О чем молчат твои киты — страница 27 из 41

Простите, если это звучит как-то грубо или невежливо. Вам, наверное, неприятно, когда напоминают, мне бы точно было. Я помню, у меня ячмень однажды вылез, так я из дома не могла выйти. Все только на него и пялились, а это реально бесит. А у вас не ячмень, у вас вообще жуть какая-то. Я никого раньше не видела с раком, дурацкое слово какое-то. Лучше онкология.

Хотя нет, ни фига не лучше.

Кароче, не суть.

Опять я что-то не то несу.

У нас в классе был мальчик один. Юра Трофимов. До третьего класса с нами учился, а потом во Владик с родителями переехал. Ну, во Владивосток, вы поняли, наверное. Так он был хромой, от рождения. Одна лапа, ну то есть нога, короче второй у него. А так, чтобы с раком, как у вас, таких не видела еще. Я бы не знаю, что с собой сделала, если бы узнала, что у меня…

Это так отстойно, наверное.

Простите, не вы в смысле, а то, что у вас… сама болезнь, кароче… я не знаю, нафиг они айфоны эти придумывают, когда тут такое. Не в смысле, что айфоны – фигня полная, а в смысле – что, как можно чем-то другим заниматься, когда надо всем объединиться, и в первую очередь придумать, как побороть эту болезнь.

Я тут глянула стату, так пипец, столько народа из-за него умирает.

Сорри, сорри, сорри.

Вам, наверное, неприятно, когда про смерть.

Я как-то ровно. Но я – это я. У меня и рака нет.

Кароче, как-то вабще неделикатно получается…

Стереть бы все, но в пятый раз я точно писать не буду.

Мне кажется, я понимаю вас. Не в том плане, а что тоже знаю, что такое отстой.

Блин, родители идут.

Я потом вам еще напишу.

Можете ответить, а можете нет, как хотите, каро».

Не дописала. Не успела, значит. Я перечитал. И ответил.

«Здравствуй, Луиза! Не ожидал получить от тебя сообщение. Конечно, я помню тебя. И да, согласен с тобой, что рак – это отстой, но ты вполне деликатна, и меня не корежит от упоминания о нем. Пока что, по крайней мере. С лекарством и айфонами согласен. Тоже не понимаю, как можно заниматься другим, когда такие серьезные проблемы не решены.

Видел вас в новостях, влетело вам, наверное, по первое число. Ты пиши, спрашивай, если что-то интересно. Мне тоже интересно.

А по поводу моих слов, ты тоже права, в них ничего особенного. Просто вы меня тогда реально выбесили».

И нажал отправить.

Почитал новые комментарии.

Нарисовал на обоях китов, поющих дуэтом.

Проблевался.

Выпил таблеточки.

Послушал Тома Йорка.

Вспомнил Несси.

Погрустил.

Почитал самые новые комментарии.

А счет пополнился еще. Неплохо, совсем неплохо. Некоторые месяц спины гнут за такие зарплаты. А тут стабильно падает. Более того, один парнишка написал, что у него дядька какой-то начальник в МЧС, и он может взять с собой – покататься на вертолете.

Отлично, еще одна цель из списка практически осуществлена. Из вертолета, надеюсь, никто выпрыгивать не станет, иначе это будет уже Хармс с его вываливающимися из окон старухами.

Я ответил:

«Просто шикарно! А когда он сможет взять с собой?»

Сразу же пришло сообщение:

«Да хоть сегодня. Пожары, они щас каждый день на вертолетах летают».

«Отлично! Я за».

«Ок. Подходи тогда к зоопарку. Через час можешь?»

«Могу, а почему к зоопарку?»

«Живу тут рядом. Вместе полетим».

«А как узнать тебя? На аватарках одни картинки».

«Я сам к тебе подойду. Только не возле самого зоопарка, а на Песочной 12. К самому дому подходи, я выйду».

«Ок».

Ну вот, жизнь, можно сказать, налаживается, если бы еще не рак…

Собрался за пять минут, не на свидание же. Сел на трамвай. Народа не много. Нравится мне на трамвае кататься. Едешь себе неторопливо, на город смотришь, мысли в голове перебираешь. А думал о том, что, оказывается, несложно добиться того, чего хочется, нужно лишь правильно попросить. А люди вполне отзывчивы, не один, так другой проявит сочувствие и поможет.

Потом думал о Луизе. Она написала, что знает, что такое отстой. Вот откуда ей это знать? Видно же, что из вполне приличной семьи, не нуждается, родители не ал-каши какие-нибудь, не бандиты и не наркоманы. Сама она не инвалид, под обстрелами не была, из Сирии не мигрировала, ее ошибочно не обвиняли в злостных преступлениях, после которых абсолютно весь мир отвернулся и стал ее ненавидеть, она не была секс-рабыней, не застревала в шахте на глубине пятисот метров. Тогда какой может быть отстой? Кто-то более популярный, чем она? Кто-то более богатый? Кто-то учится лучше, чем она? Или один мальчик, про которого она считает, что он тот самый единственный, не обращает на нее внимания и вообще такое ощущение, что девочками не особо интересуется?

Отстой.

Это даже проблемой не назовешь. Так, мелочи жизни.

Трамвай плавно повернул на перекрестке, а с ним и свернули в сторону мои мысли. Я начал представлять, что меня могло бы довести до самоубийства. Кроме болезни, само собой.

Долги?

Вряд ли.

Травля другими?

