Я думал, что такое только в сказках бывает, но нет, все реально. Даже более чем. Ввели какой-то препарат, велели пить таблетки и каждые десять дней являться на обследования.
И вот я уже в белом халате, со мной рядом режиссер объясняет мою роль, я киваю головой, и встаю на нужную точку, и готовлюсь играть, и несколько десятков глаз неотрывно следят за мной, и звучит команда: «Мотор!», и оператор наводит на меня объектив камеры, и, безусловно, дубль оказывается провальным. За ним еще один, и третий, и четвертый. Режиссер бы рвал на себе волосы от злости, будь у него что рвать. Возможно, так он и полысел. Наконец, на пятый дубль я собираюсь и выдаю что-то более или менее годное. Все наблюдают за реакцией режиссера, тот дает отмашку, мол, пойдет, снято. Раздаются негромкие аплодисменты. И я блаженно улыбаюсь. Отлегло. Но это только одна сцена, а таких нужно десять.
Три смены примерно так и прошли. Меньше четырех дублей не снимали. Мой рекорд – тринадцать. Вот тогда я понял, что реальное ничтожество и как сложно быть киноактером. Вот так смотришь на экран, думаешь: «Да ничего особенного, так, как играют наши звезды, может любой». Ага, щас. Я потерял больше двух килограммов. Хотя уже особо терять-то было нечего.
Мечта, конечно, осуществилась. Но, во-первых, не факт, что увижу себя на большом экране, во-вторых, ну на фиг, лучше смотреть кино и верить, что это просто и получится у любого, чем проверить на своей шкуре.
Короче говоря, путь к славе, как ни крути, тернистый.
Лекарство не очень помогало, по крайней мере, в начале. Хотя боли поутихли да и кровяных выделений стало меньше, но незначительно. А нам же нужно все и сразу. Когда долгое время чувствуешь себя так, словно на тебя посадили тяжеленный, загруженный под завязку самосвал, то если его слегка или даже наполовину разгрузить, ты все равно будешь чувствовать на себе самосвал. И никуда от этого не деться. Врачи уверяли, что есть положительная динамика, и это должно было обнадеживать, но я исходил из собственных ощущений, а они твердили об обратном.
А тут еще Луиза решила наехать.
«Привет, типа партнер. Жив-здоров?
Я знаю, что вопрос слегка издевательский, но что-то ты подпропал. Не то, чтобы неожиданно, и я прям вся испереживалась, но у нас вроде как фонд, если ты еще помнишь. Я канечно, понимаю, что после Джорджа Лукаса или с кем ты там зависал? смотреть на остальных никчемных людишек стало не просто, сверху-то вниз, но блин… мы так-то сегодня исполнили пятисотую мечту. Конечно, не сравнится со съемками в кино, но блин…
Не будь скотиной, хоть напиши, как ты и все такое.
Я канечно, видела в инсте, но мало ли, вдруг ты там в котиков плачешь.
Скорее всего нет, но вдруг, вдруг же?
Да?
Да?
Да?»
А про «Дримс» я и правда забыл. Просто все работало как часы, мое присутствие уже не было необходимым, а я как бы пиарил и себя, и фонд, хотя он уже не нуждался в пиаре. Но вот с Луизой точно нехорошо получилось. Она, можно сказать, из-за меня осталась в этом мире, она добилась моего включения в эту программу, которая может и мне спасти жизнь, правда, шансы крайне малы, но все же, а я… Я даже сообщение не мог ей написать за две с лишним недели. Тоже мне, товарищ.
Мне стало дико стыдно, как, наверное, бывает только в детстве, когда мы еще способны искренне раскаиваться в содеянном.
Я написал: «Прости».
Я написал: «Был не прав».
Я написал: «500 желаний – это очень круто! То есть каждый день кто-то получает или делает то, о чем мечтал, может быть, годами, а некоторые и десятилетиями. Это очень круто, Луиза!»
Я написал: «Да, ты права, я в порядке, я просто редкостная сволочь, но я знаю, как все исправить».
И я правда знал, как все исправить, но Луиза сильно обиделась или начала выкобениваться.
«Ой, посмотрите, кто проснулся? Мы вас не разбудили?
Хотя да, чего это я? Я же сама написала. Напросилась, так сказать. Вот дурочка, правда же?
Чего это вообще маленькие девочки пишут таким большим и важным дядечкам?»
«О чем ты? При чем тут важный? Не понимаю».
«…»
«Я искренне прошу прощения. Это некрасиво с моей стороны. Мне немного сорвало башню. Я же не знал, что так получится. Но теперь я вижу, как это некрасиво, так что все в прошлом».
«Ого, по ходу тебе и правда сорвало башню».
«Уже нет. Слышишь? У меня есть для тебя сюрприз».
«Какой?»
«Если я скажу, это уже не будет сюрпризом, ты чего?»
«Не надо мне никаких сюрпризов. Я тебе кто? Дочка что ли?»
«При чем тут дочка? Друзьям что, нельзя делать сюрпризы?»
«Не нужно мне никаких сюрпризов».
«Нет, это хороший. Тебе понравится».
«Не беси меня!»
И опять тишина.
Это мы уже проходили. Старая песня «Не беси меня!». Характер у нее, конечно. И тут снова голос Валеры:
– Илюха, твою мать! Ну ты где? Давай, дыши, дыши, ты слышишь меня?
Слышу, только не могу ответить. С Валерой я, кстати, тоже не общался. Последнее, что знаю, так это то, что Инге удалось забеременеть, и он тут же бросил пить и превратился в примерного семьянина.
Я вышел на балкон, вдохнул жуткий московский воздух, хотя его и воздухом сложно назвать, посмотрел вниз – стоянка и прокат лимузинов. Откуда же браться кислороду в городе, в котором ездят, а по большей части стоят в пробках, больше пяти миллионов автомобилей? Я практически перебрался в Москву, но никак не могу привыкнуть, что здесь просто нечем дышать.
