и, о попытках аннулировать итоги приватизации и затеять новый передел собственности, о зависти тех, кто еще не наворовал государственных богатств России, к тем, кто уже преуспел в этом деле, и т. д. Причин политического порядка случившегося можно найти много. Но мне почему-то кажется, что дело не в них, а в том, что боги и духи Тункинской долины защитили свою землю и ее людей от грозившей им беды. И я надеюсь, что они будут это делать и впредь.
В отличие от бурятских лам, которые не раз баллотировались на выборах в высшие органы государственной власти (Собрание народных депутатов СССР; Народный Хурал Республики Бурятия) и даже побеждали в них, шаманы открыто в политику никогда не шли, но случаи, когда кандидаты в депутаты и претенденты на посты руководителей районной администрации обращались к шаманам за помощью (совершить обряд с целью обойти соперника), известны.
Появление неошаманизма отнюдь не мешает существованию традиционного шаманизма. Такие шаманские институты, как обязательное наличие шаманских предков, избранность духами и посвящение как форма легализации обретенного шаманского дара, продолжают существовать и по-прежнему являются обязательными. Несколько упростились шаманские обряды, модернизировался шаманский костюм, проще по орнаментике и оформлению стали бубны. Но это естественный процесс для любого явления культуры. В шаманизме заложены механизмы и адаптации, и трансформации, и модернизации, дававшие ему возможность держать равнение на новые социальные установки. Стабильность и неизменность шаманизма – только видимость. Вряд ли кто-либо всерьез будет утверждать, что шаманизм не изменился со времен неолита – периода истории, когда изображения шаманов и шаманских сюжетов стали частыми на наскальных рисунках. Он менялся всегда, но очень медленно, и потому это было незаметно. Но нынешние перемены в нем происходят в такое время, когда сломалась и перевернулась с ног на голову вся наша складывавшаяся много десятилетий жизнь. Перемены в шаманизме оказались настолько же значительны, как и в самой жизни, и, наверное, это закономерно.
ТАКИЕ ШАМАНСКИЕ ИНСТИТУТЫ, КАК ОБЯЗАТЕЛЬНОЕ НАЛИЧИЕ ШАМАНСКИХ ПРЕДКОВ, ИЗБРАННОСТЬ ДУХАМИ И ПОСВЯЩЕНИЕ КАК ФОРМА ЛЕГАЛИЗАЦИИ ОБРЕТЕННОГО ШАМАНСКОГО ДАРА, ПРОДОЛЖАЮТ СУЩЕСТВОВАТЬ И ПО-ПРЕЖНЕМУ ЯВЛЯЮТСЯ ОБЯЗАТЕЛЬНЫМИ
Однако культурно-экологическая ниша, которую занимает шаманизм и в рамках которой он живет и действует, и сегодня остается та же. Это малая родина – место, где человек родился, это могилы предков, это сами предки и память человека о них, которая становится все слабее, а значит, рвется нить связи предков и потомков, без которой человек в этом мире беззащитен. Задача шамана и шаманизма – не допустить этого, не дать человеку забыть о его истоках, оберегать и хранить его генетическую память.
ВСЕ СПОРЫ О ТОМ, ЧТО ДЛЯ БУРЯТИИ ВАЖНЕЕ – БУДДИЗМ ИЛИ ШАМАНИЗМ, КОМУ ИЗ НИХ ПРИНАДЛЕЖИТ ВЕДУЩАЯ РОЛЬ В ЕЕ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЕ, КТО ИЗ НИХ БОЛЕЕ СООТВЕТСТВУЕТ НАЦИОНАЛЬНОМУ ДУХУ, ЛИШЕНЫ СМЫСЛА
Возвращаясь к тому, о чем я говорила вначале, хочу еще раз подчеркнуть следующее. Все споры о том, что для Бурятии важнее – буддизм или шаманизм, кому из них принадлежит ведущая роль в ее истории и культуре, кто из них более соответствует национальному духу, лишены смысла. И тот и другой по отдельности и вместе – в том самом исторически сложившемся симбиозе – наряду с другими явлениями традиционной культуры внесли свою лепту в формирование национального менталитета и выросшей из него столь желанной и столь неуловимо ускользающей от какой-либо материализации бурятской национальной идеи.
Буддизм и бурятская национальная идея
(опубликовано: Жуковская Н. Л. Мир традиционной монгольской культуры. Lewiston, Queenston: The Edwin Mellen press, 2000. C. 239–251)
Национальная интеллигенция, национальная идея, национальная религия… Эти три понятия, взаимосвязанные и как бы взаимоперетекающие друг в друга, в последнее десятилетие постоянно появляются на страницах бурятской научной и периодической печати. Каждое из них в отдельности и все три вместе – это клубок проблем, начиная с историко-культурных и кончая геополитическими, и если попытаться вытянуть из этого клубка отдельные ниточки, то выстроится цепочка вопросов, которые задает себе ныне лучшая, активно мыслящая часть бурят – ее интеллигенция. Кто мы, буряты? Откуда мы? В чем наша национальная особенность, точнее особость, отличающая нас от других народов России, Сибири, Центральной Азии? В чем наше назначение (и даже более возвышенно – предназначение) как народа на арене истории? И если это предназначение есть, то как его реализовать? Почему среди других регионов Российской Федерации рейтинг Бурятии так низок: 51-е место и ниже по всем основным экономическим показателям?43 Как сделать качественный рывок и найти себя в новом мировом геополитическом пространстве?
