160. Стало быть, спутники Лхамо свидетельствуют о тотемистических чертах ее образа. Кровожадным чертам Лхамо, всему ее мрачному облику пожирательницы собственных детей, ее иконографическим атрибутам в виде зажатого в одной из рук сердца, ожерелья из черепов и т. д. вполне соответствуют параллели из практики культа богини Кали. Последняя также изображается с ожерельем из черепов, стоящей на поверженном Шиве. В числе прочих ее черт – особое покровительство войнам и воинам, что требует окропления знамен и оружия священной кровью принесенных в жертву животных. Такую кровавую жертву Кали в виде ритуального убиения черных козлов и черного буйвола описывает Небески-Войковитц, наблюдавший ее в 1951 г. у гуркхов Дарджилинга161. Кровавая жертва Кали совершается и в праздник ее аватары
Дурги, также супруги Шивы. Праздничному яркому почитанию Дурги в Индии, разукрашиванию ее статуй цветами, торжественной церемонии их оживления предшествуют кровавые искупительные жертвы в храмах Кали, очищение кровью жертвенных животных162. Зато в поклонении самой Дурге даже самый невинный намек на какое-либо убийство вызывает резкую враждебность. Дж. Пипер, фотографировавший отдельные сцены праздника Дурги в Калькутте, пишет, что он был изгнан из храма за то, что его фотоаппарат был заключен в кожаный футляр, а это свидетельствовало о когда-то совершенном умерщвлении животного163.
ДЖ. ПИПЕР, ФОТОГРАФИРОВАВШИЙ ОТДЕЛЬНЫЕ СЦЕНЫ ПРАЗДНИКА ДУРГИ В КАЛЬКУТТЕ, ПИШЕТ, ЧТО ОН БЫЛ ИЗГНАН ИЗ ХРАМА ЗА ТО, ЧТО ЕГО ФОТОАППАРАТ БЫЛ ЗАКЛЮЧЕН В КОЖАНЫЙ ФУТЛЯР, А ЭТО СВИДЕТЕЛЬСТВОВАЛО О КОГДА-ТО СОВЕРШЕННОМ УМЕРЩВЛЕНИИ ЖИВОТНОГО
В ламаистском пантеоне много женских божеств, но ни одно из них не является столь рельефным и выразительным, имеющим столь сильное самостоятельное звучание, как Лхамо. Прочие женские божества являются, как правило, ипостасями, спутницами мужских божеств пантеона (будд, бодхисаттв, идамов и т. д.). Женские божества, таким образом, играют второстепенную роль, хотя и считается, что мужские божества обретают свою подлинную силу лишь в соединении со своей женской половиной в том самом изображенном натуралистически, но толкуемом символически инкоитальном положении (jab-jum), когда мудрость (праджня) в виде женского начала соединяется с методом (упайя) в виде мужского начала, создавая тем самым для тех, кто экс-татически созерцает или практически воспроизводит их, возможность пробуждения внутренних сил на пути к просветлению.
БОЛЕЕ ТОГО, МУЖЧИНАМ, ЗАНИМАВШИМСЯ РЕЛИГИОЗНОЙ ПРАКТИКОЙ, РЕКОМЕНДОВАЛОСЬ ВЫЯВИТЬ, РЕАЛИЗОВАТЬ, РАЗВИТЬ В СЕБЕ ЖЕНСКОЕ НАЧАЛО, ИБО ИМЕННО ОНО ЕСТЬ НАЧАЛО НАЧАЛ
Распространенность такого рода изображений Л. Дживака объясняет низведением глубины мысли ваджраяны до уровня сознания тех, чья религия не идет дальше поверхности164. Для посвященных существует символическая трактовка этого союза: метод изображается через ваджру, прикрепляемую золотым кольцом к правой руке, мудрость изображается в виде колокольчика, прикрепляемого кольцом к левой руке165. Той же цели служат определенные мудры166. Это лишь реликты былого могущества женщин в материнско-правовой структуре общества и его отражения в первобытных воззрениях на природу, когда ведущим было женское начало, вездесущая, всемогущая, проявляющая себя во всем богиня-мать, а все мужское было второстепенным, подчиненным, проявлявшимся в лице ее спутника-супруга. В религиозной практике это соответствовало натурализму ранних тантристов, рассматривавших вселенную как результат слияния мужского пуруши и женского пракрити начал с преобладанием женского начала до такой степени, что мужское практически предавалось забвению167. Более того, мужчинам, занимавшимся религиозной практикой, рекомендовалось выявить, реализовать, развить в себе женское начало, ибо именно оно есть начало начал. Для этого даже была разработана целая система психофизических упражнений йога-садхана168. Тантрийская школа сахаджа, отколовшаяся от махаяны в XVI в., рекомендует в своих священных книгах желающим достичь состояния бодхи (просветления) предаваться каме (вожделению), имеющей пять форм (панча кама), а довести накал страстей до предела способна только женская природа169. Возможно, что именно такого рода воззрения, уходящие корнями в глубь веков, легли в основу женоподобного иконографического облика будд.
