355.
Особо следует остановиться на Цаган сульдэ и Хара сульдэ, Белом и Черном знаменах Чингис-хана, олицетворявших его воинскую доблесть и мощь. Культ сульдэ как гения знамени более древен, чем культ Чингис-хана, и восходит к почитанию племенных штандартов у древних монгольских кочевников356. Существовали обряды «завораживания бунчуков», приносились кровавые жертвы Черному знамени, ежегодно устраивались праздники освящения Белого знамени, рассматривавшиеся как залог процветания народа и страны. Ныне Цаган сульдэ и Хара сульдэ как исторические реликвии занимают свое место в Центральном музее г. Улан-Батора, но они не стерлись еще в народной памяти как объекты когда-то существовавшего культа. Известны и другие знамена-сульдэ, почитавшиеся в связи с их принадлежностью какому-либо историческому лицу. Таковы Алаг сульдэ (Пестрое знамя) Лигдан-хана чахарского, последнего великого хана Монголии, боровшегося за ее независимость с маньчжурской династией Цин. Ц. Жамцарано отметил это знамя среди ордосских святынь. Араты Халхи чтили знамя Шидырвана Цэгунджаба, хотогойтского князя, возглавлявшего в 1755–1758 гг. антиманьчжурское восстание. Культ сульдэ и представление о военной доблести их владельцев до сих пор неотделимы в народной памяти.
Изложенный выше материал затрагивает лишь некоторые аспекты взаимоотношений шаманства и буддизма в Монголии, так как охватить этот вопрос более полно не позволяют рамки одной статьи. Кроме того, сбор полевого этнографического материала по религии у современных монголов дает возможность проследить лишь ее остатки, реликты ее былого могущества в идеологии, в быту, в любой сфере материальной и духовной жизни.
Исследователи монгольского шаманизма Б. Ринчен, Ч. Далай, С. Пурэвжав, Ч. Бауден, В. Диосеги, В. Хайсиг не раз отмечали наличие двух территориальных зон во взаимоотношениях шаманизма с ламаизмом: восточной, где ламаизм быстро взял верх над шаманизмом и полностью его вытеснил, и северной и северо-западной, где шаманизму удалось сохранить прочные позиции вплоть до первой четверти XX в. и где влияние ламаизма носило весьма поверхностный характер357. Здесь синтез шаманской и ламаистской практики пошел по линии модернизации шаманства – ритуального инвентаря, шаманской иконографии, костюмов. Таковы, например, онгоны с элементами ламаистских украшений в «домах духов» (онгудын асар) в Прихубсугулье, описанные Б. Ринченом358. Таков костюм дархатской шаманки из коллекции Музея антропологии и этнографии в Ленинграде, описанный К. В. Вяткиной359. Как уже говорилось в начале статьи, процессы взаимодействия ранних и поздних форм религии и выработки нейтральных норм культа, представляющих собой не столько отрицание поздним пластом более раннего, сколько усвоение и переработку первым второго, характерны для эволюции всех религий вообще. История ламаизма в Монголии как нельзя более конкретно иллюстрирует этот процесс. И хотя по совершенно аналогичной схеме развивались отношения ламаизма и шаманизма у бурят, калмыков, тувинцев, особенности народных верований каждого из этих народов привели к созданию у каждого из них своей особой формы ламаизма с присущей только ему национальной спецификой. Наиболее отчетливо она прослеживается при сопоставлении полевого этнографического религиоведческого материала. Тем не менее такая «национальность» форм ламаизма не мешает говорить о нем как о религии в целом, особой форме северного буддизма, имеющей общие черты и закономерности развития у всех народов, ее исповедующих.
О семантике некоторых предметов ламаистского культа
(опубликовано: Сборник Музея антропологии и этнографии, XLI. Корейские и монгольские коллекции в собраниях МАЭ. Л.: Наука, 1987. С. 137–148)
В собрании Музея антропологии и этнографии (далее – МАЭ) насчитывается несколько десятков коллекций предметов ламаистского культа, поступивших в основном в период с 80-х гг. XIX в. до 50-х гг. XX в. Среди них – коллекции, полученные от частных лиц – Н. М. Ядринцева (№ 521, 1887 г.), В. В. Птицына (№ 220, 1893 г.), Николая II (№ 313, 1893 г.), Э. Э. Ухтомского (№ 187, 1889 г.), Г. М. Осокина (№ 509, 1899 г.; № 510, 1900 г., им подарено Музею в общей: сложности 12 коллекций), Б. Б. Барадийна (№ 1057, 1905 г.), В. П. Васильева (№ 1826, 1907 г.), Л. А. Амстердамской (№ 4098, 1929 г.); коллекции, собранные специальными экспедициями МАЭ (№ 4182, 1930 г.; № 4698, 1940 г.);: наконец, коллекции, полученные в дар от других музеев СССР – Музея искусства народов Востока в Москве (№ 5942, 1950 г.), Пушкинского дома в Ленинграде (№ 2962, 1924 г.) и др. Разумеется, число предметов в коллекциях различно: от нескольких единиц (три предмета в коллекции № 1921) до нескольким сотен (985 предметов в коллекции № 4698, 641 предмет в коллекции № 5942), круг собирателей и дарителей очень разнообразен. Это, например, один из крупнейших буддологов России акад. В. П. Васильев, бурятский ученый и крупный деятель обновленческого движения Б. Б. Барадийн, почетный гражданин г. Кяхты Г. М. Осокин, император Николай II и др. В задачу нашей статьи отнюдь не входит описание этих коллекций в целом. Мы остановимся лишь на нескольких предметах и постараемся определить их место в культовой практике буддизма.