КАК СДЕЛАТЬ КАЧЕСТВЕННЫЙ РЫВОК И НАЙТИ СЕБЯ В НОВОМ МИРОВОМ ГЕОПОЛИТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ?
Попытки ответить на эти вопросы, по сути дела, и есть поиск национальной идеи. Еще лет десять назад это понятие было достоянием в основном историков, философов, литераторов, занимавшихся преимущественно русской историей, русской философией, русской литературой. И это естественно, ибо на протяжении всего XIX в., а особенно ближе к его концу эта идея и основанный на ней поиск особого пути России болезненно интересовали русскую интеллигенцию, русских писателей и философов, бывших рупором наиболее прогрессивной части российского общества. Именно в этой среде родилась гениальная по краткости и емкости формула В. С. Соловьева: «… идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности»44.
Однако, хотя в конце XIX в. столь изящно-иррациональная формула была самодостаточна и даже вызвала к жизни философский диспут о вселенском предназначении России, длившийся несколько десятилетий, вскоре в истории наступила новая эпоха, вызванная революцией 1917 г., и всех диспутантов, невзирая на их взгляды, выставили за пределы этой самой России. Спустя век, т. е. в наши дни, поиски национальной идеи переместились из сферы философии и литературы в сферу политики, экономики и тесно связанных с ними межнациональных отношений. Теперь ученые и политики ищут ее составляющие компоненты, но национальная идея продолжает ускользать от точных определений. Из множества высказываний на эту тему приведу для примера два определения, данные одно – ученым, другое – политиком.
ТЕПЕРЬ УЧЕНЫЕ И ПОЛИТИКИ ИЩУТ ЕЕ СОСТАВЛЯЮЩИЕ КОМПОНЕНТЫ, НО НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ ПРОДОЛЖАЕТ УСКОЛЬЗАТЬ ОТ ТОЧНЫХ ОПРЕДЕЛЕНИЙ
Ученый – действительный член Академии наук Республики Азербайджан А. Ф. Дашдамиров – рассуждает так: «… национальная идея мне представляется той путеводной нитью, которая на переломном этапе связывает прошлое и будущее нации, выстраивает внешние и внутренние ориентиры ее самосознания, помогает разобраться в самих себе, объединить сознанием этнического сотворчества все слои и поколения этноса». И далее: «Национальная идея – это тот структурный компонент национального самосознания, который привносит в него основанную на определенном идеале целеустановку, опирающуюся, с одной стороны, на потребности практики, а с другой – выражающую то или иное понимание вытекающих из нее задач»45.
Политик – лидер ЛДПР В. В. Жириновский посвятил русской национальной идее целую книгу, назвав ее «Идеология для России», в которой выделил следующие ее составляющие: патриотизм, либерализм, справедливость, демократизм, правопорядок, духовность46. Сами по себе эти слова и стоящие за ними понятия могут вызывать только положительную реакцию у каждого, кому дорога честь страны и народа, к которым он себя относит, если бы при этом не имело место политическое жонглирование ими во имя достижения чисто популистских целей.
Впрочем, только что упомянутый автор прав в другом: если не брать за точку отсчета так называемых русских патриотов с их экстремистскими планами на будущее России, то «русская идея всегда включала и включает в себя доброе и равное сожительство русских со всеми иными национальностями и этносами, проживавшими и проживающими в Российском государстве. В этом смысле русская идея – синоним российской идеи, то есть идеи всех россиян, не отделяющих свою судьбу от судьбы русского народа»47.
И опять-таки это скорее общие рассуждения на тему, нежели конкретная формулировка. В связи с этим нельзя не признать правоту К. Г. Красухина, считающего, что формулировать надо не саму идею, а принцип подхода к ее созданию, в котором главное то, что национальную идею нельзя привнести извне, она должна соответствовать существующим у данного народа идеологическим и психологическим стереотипам, она должна опираться на уже имеющуюся систему ценностей и, наконец, не должна быть слишком заумной по формулировке. Всякая же попытка начинить национальные идеи конкретным содержанием сразу же доказывает «элементарность и банальность этих идей», ибо в них заложены простые, базовые житейские понятия48. И если раскрыть их содержание, сразу окажется: то, чем жил всегда данный народ и что было заложено в его систему ценностей (труд, гордость за свою историю и культуру, нравственный кодекс общества, почитание предков, стремление жить в разумном равновесии с природой), и есть тот стержень или, если хотите, национальная идея, которая создает предпосылки для того, чтобы не потеряться и не раствориться в сложном современном мире с его попытками все унифицировать и стандартизировать. Иными словами, речь идет об осознании каждым народом своего исторического, культурного, экономического и политического потенциала и стремлении к его максимальной реализации, особенно остро воспринимаемом на сломе (смене) исторических эпох.
ВСЯКАЯ ЖЕ ПОПЫТКА НАЧИНИТЬ НАЦИОНАЛЬНЫЕ ИДЕИ КОНКРЕТНЫМ СОДЕРЖАНИЕМ СРАЗУ ЖЕ ДОКАЗЫВАЕТ «ЭЛЕМЕНТАРНОСТЬ И БАНАЛЬНОСТЬ ЭТИХ ИДЕЙ», ИБО В НИХ ЗАЛОЖЕНЫ ПРОСТЫЕ, БАЗОВЫЕ ЖИТЕЙСКИЕ ПОНЯТИЯ