Но что, что я могу подарить миру?
Стало горько.
Тело резко дало о себе знать. Начало ныть, тяжелеть. Оно словно налилось свинцом, словно атмосферное давление резко повысилось и вдавило меня в кресло автобуса.
Перед глазами поплыли круги, все начало мутнеть.
Бешеный пульс стал отдаваться в висках и на запястьях.
Нет, не позволю, нельзя отключаться! Я сильнее этого чертового недуга!
Тут я заметил парня, того, что со своими товарищами развел меня и заставил снять все деньги с карты. Он был один и сильно напуган, активно размахивал руками и что-то кричал. Его окружила толпа рассерженных людей и начала метелить. Через мгновение уже он лежал на земле и даже не пытался отбиваться, получая все новые и новые мощные удары.
Есть все же справедливость. Я ведь говорил: карма не дремлет.
В глазах слегка прояснилось. Включил телефон:
«Может, уже напишешь про Несси? Или я сама?»
Написал. Мол, пропала хорошая девочка, особые приметы, всем, кто видел, или слышал, или хоть что-нибудь знает, просьба писать в личку или по электронному адресу. Не в таком ключе, конечно, иначе бы еще одного гневного письма от Луизы не избежать. Но чуда не произошло. Лайки, репосты, комменты, но одного-единственного сообщения: «Да это же Несс, вчера с ней только виделись», – так и не появилось.
Я доехал до дома, купил бутылочку «Хугардена», в несколько глотков выпил и практически сразу отрубился, а утром уже сидел в кабинете Сергея Валентиновича. Довольно тучный человек с очень высоким лбом и небольшими, редко посаженными зубами подмигнул мне и принялся изучать карту с историей болезни. Мне понравилось, что он не болтал лишнего, не делал лишних телодвижений, не деликатничал со мной и не был пренебрежителен, словно делал мне одолжение. Все давалось ему просто и естественно, несмотря на вес и размеры. Короче говоря, во всех отношениях приятный человек. Он осмотрел меня, отправил на повторные анализы.
Правда, результаты оказались неутешительными. На мгновение улыбка исчезла с его лица, а затем он честно сказал:
– Порадовать вас, молодой человек, нечем, извините.
– Я и не сомневался, Сергей Валентинович.
Помолчали.
Вот и все. Умерла надежда. А без нее, как известно, и мне рассчитывать не на что.
Опухоль увеличилась. Ни о какой ремиссии и речи быть не могло. Химия бесполезна, радиотерапия тем более. Каких-то новых экспериментальных таблеток, о которых часто упоминают в фильмах, ждать не стоило. Все средства могли лишь оттянуть конец на месяц-полтора. А стоило ли это делать? Доктор напрямую спросил меня об этом. Возможно, не совсем профессионально с его стороны, но вполне логичный и оправданный вопрос. Действительно, что даст мне этот месяц? С каждым днем будет становиться только хуже.
Только хуже.
И хуже,
И хуже, черт возьми!
На что я надеялся?
Надрать раку задницу…
Просто в глубине души я не верил, что все по-настоящему. Это мираж, сон, игра, очередной квест, но только не правда. Только не реальность.
Онколог искренне вздохнул и похлопал меня по плечу. У него не было спасения для меня. Он такой же человек, как и многие. А люди, к сожалению, не всемогущи.
Не было и хороших новостей в соцсетях.
Как сквозь землю провалилась. Ни слуху ни духу. Даже ни намека. Но ведь так не бывает. Не должно быть так. Хотя жизнь упорно доказывает, что именно так и бывает.
– Вы только Луизе ничего не говорите, назовите какой-нибудь препарат, мол, назначили и все такое.
– Договорились.
Я вышел из кабинета, ноги были словно не мои и отказывались слушаться.
В коридоре ждал Валера. Он и привез меня в клинику.
– Ну как?
Я молчал.
– Ну как? – повторил вопрос товарищ.
– Валер, прости меня за все.
– Какой прости? Ты чего? – И вдруг осекся. – Он что? Погоди. Не может быть…
Я развел руками и сел на скамейку. Ноги совсем не хотели или не могли держать.
– Ты же сам сказал, что он крутой доктор.
– Так и есть, наверное…
– Наверное. Пусть тогда назначит лечение. Дорогое, очень дорогое, неважно какое, деньги найдем, деньги найдем, не проблема. Так же нельзя.
Товарищ направился было к кабинету, но я схватил его за руку:
– Не мешай человеку работать!
– Да он не доктор, он шарлатан. Пусть сделает что-нибудь.
– Валер, он сделал уже.
– Что он сделал?
– Все, что мог.
– Отпустил восвояси? – Валера кипел уже от злости. Валера Кипелов.
– Не кричи, мы в больнице.
– Ты больной? – но снова осекся.
– Конечно, больной. Мы оба это знаем.
– Да ты на всю голову больной, идиота кусок! – и захлюпал носом.
Ну вот, снова меня обзывают. Мало мне, конечно.
Тяжело уходить, когда видишь слабость близких тебе людей. Они будут грустить, вспоминая тебя. А что в этом хорошего? Что хорошего в грусти? И снова стал думать, что же я могу дать этому миру?
Валера кинулся обниматься. Сжал меня так, что я чуть не задохнулся. Любитель телячьих нежностей.
