозможно сказать, кому принадлежали те многочисленные савроматские могилы, в которых оружие соседствовало с зеркалами и костяными ложечками, — женщинам или мужчинам.
Таким образом, воинственность савроматских женщин оказалась под некоторым вопросом. Возможно, они были не такими активными воительницами, как считалось ранее. Но и сообщения античных авторов сбрасывать со счетов нельзя. Можно предположить, что эти обитательницы степей сражались лишь в ранней юности, чтобы завоевать право выйти замуж, а потом обращались к мирной жизни и становились благонравными женами и матерями — кто знает…
Скифы
Уйдя со своими мужьями от скифов и образовав новое племя савроматов, амазонки поступили весьма разумно. И не только потому, что скифские женщины не ездили на охоту и не покидали своих кибиток. У скифов существовал целый ряд брачно-семейных традиций, с которыми амазонки навряд ли захотели бы примириться.
Во-первых — многоженство. Геродот упоминает трех жен скифского царя Ариапифа, причем из контекста вовсе не ясно, что этими тремя царь и ограничился. У царя Скилура было, по разным свидетельствам, от 50 до 80 сыновей, а значит, и жены исчислялись десятками. Да и у простых скифов, по-видимому, бывало по нескольку жен. Но это еще бы и ничего, возможно, кто-то из амазонок и согласился бы с участью второй или третьей жены. Хуже было то, что, умирая, скифы имели обыкновение прихватывать одну из жен с собой.
Геродот, описывая похороны скифского царя, рассказывает, что помимо виночерпия, повара, конюха, телохранителя и вестника «в обширном пространстве могилы погребают одну из наложниц царя, предварительно задушив ее». Но археологи считают, что далеко не всегда дело ограничивалось наложницей. Рядом с женщинами, сопровождающими скифов в последний путь, часто находят погребальный инвентарь, типичный для свободных скифянок. Да и сами покойницы, увешанные золотом, порою больше напоминают свободных и любимых жен.
Если учесть, что скиф, женившийся на воинственной и ревнивой амазонке, мог поостеречься заводить наложниц, то единственной жене поневоле пришлось бы сопровождать своего мужа в царство мертвых. Во всяком случае, если этот муж был знатного рода. И даже когда жену не хоронили вместе с мужем, она могла по наследству перейти к его ближайшему родственнику. Этот обычай, называемый левиратом, Геродот отмечает у скифов. По его словам, Скил получил после смерти отца «царскую власть и одну из жен отца, по имени Опия»… Для амазонок, непривычных к такому обращению, уход «в савроматы» был, конечно же, мудрым поступком.
Зулусы
Помимо савроматов, существовали и другие народы, у которых право на брак надо было заслужить с оружием в руках. Например, зулусы. Зулусский вождь Чака, в начале XIX века объединивший десятки южноафриканских племен, покрыл свои владения сетью военных лагерей. Он создал огромную армию, в которую, по достижении «призывного возраста», мобилизовывал едва ли не всех здоровых мужчин. Причем срок службы был большим, а жениться воинам разрешалось только по особому разрешению командования. Даровалось это разрешение лишь тем, кто особо отличился в бою. Видимо, в боях отличались немногие или же критерии у зулусского командования были слишком строгими. Во всяком случае, Чака очень скоро столкнулся с серьезной демографической проблемой: огромным количеством засидевшихся невест, у которых не было никаких шансов выйти замуж, несмотря на принятое в стране многоженство. Невесты взывали к воинственному вождю с просьбой о помощи. Они хотели замуж. Но вождь подошел к решению вопроса с другой, неожиданной для девушек стороны — он сформировал из засидевшихся невест вспомогательные женские полки. Первый такой полк был создан в 1818 году и получил официальное имя «Вутвамини» — «те, что созревают в полдень». Так называется сладкий плод, растущий в Южной Африке. Возможно, воинственный Чака считал, что, не вкусив армейской жизни, девушки еще не созрели для брака.
Панама
У народа куна в Панаме женихи, напротив, перед вступлением в брак должны продемонстрировать не доблесть, а самое постыдное бегство. Причем бежать им полагается не от врагов, а от собственной невесты. Их можно понять: женщины куна отличаются властностью и независимостью. Именно они являются хозяйками в доме. Они ведают бюджетом семьи и могут самостоятельно заниматься коммерцией, а мужья обязаны отчитываться перед ними в своих тратах и получать их разрешение на сделки. Перед свадьбой девушки куна проходят жестокий обряд инициации: их в течение четырех дней поливают ледяной водой, заперев в специальной хижине. Потом девушку зарывают в землю, оставляя на поверхности только голову, и прижигают активные точки[59] кусочками раскаленного янтаря… С честью вытерпев мучительные процедуры, девушка начинает готовиться к свадьбе, на которую приглашают всех жителей поселка. Три дня идет пир горой: рекой льется вино, невеста получает подарки, все юноши поселка играют для нее на тростниковых флейтах… Эта свадьба похожа на все свадьбы мира, но есть одно принципиальное отличие: на ней нет жениха. Вернее, он есть, он пирует вместе со всеми, но еще не знает, что он — жених… Только на третий день девушка объявляет имя своего избранника. По традиции он должен попытаться спастись бегством. А молодежь деревни ловит его и приволакивает обратно к «суженой». Если юноша согласен с выбором невесты, он не слишком сопротивляется. А если не согласен? Считается, что если юноша действительно не хочет жениться, у него есть шанс спастись. Беда только, что деревни куна обычно расположены на маленьких островках, на которых негде спрятаться. Конечно, эта традиция в наши дни претерпела изменения и сохранилась скорее в качестве старинного обряда, а не реального похищения.
