Дэйв, к его чести, сказал только:
– Никто не знает, Чет.
Он был многим обязан Дэйву, и на его плечах до сих пор висел груз ответственности, избавиться от которого ему не удастся никогда. Его единственная попытка вернуть Дэйву долг обернулась провалом: Мириам уже была в самолете, а детективы думали, что у них есть преимущество и что если все это не сработает, они вызовут Джейн Доу в суд и докажут, что она лжет, с помощью анализа крови или эпителиальных клеток ее матери. Да, всем будет лучше, если они разоблачат эту женщину до приезда Мириам.
– Хорошо, я составлю вам компанию, – сказал наконец Честер. – Вмешиваться не буду, а просто посмотрю и послушаю, а вы в случае необходимости сможете посоветоваться со мной. Но для начала мне нужно поесть и накачаться кофеином. К тому же день будет долгим, а я люблю вздремнуть после приема пищи.
Он знал, что этим своим «приемом пищи» дает Нэнси повод для насмешек. Позже она наверняка посмеется со своими коллегами в департаменте: «Он не мог сказать «после обеда», как нормальный человек, ему нужно было сказать именно «после приема пищи». Когда он еще работал в полиции, намеренно позволял другим время от времени подтрунивать над собой, давал им повод пародировать его манеры, его напыщенность.
Подозрительность и даже враждебность коллег в отношении его работы в полиции ставили его в тупик. Все лучшие детективы любили свою работу и гордились ею. Они тоже могли бы зарабатывать больше денег, занимаясь другими делами, но выбрали работу в полиции. И Чет делал то же самое, только его любовь к работе была более искренней. Но другие полицейские этого так и не поняли. Они просто не могли доверять парню, который не нуждался в расчетном чеке в конце недели. И эта розовощекая девушка не была исключением. Прямо сейчас ей требовалась его помощь, или, по крайней мере, она так думала. Но когда все закончится, Нэнси будет издеваться над ним за его спиной. Ну и пусть. Он пошел бы и не на такое ради Дэйва… и Мириам.
Интересно, как теперь выглядит Мириам? Сколько седины в ее волосах? Сказалось ли мексиканское солнце на ее оливковой коже?
Глава 29
Отсутствие штампов в паспорте напомнило Мириам, что она вот уже пятнадцать лет никуда не выбиралась. Она почти не покидала Сан-Мигель, не говоря уже о Мексике вообще. По правде говоря, в последний раз Мириам была в Штатах задолго до одиннадцатого сентября, но вряд ли заметила бы перемены, если бы намеренно не обратила на них внимания. Прохождение таможни в Даллас/Форт-Уэрте[39] не было особо приятной процедурой даже в лучшие времена. Мириам не удивилась, как грубо с ней разговаривали, как внимательно рассматривали сначала ее саму, а затем ее фотографию в паспорте, срок действия которого истекал только через год.
Она стала гражданкой США в 1963 году – тогда это все для нее упрощало. Что бы кто ни думал, гражданство нельзя получить автоматически после вступления в брак. Пожалуй, если бы не девочки, то Мириам так и не изменила бы свое гражданство. Даже в 1963-м она чувствовала, что не должна становиться «американкой», как беззаботно называют себя жители Соединенных Штатов, – словно ни одной другой страны в этом полушарии не существует. Но она все-таки пошла на это, в первую очередь ради семьи.
– Какова цель вашего визита в Соединенные Штаты? – спросила на одном дыхании сотрудница за регистрационным столиком. Это была негритянка лет сорока. Она, казалось, настолько устала от своей работы, что ей требовались огромные усилия, чтобы удержать свой массивный зад на высоком стуле.
– Э-э-э… – Мириам заколебалась всего на долю секунды, но женщина, похоже, именно этого и ждала так долго. Она внезапно выпрямилась на стуле, и ее глаза сузились.
– Какова цель вашего визита? – повторила она более размеренным тоном. Цель ви-зи-та.
– Что ж, я… – Мириам вовремя вспомнила, что не обязана была рассказывать этой женщине всю историю своей жизни. Не обязана была рассказывать, что ее дети пропали тридцать лет назад и считаются мертвыми, а теперь, когда она уже давно потеряла надежду, одна из ее дочерей все-таки может быть жива. Не должна была рассказывать об интрижке с Баумгартеном, о разводе, о переезде сначала в Техас, а затем в Мексику, о смерти Дэйва… Не должна была объяснять, зачем ей американское гражданство, почему она вернула себе после развода девичью фамилию и даже почему выбрала именно Сан-Мигель-де-Альенде. Эта жизнь принадлежала ей и никому больше, по крайней мере пока. В ближайшие двадцать четыре часа все еще могло измениться: она снова могла стать главной героиней местных новостей и каждый второй мог начать обсуждать подробности ее истории.
Достаточно было сказать только:
– По личному делу. Семейные обстоятельства. Родственница попала в аварию.
– Мне жаль, – ответила женщина. – Это ужасно.
– О, ничего серьезного, – заверила ее Мириам, после чего собрала вещи и отправилась в терминал внутренних авиалиний, где ей еще предстояло убить четыре часа до вылета в Балтимор.