– Я слизняк, я чудила, – запел в голове Том Йорк.
Самая подходящая песня для данного момента.
А дома я снова напился. Валера уже больше не бросал укоризненные взгляды. Теперь я вообще волен делать, что захочу. Разве что убивать никого не стоит. Хотя пара сотен человек достойны этого. Вот что стоило бы делать онкобольным: приходить в тюрьмы и выпускать кишки из маньяков и серийных убийц. Пожизненное заключение – слишком мягкое для них наказание. Но никто не решится лишить их жизни. У нас законы такие. Не сказать, что самые плохие, но очень гуманные, чересчур. А те, кому терять нечего, могли бы взять на себя такую ответственность. Впрочем, никто не совершит ничего подобного. И я в том числе.
– Проветрить у тебя не мешало бы, – произнес Валера, допивая очередной стакан виски с колой.
– Не мешало бы, – согласился я.
В комнате прочно засел букет ароматов из рвоты, алкоголя, пота, лекарств и подгорелых сосисок. Так пахнет безысходность. Я открыл окно, но лучше не стало.
– Ладно, фиг с ним, – резюмировал товарищ.
Больше мы не разговаривали. Молча пили, смотрели запись наших спектаклей в кульке и иногда откровенно ржали. Какая наивность, какой дилетантизм, но тогда нам так не казалось. Тогда мы просто учились и радовались жизни.
Я подумал, что надо бы сходить в кулек, в школу, но смысл? Какой смысл держаться за прошлое? Да и меня там уже вряд ли помнят. Вот если бы я стал президентом или основал сеть покруче ВК или одноклассников, тогда меня даже дворники бы вспомнили, а так…
Луиза что-то писала. Я не читал. Механически отвечал:
«Потом,
не сейчас,
завтра,
конечно,
все нормально,
спасибо».
– Нет, все-таки, как тебе песня про дерево? – стал допытываться изрядно набравшийся Валера.
– Неплохо.
– Да при чем тут неплохо? – разозлился товарищ. – Щас я тебе включу.
– Да помню я и так.
– Нет, ты послушай.
И включил.
– А? Не похоже на Цоя как-то.
– Может, и не похоже, хотя есть же у него про алюминиевые огурцы.
– Огурцы совсем про другое, – не унимался Валера.
– Ты серьезно хочешь сейчас поговорить о Цое?
– Да, – коротко и откровенно ответил товарищ.
– Ну, говори, че, хотя мне по состоянию гораздо ближе «Налей мне» «Уматурман».
– Наливаю, не вопрос, – и набухал полстакана виски.
Рассвет мы оба встречали в обнимку с унитазом. В окно лился кроваво-алый теплый солнечный свет, а мы смотрели на, впрочем, не буду описывать данный контраст. Это нормальное для жизни явление. Огромные, роскошные особняки и многоэтажки стоят напротив или в нескольких сотнях метров от унылых полуразваленных избушек, прекрасная четырехзвездочная гостиница вырастает на обломках заброшенного никому не нужного здания, имевшего историческую ценность или даже статус памятника архитектуры, дорогие элитные иномарки народных избранников, выстраивающиеся в ряд перед зданием Дома Советов, и кучка бомжующих, плохо пахнущих, грязных представителей того самого народа, ночующих, если повезет, в приютах, либо на лавочках соседствующего с Домом Советов парка. Продолжать можно долго, только не имеет смысла.
А что действительно имело смысл, так это моя страница в инстаграм, на которой собралось уже больше десяти тысяч подписчиков. Понятно, что с цифрами спортсменов и звезд шоу-бизнеса не идет ни в какое сравнение, но, во-первых, я не стремился к таким показателям, во-вторых, два дня назад их было всего около двухсот человек, а в-третьих, это практически численность населения ПГТ. Удивительно осознавать, что пусть и маленький, но целый городок наблюдает за тобой и не остается равнодушным к твоему существованию и событиям твоей жизни.
Вот только Несси. Все те же лайки, репосты и ни единого намека на ее местопребывание.
А дальше так же стремительно изменилась и вся моя жизнь:
коттедж на Рублевке.
Особняк на Кипре.
Квартира в центре Лондона.
Квартира с видом на Красную площадь.
Замок в Швейцарии.
«Мазерати».
«Порш Кайен».
«Инфинити».
Яхта,
частный самолет,
костюм от Кардена,
часы «Ролекс».
Конечно, не так стремительно и не так успешно, но благодаря чуткости и отзывчивости новичков удалось собрать около шестисот тысяч рублей. Мне уже ни к чему такая сумма, но люди требовали новых фотографий, новых поступков, новых отчетов о моей якобы храбрости. И тогда родилась идея создать фонд для помощи другим смертельно больным людям. Эдакий аналог Make-A-Wish Foundation, с той разницей, что помогать мы будем независимо от возраста, а не только детям. Не знаю, почему никто раньше не организовал ничего подобного или почему деньги собирают только на лечение, а с желаниями (словно он Дед Мороз) – исключительно к президенту. Так или иначе, идея появилась, и нужно было приложить максимум усилий для ее осуществления. Луиза с радостью поддержала мою инициативу:
«А вот это круто! Очень круто на самом деле! Все имеют право на желание, не дурацкий список, как у тебя, а одно заветное. Самое-самое.