Прокашлявшись, вынул телефон и набрал Валеру:
– Живой?
– А ты? – усмехнулся в трубку товарищ.
– Как слышишь.
– Слышу, вроде нормально, хотя вчера в ухе стреляло, – пошутил Валера. – Че хотел?
– Занят, что ли?
– В больничку едем.
– Инге привет!
Рядом с трубкой раздалось недовольное бурчание.
– Тебе тоже, – перевел товарищ.
– А я сегодня уже был в больничке.
– Илюх, давай перезвоню.
– Подожди, – чуть не заорал я, – объясни, что за фигня? Почему я слышу твой голос?
– Потому что ты позвонил мне, придурок!
– Да я не про это… У меня в голове уже который раз звучит твой голос, призывает очнуться. Я не пойму, что за ерунда.
– Вот и я не пойму, чего ты сейчас от меня хочешь, Илюх. Потом перезвоню, не могу разговаривать, депосы впереди.
И отключился, и не перезвонил. Но уже и так понятно, что он не прояснит ситуацию, наоборот, может только запутать. Скорее всего, действие таблеток. Побочный эффект. Слуховые галлюцинации. Ладно, черт с ним.
Теперь к Луизе.
«Вот кто так делает? А? Придется все раскрыть, а значит, сюрприз уже не будет сюрпризом».
Нет ответа.
«Ок. Играй в молчанку. Только тебе придется дуться на меня в Исландии».
«С чего вдруг?»
Вот и заговорила! Магическое слово «Исландия» работает.
«С того, что мы едем в Исландию».
«На фиг надо? У меня школа».
«Я не договорил. Мы едем смотреть на китов. А, как тебе? По-прежнему дуешься?»
«На каких китов? Ты там точно ку-ку».
«Да это ты ку-ку. Хватить кукситься. Мы едем смотреть на китов. Синих китов. Настоящих китов, а не этих ваших мразей. Кстати, как они?»
«Никак…
Че, серьезно? Прям в Исландию? Они там есть?»
«Прям серьезно.
Прям едем.
Прям в Исландию.
И они там есть.
Прям.
Ты же хотела».
«Хотела.
Блин круто!»
«Не надо уже в школу?»
«Разберусь.
И че, когда едем? Билеты взял уже?»
«Взял. Едем послезавтра. Еще вопросы?»
«Нет. Пойду паковать вещи».
«Вот это другой разговор:)
Ну что, не такой я говнюк, каким казался?»
«Такой. Но иногда можешь им не быть».
Так и увидел, как она расплылась в улыбке, глядя на экран своего айфона, и представила себя в окружении десятка-другого загорелых мускулистых китов. Хотя непонятно, почему загорелых. Киты разве вообще загорают? Ладно, не суть, как говорит Луиза. Главное, что она обрадовалась, а значит, мне действительно удалось все исправить.
И вот мы уже летим в самолете. Луиза смеется и слушает Басту. А еще она купила книгу про китов, читает ее и каждую минуту тычет мне в бок указательным пальцем, показывает картинки и зачитывает целые абзацы. Меня подташнивает, но я держусь.
Мы летим бизнес-классом. Луиза не летает в экономе. Оно и понятно. Я смотрю в иллюминатор и думаю, действительно, почему киты плавают в воде, а не по небу? Было бы намного круче. Летишь себе в самолете, выглядываешь в окошко, а там плывет кит и машет тебе хвостом. Ты ему в ответ, а он раз – и нырнул в облако. Красота. А потом раз, и самолет как метнет в сторону, это уже другой кит решил поиграться. Вот, наверное, и ответ…
Но Луиза прервала мои фантазии очередным тычком:
– Ты знал, что самки китов крупнее самцов?
– Угу. У многих видов самки крупнее, что логично. Им еще детенышей вынашивать.
– Я бы хотела быть китом. Вернее, китянкой или китоянкой, хе-хе. Понял прикол?
– Это называется игра слов, – сказал я.
– Зануда. Я была бы самой большой самкой китов на свете. И прожила бы лет сто шесят, если не больше.
– Ого, а человеком и шестнадцати не хочешь.
– Потому что неприкольно.
– Ну, конечно.
– А может, уже и хочу, – загадочно сказала она и задорно хихикнула.
Вот такой она мне нравилась гораздо больше.
– Ладно, все, не отвлекай. Читаю дальше.
Как будто это я оторвал ее от чтения. Я снова уставился в иллюминатор, а Луиза читала до самого приземления.
Сели мы гладко. А дальше все происходило как в ускоренной перемотке.
Аэропорт.
Встреча с куратором, имя которого я так и не смог запомнить, несмотря на все попытки. То ли Ульхрафель, то ли вообще Ульфалафель. Язык тут, конечно, не из самых легких.
Машина до Хусавика.
Мы вертели головами, как зрители теннисного матча. Налево – направо, налево – направо. И обратно. От одного окна к другому. Природа в Исландии завораживающе красива. Можно применить массу синонимов: очаровательно, восхитительно, невероятно, немыслимо, изумительно, космически, но завораживающе – единственное определение, которое крутилось у меня в голове. Мы действительно были загипнотизированы пейзажем и буквально пораскрывали рты от восхищения. Кристально чистое небо с ослепительной и бездонной синевой, массивные живописные холмы, заснеженные вулканы, красочные равнины и лавовые поля, дымящиеся гейзеры и окаймленные радугой водопады, изумрудные озера. Вот где самое место для Хогвартса. Ни один художник на свете не сможет повторить сочность насыщенных красок местного предельно разнообразного ландшафта. Здесь, как говорится, надо видеть.