– Ничего серьезного, – сказал ей сержант накануне вечером, как только она оправилась от шока. Услышав новость, Мириам остолбенела и потеряла всякие ориентиры, словно человек, брошенный в глубокую холодную реку с быстрым течением. Ей понадобилось несколько минут, чтобы собраться с силами и выплыть на поверхность, где она смогла снова задышать полной грудью и добраться до ближайшего берега. – Я имею в виду аварию, – пояснил ее собеседник. – А вот заявления, которые она сделала, очень серьезные.
– Мне придется лететь весь день, но добраться к вам я смогу только завтра вечером – и то если улечу первым же рейсом, – сказала Мириам. Она плакала, но мысли ее оставались ясными, а голос – твердым. В уме она уже пролистывала список своих знакомых в Сан-Мигеле, которые могли бы ей помочь. В частности, там был один хороший отель, менеджеры которого уже давно привыкли работать с богатенькими клиентами и выполнять их внезапные прихоти. Возможно, они смогут забронировать ей билет. Деньги не проблема.
– Честно говоря, вам лучше подождать… – отозвался полицейский. – Понимаете ли, мы не уверены…
– Нет, нет, я не смогу ждать… – запротестовала Мириам и вдруг все поняла. – Думаете, она лжет?
– Мы считаем, что она чертовски странная женщина, но ей известно такое, что может знать только посвященный человек. Сейчас мы разрабатываем новый план действий, но ни в чем не уверены наверняка…
– Даже если эта девушка не моя дочь, она почти наверняка что-то о ней знает. А как насчет Санни? Она что-нибудь рассказала о своей сестре?
Пауза. Эдакая могильная пауза, по которой Мириам поняла, что у мужчины на другом конце провода тоже были свои дети.
– По словам этой женщины, ее убили вскоре после похищения.
За пятнадцать с лишним лет, которые Мириам прожила в Мексике, она ни разу не страдала от расстройства желудка, но в этот момент почувствовала острую режущую боль внизу живота – первый признак диареи. Из всего того, что она представляла себе в последние тридцать лет – найденные могилы девочек, арест убийцы в конце этой истории и, конечно же, где-то в глубине души возвращение сестер домой, – она никогда не думала о подобном исходе. Одна вместо двоих? Ей казалось, будто ее тело сейчас разломится надвое под тяжестью столь полярных чувств. Хизер жива, и она получит долгожданные ответы спустя все эти годы. С другой стороны, Санни мертва, и это нагоняло на нее ужас. Мириам посмотрела в зеркало с жестяной рамкой, которое висело над простеньким туалетным столиком из сосны. Она ожидала увидеть, что ее лицо разделилось надвое: на одной его половине застыла маска комедии, на другой – трагедии. Но она выглядела как обычно.
– Я приеду так быстро, насколько смогу, – заявила она.
– Выбор, конечно, за вами. Но вы, возможно, захотите, чтобы мы для начала сами все проверили. Один мой детектив сейчас в Джорджии, выполняет кое-какое поручение. Не хочу, чтобы вы проделали весь этот путь, просто чтобы…
– Послушайте, есть только два возможных исхода. Первый: она моя дочь, и в этом случае я должна приехать как можно скорее. Второй: она не моя дочь, но ей что-то известно и она пытается воспользоваться этим знанием, только непонятно зачем. Если это так, я хочу поговорить с ней. К тому же я узнаю ее. Как только увижу, я сразу все пойму.
– И все же один день ничего не изменит… – Полицейский не хотел, чтобы она приезжала ни под каким предлогом, по крайней мере, не сейчас, но это лишь усилило решимость Мириам прилететь в Балтимор как можно скорее. Дэйв мертв, и вся ответственность теперь лежала на ней. Она поступит так, как поступил бы Дэйв, будь он еще жив. Она была у него в долгу.
Теперь же, спустя менее двадцати четырех часов, волоча свой багаж мимо отвратительных магазинов в аэропорту, Мириам уже не была так уверена в том, что поступила правильно. А что, если она не узнает дочь? Что, если желание видеть Хизер живой заглушит материнский инстинкт? Что, если у нее вообще не было этого пресловутого материнского инстинкта? Всегда находились те, кто твердил ей это, – люди, которые бездумно и бесчувственно принижали ее возможности, потому что она не была биологической матерью девочек. А вдруг они были правы и Мириам действительно недоставало каких-то важных родительских инстинктов? Может быть, то, что она так привязалась к чужим детям, только подтверждало это?
Когда-то у них была трехцветная кошка, превосходная мышеловка. Ее стерилизовали, и у нее никогда не было котят. Но однажды она нашла в вещах Хизер маленькую игрушку – ужасного тюленя, сделанного из натурального меха. Этого тюленя подарила Хизер бестолковая мамаша Дэйва, и если бы это не было подарком его матери, он ни за что не разрешил бы Хизер его оставить – ведь он заставил Мириам избавиться от бобровой шубы, которую ей прислала из Канады бабушка, и поступил вполне оправданно. Но для Флоренции Бетани он всегда делал исключения. Так вот, кошка, Элеонор, нашла этого тюленя и приняла его за своего котенка. Она переносила его за шкирку, постоянно вылизывала и шипела на каждого, кто пытался его отобрать. В конце концов она испортила его, слизав своим шершавым языком всю шерсть и превратив его в отвратительный непонятный комочек.