Колумбия
Мужчины народа кагаба (коги) на севере Колумбии тоже нередко пытались спастись от женских домогательств, но их преследовали не столько невесты, сколько собственные жены. Мужчины кагаба удивительно равнодушны к сексу. Исследователи называют две возможные причины этого. Во-первых, посвящение мальчика в мужчины сопровождалось у кагаба половым актом. Но по традиции женскую роль в этом действе играла уродливая беззубая старуха. Возможно, в этом есть определенный резон: у всех народов посвящение в мужчины сопровождается не лирическими развлечениями, а тяжелыми испытаниями, и секс со старушкой, во всяком случае, не страшнее тех истязаний, которым подвергали мальчиков, например, в древней Спарте. Но в результате такой инициации юноши получали стойкое отвращение к половой жизни. Во-вторых, по мнению некоторых антропологов, дело не только в первом сексуальном опыте, но и в листьях коки, которые по традиции непрерывно жуют мужчины кагаба… Но кто бы ни был виноват, старушки или кока, факт остается фактом: мужчины кагаба, конечно, женились, как и все люди, но выполнять супружеские обязанности не любили. Что же касается женщин кагаба, то они ни со старушками, ни с кокой так тесно не знакомились, поэтому им приходилось силой вырывать «взаимность» у мужей. Говорят, это единственная в своем роде община, где организованные группы женщин совершали сексуальные нападения на мужчин.
По законам ритуальной чистоты (иудаизм)
Согласно еврейской традиции, прародители человечества, получив от Бога заповедь «плодитесь и размножайтесь», не стали затягивать с ее исполнением. Задолго до того как они вкусили запретный плод от древа познания, Адам и Ева успели вступить в полноценный брачный союз и прямо в раю родить своего первого сына. Таким образом, секс у иудеев не является чем-то греховным или грязным — для них это не уступка человеческой слабости, а заповеданное Богом занятие, которое не возбраняется даже в таком священном месте, как рай. И отношения человека с Богом иудаизм уподобляет не только и не столько сыновним, но прежде всего супружеским. О народе Израиля со времен пророков говорится как о «супруге Всесвятого», а значит, и сами отношения между мужем и женой возносятся на величайшую высоту. В каббалистическом[60] трактате «Игерет Акодеш» (Письмо святости), предположительно принадлежащем перу великого еврейского философа и богослова XIII века Моисея Нахманида (Моше бен Нахмана) по прозвищу Рамбан, говорится:
Когда близость происходит надлежащим образом, в правильное время и с правильными мыслями, она свята и чиста. Совершенно неправильно думать, что в близости есть что-то постыдное или безобразное, ведь она называется «познанием», как написано: «И познал Элькана Хану[61], жену свою»… Когда капля семени выходит в святости и чистоте, она притягивает силы Даат (знания) и Бина (понимания), которые находятся в мозгу. <…> Если предположить, что интимная связь — постыдна, то и половые органы — нечто постыдное, а ведь их создал Творец! Как может быть, что Он создал нечто ущербное или позорное?
Идеи аскетизма, столь любезные, например, христианам, у иудеев отклика не встречают. Ни монастырской жизни, ни умерщвления плоти иудаизм не предусматривает. В древности в Израиле были так называемые «назареи» — люди, принявшие обет аскезы в религиозных целях. Но воздержание назареев не было сколько-либо обременительным для их супружеской жизни, и вся их аскеза сводилась к тому, что они не могли пить вино, есть виноград и любые продукты из него, стричь ногти и прикасаться к умершим. Однако, поскольку любой аскетизм противоречит самому духу иудаизма, даже эта скромная практика не одобрялась Талмудом[62] и в конце концов прекратилась.
Еврей, который почему-либо уклоняется от супружеской жизни (а вне брака любой секс запрещен или, во всяком случае, не приветствуется религиозным законодательством), всегда считался в среде правоверных иудеев явлением ненормальным. Холостяк не мог стать раввином, его не допускали к изучению каббалы…