Вопрос, конечно, закрыт, но мне грустно. Что-то между нами исчезло… Что там было? Душевность? Симпатия? Между нами была симпатия? Мимолетные разговоры, его шуточки, в которых не всегда сразу распознаешь шутку, вечерние бдения в день выпуска отчетов, насмешки над Ксавье. И его извечные фразочки, когда я пыталась успеть пообедать между очередными встречами и жаловалась, что нам почти не дали на это времени: «Ты что, на обед собралась? Хватит обедать! Обед — для слабаков. Здесь не обедают». Ничего такого больше нет.
Я вздыхаю и перевожу взгляд на Терезу. Она смотрит в пространство перед собой. Непонятно, слышит ли она вообще, что обсуждают остальные. Зомби. Она зомби. И все зомби.
Разговор, как всегда, вертится вокруг да около, ни разу не коснувшись сути вопроса. Перед каждым на столе лежит презентация на восьми листах, и уже полчаса обсуждение не сдвигается с первой страницы.
Минут двадцать говорит Марк. Ксавье встревает с уточнениями и шутками. Итон комментирует со своим техасским акцентом. Кейтлин посмеивается. Дейв рисует на бумажке. Рика улыбается в пространство.
Мне вдруг становится все равно. Невозможно столько дергаться, невозможно приходить в стресс от каждого слова человека. Что с нами не так? Что со мной не так? Тереза еще ничего не сказала, а я уже устала от нее, ото всех и от всего, что происходит. На дни и недели вперед. От бессмысленной затянувшейся встречи, от разглагольствующего Марка, от выпендривающегося Ксавье, от смеющейся Кейтлин, от обидевшегося Тома, от встречи, которая будет вечером, и поэтому все надо делать быстрее, от клиентских отчетов, которые надо успеть проверить до нее. «У нас дедлайн. Можно я пропущу вечернюю встречу?» — спросила я утром Терезу. «Но ведь отчеты надо сдать завтра? Мне кажется, можно найти час времени для отдела. Это важно». В глазах укор. Как это, Итон же приехал.
Конечно, эта встреча критически важна. И наверняка понадобятся еще новые и новые встречи. Там она сможет поговорить, послушать свой голос и продемонстрировать собственную важность на проекте. Ее надо демонстрировать обязательно и регулярно, иначе люди начнут задаваться вопросами, а что она, собственно говоря, делает, когда не будоражит всех внезапными задачами и бесконечными встречами. Да что задаваться вопросами! Все же и так знают: она понятия не имеет о том, что происходит на проекте. Сука.
Вечером мы идем на неформальный ужин с Итоном. С нами Стив, Марк, Тереза, Ксавье, Кейтлин и Линда. Никого ниже менеджера на пригласили. Даже Тома, который много общается с Итоном по поводу отчетов. Я должна чувствовать себя польщенной и привилегированной, но мне все равно. Я бы лучше снова сходила на йогу или легла пораньше спать. Завтра мне проверять мартовские отчеты. Рика осталась в офисе доделывать их, и я понятия не имею, чего ожидать от нее в этом месяце. Когда я уходила из офиса, она так неустанно улыбалась…
Мы ловим несколько черных горбатых кебов и забиваемся в них. Место, куда мы едем, выбирал Ксавье, знаток ночной жизни Лондона, клубов, ресторанов, каких-то потайных точек. Это барчик недалеко от Лестер-сквер.
— Но не все о нем знают. Всего лишь неприметная дверь рядом с какой-то забегаловкой. Нет никаких вывесок. Если не знать, что это вход в бар, то в жизни не подумаешь — просто пройдешь мимо, — сообщает он многозначительно.
Время вечернее, народ высыпал из офисов и направился в пабы. Четверг — маленькая пятница. Мы попадаем в пробку. Едем вдоль набережной, выруливаем к Биг-Бену, останавливаемся на светофоре перед пересекающей дорогу нескончаемой лавиной людей. Как термиты, они двигаются вперед, обтекая наш не успевший проехать на зеленый автомобиль. Окна кеба открыты, и поэтому мы слышим голоса проходящих мимо людей. Где-то гудит автомобильный сигнал. Звучат десятки двигателей. Еще не темно, но уже сумрачно. Зажигаются фонари, и небо на их фоне кажется особенно лиловым, словно предгрозовым.
— Я бы не могла тут жить, — говорит Тереза, — сумасшедший город!
— Но ты уже здесь живешь, — смеется Итон.
— Да, но я имею в виду жить с семьей, растить детей. Никогда! Как только у меня появится семья, я уеду обратно в Прагу. Там спокойная размеренная жизнь, а тут какое-то безумие.
— Забавно, — говорю я, — в России всегда слышала обратную точку зрения, что Лондон — отличное, спокойное место для семейной жизни, и все, у кого есть возможность, стремятся перебираться из Москвы сюда. По их мнению, безумие — в Москве, а тут — то что надо.
— Тут — то, что надо? — Тереза смотрит с ужасом. — Мне теперь страшно подумать, что творится в Москве. Тебе очень повезло.
Да уж, повезло, думаю я про себя. Свет переключается, мы едем дальше.
— А мне нравится, — говорит Итон, — я так устал от Швейцарии. Отличная страна, но скука там страшная, так что давайте, ребята, покажите мне ночную жизнь!
