О чем молчит Биг-Бен — страница 6 из 44

— Честно говоря, я сначала подумала, что Ксавье — гей.

— О?

— Почему-то показалось так, — увиливаю я от объяснений, — но теперь вижу, что ошиблась.

— Может, он сам пока не знает об этом? — говорит Том.

— О чем?

— Что он — гей.

— Да нет же! Я уверена.

— Он все время ездит с Марком в командировки, а Марк… Это всем известно. — Он словно подначивает меня.

— Слушай, но я же не думаю, что ты — гей, хотя вы с Марком постоянно закрываетесь в переговорных!

Том не отвечает. Мы доходим до нашего аквариума и размещаемся в нем.

Он снова за компьютером и печатает. Я достаю из коробки одну из папок и переворачиваю страницы. Папка тоненькая, в ней почти ничего нет, какие-то контрольные листы, бумажки с цифрами, списки кодов, схема, пара подшитых писем — некоторые адресованы кому-то мне незнакомому.

— А кто такая Маргарет Кроули?

— Работала менеджером тут, но в итоге перевелась на другой проект в Рединг.

Что-то знакомое.

— Менеджером? Как я?

— Вместо тебя.

Смутно вспоминаю случайный звонок, когда я была еще в Москве и мне предложили поработать в Рединге. А потом все затихло, испарилось, как мираж. Оказывается, потому, что незнакомая мне Маргарет Кроули уехала в Рединг вместо меня. Интересно, нравится ли ей там, не жалеет она, что променяла на него Лондон?

Том сидит очень близко. Рукав его рубашки время от времени чуть касается моей руки. Почти незаметно, но от этого случайного прикосновения очень приятно. Рубашка свежая и пахнет или стиральным порошком, или кондиционером для белья — «с запахом морозной свежести». Аромат смешивается с запахом его одеколона. Незнакомый запах, еле уловимый. Том такой свежий, благоухающий, и я вдруг остро осознаю, что надела свою футболку второй раз и она уже не такая свежая. Вдруг она уже чуть пахнет, а я не чувствую? И голову я с утра не успела помыть… Неожиданно мне неловко, и кажется, что Том тоже что-то заметил, но молчит. Я снимаю со спинки стула свой пиджак, надеваю, в процессе чуть отодвигаясь от него.

— Тебе холодно? — спрашивает он.

— Что? А? Да что-то тут кондиционер сильно дует… Том, а ты пойдешь завтра на неформальную встречу в паб после работы? — спрашиваю я и снова смущаюсь, потому что мне кажется, что вопрос возник из ниоткуда, без контекста и больше похож на приглашение.

— Не знаю, может быть. А ты?

— Да нет, наверное, что-то я устала за эту неделю.

— В субботу футбол, так что, скорее всего, нет. Может, ненадолго загляну.

— Я вот, может, тоже ненадолго… А ты играешь?

— Иногда, но завтра играет команда, за которую я болею.

— Ах, ну да! Как же — англичанин и не футбольный фанат!

— Типа того.

Возвращаются Рика с Паломой, и мы переключаемся на распределение файлов, но я довольна. Наконец лед трогается. Мы поговорили с Томом не о работе. Даже такое уже кажется мне небольшим прорывом.

* * *

Цвета для клиентских отчетов выбирает Ксавье. Строки будут окрашены в серый, голубой и оранжевый.

— Не оранжевый, — мягко поправляет меня Ксавье, улыбаясь, — янтарный.

Я действительно сначала думала, что он — гей. Ничто на это не указывает, кроме легкой манерности. Но разве это критерий? Он обожает что-то рассказывать. Понимает его кто-то или нет — вторично. Достаточно того, что все смотрят ему в рот, пусть и не успевая за мыслью. Он в восторге, когда от него в восторге. Нет никаких сомнений, что он разбирается в процессе лучше всех.

Но он не гей. Просто Ксавье со всеми ведет себя правильно. С иудеями он как иудей. Он подстраивается под любого. Когда я прихожу в отдел, они с Марком проводят много времени вместе, а Марк — гей. Худенький, с острыми чертами лица и подвижной мимикой, которые придают ему сходство с сурикатом. Как и Ксавье, Марк говорит быстро. Проглатывая слова, он объединяет целые идиоматические конструкции в подобие одного слова. Когда он начинает так говорить — со скоростью света, чуть приглушенным голосом, — я перестаю его понимать.

Я уверена, что между ними ничего нет, просто Ксавье так хорошо подстраивается, что словно начинает излучать флюиды.

У Марка главная фишка — примечательные носки. Разноцветные и веселенькие. Сначала я отношу это на счет проявления его личной эксцентричности, но потом думаю, что, возможно, это обще-английский тренд. У Тома из-под брюк тоже все-гда торчат носки с узорами, орнаментами или неожиданной цветовой гаммы, а иногда с какими-то внезапными принтами вроде крыс в шапочках, как у Санта-Клауса.

Порой мне кажется, что они соревнуются с Томом, но Марк идет дальше. Его носки гармонируют с рубашками, и, подозреваю, это не случайное совпадение. Он может прийти в розовой рубашке с мелким узором, и, только приблизившись, видишь, что мелкий узор сплошь состоит из зонтиков. Носки — черные в голубую полоску. Аллюзия на дождь, думаю я, анализируя скрытую символику. В случае с Марком мне всегда видится какая-то интрига, намек, подтекст, отсылка. Если бы речь шла просто о носках в полоску, это был бы не Марк.