В МАЭ хранится комплект из восьми предметов (№ 1396–1–8; рис. 8), обозначаемый в буддологической литературе разными, но близкими друг к другу терминами: «восемь драгоценностей», «восемь эмблем славы», «восемь благоприятных символов», «восемь знаков счастья», «восемь жертв» (санскр. astamangala, тиб. bkra-sis rtags-brgyad, монгол. лзийтэ найман тэмдэг, найман тахил). Приводим перечень этих предметов:
1) зонт (№ 1396–1);
2) две золотые рыбы (№ 1396–2);
3) драгоценный сосуд с напитком бессмертия (№ 1396–3);
4) цветок лотоса (№ 1396–4);
5) раковина, спиралью закрученная вправо (№ 1396–8);
6) бесконечная нить, или узел, не имеющий начала и конца (№ 1396–5);
7) штандарт победы (№ 1396–6);
8) колесо с восемью спицами (№ 1396–7).
1
2
3
4
5
6
7
8
Рис. 8. Восемь эмблем славы
Обычно их перечень дается именно в такой последовательности360, хотя порою кое-какие предметы меняются местами. Тибетский список Л. А. Уоддела выглядит так: рыбы, зонт, раковина, узел, штандарт, ваза, лотос, колесо361. Восемь сокровищ китайского буддизма, по К. Уильямсу, идут друг за другом в следующем порядке: колесо Закона, раковина, зонт, флаг, лотос, сосуд, рыбы, мистический узел362. А монгольский список А. М. Позднеева таков: зонт, золотые рыбы, белая раковина, лотос, драгоценный сосуд, нить счастья, штандарт, тысячерадиусное колесо363.
СОГЛАСНО БУДДИЙСКОЙ ЛЕГЕНДЕ, БОГИ ПРЕПОДНЕСЛИ ЭТИ ВОСЕМЬ ДАРОВ БУДДЕ ШАКЬЯМУНИ ПОСЛЕ ДОСТИЖЕНИЯ ИМ СОСТОЯНИЯ ПРОСВЕТЛЕНИЯ (БОДХИ)
Что же собственно означают эти восемь драгоценностей, символов или эмблем? Согласно буддийской легенде, боги преподнесли эти восемь даров Будде Шакьямуни после достижения им состояния просветления (бодхи). Эти же восемь знаков, вписанные в контур стопы, представляют собой устойчивое мифологическое понятие «печать стопы Будды». Наиболее часто встречаются такие формы изображения восьми эмблем: рисунок, цветной или контурный, на бумаге, на стенах храмов или вырезанные из дерева небольшого размера фигурки. Все они изображаются стоящими на цветке лотоса. Весь комплект полностью приносится в виде жертвы Будде и учителям – наставникам ламам. В каждом действующем ламаистском храме они входят в обязательный алтарный реквизит.
Рассматриваемые нами восемь предметов из коллекции № 1396 представляют собой деревянные клише-трафареты, с которых краской делались отпечатки на бумаге или ткани. Порода дерева мягкая, цвет древесины светлый. Резьбой покрыта только одна сторона дощечек, тыльные стороны гладкие. Комплект получен Музеем в 1908 г. в дар от С. М. Дудина, который приобрел его в столице Монголии Урге (ныне Улан-Батор). Размеры всех восьми предметов следующие: первого – 11,6 5,6 см; второго – 11,3 8; третьего – 10,6 6,7; четвертого – 11 5,7; пятого – 10,6 6,1; шестого – 11,3 6,4; седьмого – 11,3 6,3; восьмого – 11,2 6,7 см. Как видим, некоторая разница в длине и ширине предметов имеется, однако она незначительна и вполне естественна при ручной работе, а что каждый из них вырезался вручную мастером, не вызывает сомнения. В Монголии, откуда привезена эта коллекция, их названия бытуют на двух языках – тибетском и монгольском: (– тиб. дугар (gdugs-dkar), монг. цагаан шγхэр; рыбы – тибет. серия (gser-na), монг. алтан загас; сосуд (ваза) – тиб. бумба (bum-pa), монг. бумба; лотос – тиб. падма (pad-ma), монг. линхуа; раковина – тиб. дунгар(dung-dkar), монг. цагаан лавай; узел (или какой-либо иной символ) счастья – тибет. пал-бэу (dpal-beou, дословно: счастливый теленок), монг. элзийутас; знамя победы – тибет. жалсан (rgyal– mtshan), моиг. члгуусаны чгшэг; колесо – тиб. хорло (κ'or-lo), монг. хγрд.
Комплект «восемь эмблем славы» представляет собой определенную структурную единицу в системе буддийской культовой практики монголов, и в каждом из восьми предметов заложен определенный философский подтекст: зонт защищает от злых помыслов; две рыбы символизируют счастье и единство; ваза, наполненная напитком бессмертия, – сокровищница благих желаний; лотос – символ божественного происхождения и залог спасения; закрученная вправо раковина – символ блаженства; узел – мистический символ бесконечного цикла перерождений; штандарт – победоносное знамя, водруженное на вершине горы Меру, центра буддийской вселенной; колесо с восемью спицами – символ восьмеричного пути к просветлению364. Небезынтересен вопрос, почему этих эмблем именно восемь и какова вообще роль числа 8 в контексте буддийской культуры.