Они вступают с Кейтлин в обсуждение преимуществ европейских городов перед американскими и уникальных особенностей американской кухни, по которой Итон скучает в Европе. Кейтлин говорит, что знает одно хорошее местечко с техасскими такосами и бурритосами. Итон оживляется. Тереза встревает в разговор и заявляет, что тоже хочет попробовать, но пока мы, похоже, едем в более изысканное место, эксклюзивно рекомендованное Ксавье.
— Ну, раз Ксавье рекомендовал, то придется смириться. Этот парень знает все на свете. Его лучше слушать! — раскатисто говорит Итон.
Мы приезжаем, и Ксавье, который ехал в другой машине со Стивом, Марком и Линдой, ведет нас через неприметную зеленую дверь, назвав одному ему известный пароль. Я снова думаю о том, как же он умеет создать вокруг себя ореол избранности и исключительности. У него на все есть решение, он знает все ответы и даже пароли к потайным дверям, и цвета для файлов он выбирает особенные — не какой-то там оранжевый, а янтарный!
За неприметной дверью — огромное пространство на трех этажах. Там темные лестницы и приглушенный свет. Мы идем на самый верх, и я лишь мельком успеваю выхватить из тускло подсвеченного полумрака изысканные интерьеры: коричнево-зеленые стены и мебель, красноватое мерцание ламп, что-то резное, инкрустированное, матовое, лаковое, отсвечивающие бликами. Люди, спускающиеся нам навстречу, искоса разглядывают нас. Я вдруг думаю, что, возможно, это какие-то завсегдатаи, а мы нашей шумной компанией вломились в их мир, который они всячески постарались спрятать от чужих глаз.
Пока мы рассаживаемся за небольшим столиком в углу и изучаем меню, Ксавье поворачивается ко мне:
— Как отчеты в этом месяце — сориентировалась?
— Надеюсь, лучше, чем в прошлом. Рика сейчас делает, завтра буду проверять.
— Как Рика?
— Не знаю, — я задумываюсь, сказать ему или нет, — мне кажется, она не очень понимает, что к чему. Пару недель назад тестировала наши системы, но так и неясно, все ли там исправно. Выглядит вроде исправно.
— А, это когда она перепутала версии? — говорит он легко.
— В смысле, перепутала?
— Ну, взяла предыдущую версию программы вместо последней. Разработчикам отправила. Они туда внесли те поправки, которые она сказала, но поскольку это была не самая последняя версия, то опять часть старых ошибок вылезла.
— Как это? — Я впервые слышу об этом и не совсем понимаю.
— Там образовались две версии, и в обеих есть ошибки. Как-то так.
Я не верю тому, что он говорит, и никак не могу понять.
— Но она мне принесла файл — он был правильный. Я его сама потом сверяла с тем, который клиенту был отправлен.
— Он правильный, потому что она все выходные с ним сидела и руками правила.
— Как руками? Весь файл? — Я не могу понять, что мне говорит Ксавье. В файле десятки колонок и тысячи строк. Как его можно править руками?
— Да, и вручную меняла цвета с голубого на янтарный во всем отчете.
— Но это же безумие! Зачем? Почему она мне ничего не сказала?
Ксавье пожимает плечами и беспечно улыбается.
— Подожди, — говорю я ему, — а ты откуда знаешь?
— О! — И этот гад многозначительно закатывает глаза, мол, он-то все знает, у него свои источники.
— Нет, серьезно, Ксавье, это не смешно, — я представляю, сколько всего еще она, наверное, мне не рассказала… Мне завтра проверять эти отчеты, а с ними, похоже, черт-те что творится. — Мне надо знать, иначе я должна проверять чуть ли не каждую ячейку.
— Да, — говорит он серьезно, — на этом этапе пока лучше проверять практически каждую ячейку.
Мне хочется кого-нибудь убить. Ячеек, где что-то может пойти не так, потому что Рика правит весь файл руками, — несколько десятков тысяч.
— Но что делать? А сейчас у нас какая версия? Все верно работает? Кто это знает?
— Нет, там все еще ошибки, просто будь внимательна. Пока нет правильной версии, так или иначе будут ошибки. Поговори с Пранавом — он программист и он в курсе ситуации.
— Это он тебе сказал про Рику, — догадываюсь я.
Ксавье кивает, а в разговор вмешивается Тереза:
— Хватит про работу! Мы в баре — тут другие разговоры.
— Ты же знаешь, что мы ни о чем другом не можем, у нас только работа на уме, — усмехается Ксавье.
— Мне она снится иногда по ночам, — говорит Марк, — кажется, ночью приходят лучшие решения, чем днем.
— Ночью надо другими делами заниматься! — подмигивает Итон.
— Можно чем угодно заниматься, главное — все успевать, — парирует Марк.
— С твоими скоростями наверняка успеваешь в разы больших нас всех, во всяком случае, говорить — точно.
— Скорость не всегда самое главное!
Они смеются. Марк известен как человек, который за минуту может выдать раза в три раза больше информации, чем любой другой.
— Как тебе в Лондоне, Итон? — спрашивает Стив, и Итон углубляется в повторный рассказ о том, как ему нравится Лондон с его бурлящей жизнью, потому что Швейцария хотя и прекрасна, но скучновата. Тереза делает те же самые комментарии о том, что Лондон безумен, Кейтлин опять рассказывает про такосы и бурритосы. Я решаю не повторять, что, с точки зрения русского человека, Лондон — практически рай на земле и идеальное место для спокойной жизни.