Том проигрывает, потому что в его носках нет никакого подтекста.

В отделе Том следит за системами, которые формируют отчеты, и напрямую общается с разработчиками в Индии. Часами может проверять отчеты, загружать, перезагружать, выискивать ошибки, исправлять, доводить до совершенства. В отличие от Ксавье и Марка, на встречах из него слова лишнего не вытянешь. Он смотрит в ноутбук, а когда его о чем-то спрашивают, отвечает неохотно. Если его начать донимать, то он рассказывает, что с файлом, который прислал клиент, приключилась глобальная, ужасная, неразрешимая проблема и что ему придется всего себя посвятить этому и ни на что другое времени у него нет.

Зато он симпатичный, даже красивый. У него невозмутимое лицо, квадратный подбородок и ослепительно голубые глаза за стеклами очков. Он может смотреть на тебя в упор, без улыбки, почти не мигая. Когда он так смотрит на меня, мне кажется, он меня ненавидит.

Палома, наоборот, словно вся нараспашку. Жгучая испанка. Дружелюбная. По ее слегка пухлому лицу всегда можно точно сказать, какого она мнения о происходящем, но она молчит, не спорит. Когда у нее время от времени случается эпизод «как же вы достали», она лишь вскидывает бровь раздраженно и насмешливо, качает головой, но мысли свои оставляет при себе.

Рика работает уже месяца четыре. Волосы скромно забраны в пучок. Она родом из Индии, но с детства живет в Лондоне. Рика — новичок в компании. Ей поручено делать описание ежемесячных процессов взаимодействия с клиентом. Почему именно ей — не знаю. Помимо того, что она — новичок, процессов для описания еще не существует. Пока есть лишь общее представление о том, как все будет. Она же должна спрогнозировать детали. Как бы нафантазировать.

Суть процесса ей объясняет сначала Тереза, потом Ксавье, потом Линда. Сначала Рика в ответ приветливо улыбается и кивает. Потом она плачет. Я не могу ее винить, когда от тебя хотят черт знает чего: пойди туда… принести то…

Описание она делает долго. Недели три. Все это время ее невозможно ни о чем больше попросить. Стоит попытаться дать другое задание, как она начинает так усиленно улыбаться, что видно: если немного надавить, она расплачется. Тереза всем говорит: «У Рики важное задание, давайте не будем беспокоить ее сейчас». Описание процессов становится чем-то вроде непонятной болезни, о которой деликатно не упоминают вслух, и одновременно панацеей от всех бед, сакральным актом, на который можно тратить день за днем, неделю за неделей, больше ничего не делая.

Есть еще Эдна. Ею я любуюсь. Ее семья переехала в Лондон из Ганы, когда Эдне было два года. Она вроде бы совсем британка по воспитанию, но сидит среди нас с непроницаемым лицом жрицы африканского племени. Раз в пару недель кардинально меняет прически, но неизменно остается жрицей с сияющими белками глаз на темном лице. С ней я тоже никогда не знаю, что она думает.

Это мои подчиненные. Кроме Ксавье. Формально он тоже, но он хорошо зарекомендовал себя на проекте, и поговаривают, что его ждет досрочное повышение до менеджера, так что он уже сейчас держится особняком. На проекте Ксавье занимается стратегическими вопросами использования систем, и его часто берут на встречи с клиентом.

И над всеми нами стоит Тереза. Она переехала в Лондон из Праги. В молодости была настоящей моделью. Ходила по подиуму в Париже и даже участвовала в показе дизайнера с мировым именем. Потом бросила карьеру модели и решила заняться серьезным делом. Отучилась в университете и пошла работать в офис. За разные заслуги ее позвали работать в Лондон. На самом деле ее, как и меня, позвал Гюнтер. Они дружат. В Лондоне она дослужилась до старшего менеджера, и прошлым летом ее повысили. Ей под сорок, но выглядит она как молоденькая девушка и невозможно красива. На ее лице не заметны следы увядания — разве только продольные морщины на лбу указывают на возраст.

Она возвращается из отпуска и привносит новую волну в наш аквариум: вопросы, задания, встречи — работа начинается с удвоенной силой. Активная и жизнеутверждающая, как комсомолка из советского фильма, но на западный манер. «Мы прорвемся! Мы добьемся! Мы — команда мечты! Мы лучшие! Мы звезды!» Слышишь такое и действительно веришь, что так и есть: добьемся, прорвемся, звезды.

По вечерам вытаскивает всех на мини-корпоративы.

— Так, сегодня после работы идем в паб! Все помнят? Рика, ты помнишь? Том, ты идешь!

Сама не ходит. Как-то не складывается у нее. Забегает на пятнадцать минут и потом исчезает. Девушки из соседнего отдела нам завидуют, говорят, что Тереза вдохновляет, и хочется с ней работать.

Она ловит меня на кухне у кофемашины:

— Ну, как ты? Все в порядке? Как справляешься?

Я рассказываю. Она слушает, пока кофемашина ворчит и урчит, чтобы выплюнуть пару глотков кофе в бумажный стаканчик.

— Дай знать, если понадобится помощь. И нам с тобой обязательно надо в выходные сходить на бранч — я знаю пару приятных мест в Южном Кенсингтоне. Кстати, как там шаблоны клиентских писем? Сделала?