Тантрийский буддизм Тибета восходит к тантризму аборигенного населения доарийской Индии. Он возрождает в своей практике дуалистическое (сочетание мужского и женского) начало мира, но уже с преобладанием мужского и с подчинением ему женского, с приданием всему комплексу сложной метафизической трактовки.
Встречающиеся в литературе факты не метафизической, а натуралистической сексуальной практики в буддизме имеют параллели в виде широко распространенного у многих народов (тибетцев, японцев, уйгуров, камбоджийцев, филиппинцев и др.170) обычая дефлорации девушек жрецами (отнюдь не только буддийскими, но также даосскими, мусульманскими, христианскими и др.), обычая, который должен был обязательно совершаться в определенном возрасте и предшествовать выходу девушки замуж, иначе она и ее родители навеки покрывались позором. Этот обычай, принявший в поздние времена самые разнообразные формы – от jus primae noctis (права первой ночи) до возникновения оплачиваемой должности профессионалов-дефлораторов, восходит к древнейшему страху перед кровотечениями, ибо через кровь в человека попадает злой дух, и стремлению обезопасить себя от него путем совершения этой церемонии жрецом.
В ходе эволюции образа богини-матери отдельные ее черты и функции были перенесены на самостоятельные божественные образы. Наиболее ответственные функции, такие как создание мира, управление временем, погодой, перешли в руки божеств мужского пола. За женскими божествами были сохранены функции покровительства продолжению человеческого рода, браку, семье, детям. Довольно отчетливо можно проследить этот процесс на примере богини-прародительницы китайцев Нюйва (она же богиня-сваха, покровительница браков, родов, детей). В день весеннего праздника оживления природы и наступления нового сельскохозяйственного года устраивалось празднество в ее честь: заключались браки, к богине обращались с мольбой о потомстве. Нюйва вначале почиталась как всеобщая прародительница, а позднее, в доиньскую эпоху, она осталась таковой только у племени ся в среднем течении Хуанхэ171. К этому времени культ единой матери-прародительницы постепенно сменяется представлениями о матерях-родоначальницах племен. На наиболее ранней стадии культа Нюйва изображалась в виде полуженщины-полузмеи172, что несет на себе двойную символику: почитания змеи как тотема и отражения ее взаимосвязи с культом плодородия, а стало быть, и богини-матери, что свойственно многим народам земного шара173.
В ходе дальнейшей трансформации образа Нюйва превратилась в младшую сестру и одновременно жену первочеловека Фуси, от них и произошло остальное человечество174. Такой статус Нюйва был официально узаконен конфуцианством175.
Одна из функций богини-матери получила самостоятельное звучание в образе богини утренней зари. В «Ригведе» – это Ушас. А. А. Зарубин, проанализировавший гимны «Ригведы» с точки зрения тех черт, которыми в них наделена богиня утренней зари, выявил следующие ее функции: она наделяет мужчин оплодотворяющей силой, творит новую жизнь, ускоряет возмужание детей, наделяет их геройским духом, исцеляет людей от болезней, продлевает их жизнь, она хозяйка времени – она старит людей, лишает их жизни, посещает потусторонний мир; она покровительница скота, приносящая богатство и счастье. Наконец, она же мать солнца (бога Сурьи). Впрочем, иногда она изображалась не как его мать, а как дочь, жена или возлюбленная176. «Ригведа» же называет Ушас дочерью неба, сестрой богов, иногда же матерью богов и владычицей вселенной177. Все перечисленные функции богини утренней зари почти отождествляют ее с образом богини-матери.
Анализ образов ряда мужских божеств ламаистского пантеона также выделяет в их облике пласты, восходящие к культу природы.
Белобородый старец (Пехар – в Тибете, Цаган-Убу-гун – в Монголии), имеющий свое иконографическое воплощение, непременный участник цама. Мифология Тибета рисует его как демона религии бон, укрощенного Падмасамбхавой и превратившегося в предводителя всех земных защитных божеств ламаизма178.
Проживающий в монастыре Нэчунг оракул Пехара еще в сравнительно недавнем прошлом считался государственным оракулом Тибета, к предсказаниям которого прибегали в случаях государственной важности, когда на карту ставились интересы страны. Известны случаи смещения оракулов со столь высокого поста, если реальные события не совпадали с их предсказаниями179.
З. Хуммель прослеживает и ряд более древних черт образа Пехара, на основании которых возводит его в число наиболее архаических божеств Евразии. Изображение его в голубой мантии, в сопровождении собак и волков увязывается с ролью проводника душ, ушедших в загробное царство. Более позднее изображение Пехара с белым львом указывает на его связь с культом гор как местом пребывания богов и происхождения ряда родов, а белый лев ассоциируется со львом снегов, популярным в тибетской мифологии. Позднее Пехар стал изображаться верхом на яке (яки считались формой проявления некоторых горных божеств), а еще позднее – уже верхом на белой лошади. В свиту Пехара входят кроме животных несколько божеств, в числе которых жена Пехара, чье имя указывает на связь со звездным небом, а также злое планетное божество Раху (Rahu). Подытоживая все эти символы и черты, З. Хуммель приходит к выводу, что Пехар восходит к группе божеств погоды и небесного пространства