Не уверен.

Отсутствие интереса к жизни?

Не в мою смену.

Смерть дорогого человека?

Уже ближе. Но кого?

Я не успел решить, так как трамвай остановился на нужной мне остановке, и надо было выходить.

Уверенным шагом я направился к Песочной. У третьего подъезда стоял невысокий розовощекий парень с копной каштановых волос. Заметив меня, он замахал рукой, приветствуя и приглашая подойти.

Что-то показалось мне странным, но что, я так и не понял.

– Илья, – произнес я, вытягивая ладонь для рукопожатия.

– Угу, – ответил он, – щас домой только заскочим. Телефон забыл.

– А далеко дядька?

– Да не, тут близко.

– Ладно, – сказал я, хотя подумал, что мне-то проще тут подождать, чем идти с ним в квартиру, но почему-то не решился предложить.

Мы подошли к двери, которая в то же мгновение открылась сама, и нам навстречу выскочили два типа спортивного телосложения и с чулками на головах. Они тут же схватили меня и затащили в подъезд.

Я, разумеется, ничего толком не успел сообразить. Все трое начали меня бить, а первый засунул мне шарф вместо кляпа в рот и крепко держал его сзади.

Все, что я мог, – мычать. Но парни обрушили на меня новые удары и велели заткнуться. Было не столько больно (тем более, что я давно сижу на обезболивающих), сколько обидно и неожиданно. Я не понимал, что происходит, кто это, что им от меня нужно и почему мутузят, как грушу? А может, это и есть те страшные типы из «синего кита», о которых трещали подростки? Но откуда они обо мне узнали? И чего стоит ждать? Вряд ли меня будут убивать в подъезде. Для этого есть более укромные и нелюдимые места. Да и какой смысл убивать человека, который и сам может это практически в любой момент сделать? Бить тяжело больного человека – крайне жестоко, это настоящее зверство.

Неожиданно удары прекратились.

– Тихо! – зашипел один из них. И меня уволокли под лестницу.

Оказалось, что кто-то вызвал лифт, и мы пережидали, пока он, она или они спустятся.

«Вот он, мой шанс», – пронеслось у меня в голове, но парни, словно прочитав мои мысли, еще сильнее зажали мой рот и вцепились в руки и ноги.

– Только пикни, – расслышал я у себя над ухом, и вслед за этим леденящее лезвие металла уткнулось мне в шею.

Серьезные ребята.

Вот встрял.

Тем временем лифт доехал до первого этажа. Каблуки женских шпилек зацокали по ступеням. Девушка. Лучше не подвергать риску. Ей рожать еще, да и вообще слабый пол. Злодеи дождались, пока дверь захлопнется, и отпустили мои конечности.

– Хватит с него, – скомандовал тот, что ждал меня на улице.

– Не понимаю, вам что надо от меня? – промычал я сквозь чьи-то пальцы.

– Чего? – не расслышали они.

Пальцы слегка разжались.

– Не понимаю, вам чего надо от меня? – повторил я.

– Не понимает он, – хмыкнул тот, что был по правую руку, по чулку у него поползла большая такая стрелка. Я попытался его разглядеть, но не смог. Зато увидел у него на тыльной стороне кисти татуировку в виде парящего орла.

– На бабки людей разводишь.

– Ничего я не развожу. У меня реально рак. И вы охренели бить больного человека.

Но вместо ответа еще один крепкий удар прилетел мне ровно в солнечное сплетение. На этот раз обезболивающие не спасли. Резкая боль разнеслась по всему телу, меня даже начало лихорадить.

– У меня – настоящий рак, – из последних сил пролепетал я.

– А у нас – настоящий кредит, – и все трое загоготали.

Вряд ли это «синий кит».

– На вертолетике покататься захотел?

Я не ответил.

– Сколько ты уже собрал? Сотку? Две? Три?

– Да какую сотку? Парни, вы же видели, что я больше пятнадцати и не просил.

– Хорош заливать, – и нож еще глубже уткнулся в шею.

– Я серьезно.

– Серьезный какой, – ухмыльнулся тот, что с татуировкой.

– У меня все на карте. Пойдемте до банкомата, сами убедитесь, там тыщ двадцать, не больше.

– Сколько?

– Двадцать.

Все трое остались недовольны.

– Да гонит он, к гадалке не ходи, – у этого чулок был без затяжек.

Снова удар. За ним второй.

– Вот же мрази вы, – просипел я. Во рту пересохло.

– Ладно, сколько есть, все наше, – заключил тот, что стоял сзади меня. Видимо, мозг и главарь их банды.

Вот тебе и добрые люди.

– А я рассчитывал на седьмой айфон, – расстроился парень с целым чулком и шмыгнул носом.

– Ты и рассчитывал – плохо совместимые понятия, – огрызнулся главарь и обратился ко мне: – пошли до банкомата. Только пикни мне, моргалы выколю.

Они что, советских комедий пересмотрели?

– Понял меня?

– Понял.

– Ждите в тачке, – скомандовал он и подтолкнул меня к выходу.

Во дворе было безлюдно. Как назло. На ватных ногах я прошел несколько шагов, меня шатало.

– Туда, – бандюган поднял левую руку, указывая путь.

К счастью, банкомат оказался в соседнем доме. Как всегда, в сбере была очередь. Кризис в стране, кризис, а возле банкоматов не протолкнуться, я уж не говорю про то, как все продукты скупают перед любыми праздниками.