— Сделала, сейчас принесу на проверку.
В моем отделе есть еще Линда, но ее я вижу редко — она только формально числится у нас, а сама из другого отдела, ее пригласили только на проект. Из тех, кто всегда с нами, хотя и дистанционно, — Итон. Он присутствует незримо. Заправляет всем со стороны клиента. Именно ему мы звоним с отчетами каждую неделю. Он родом откуда-то из Техаса, во время телефонных переговоров его голос звучит раскатисто, будто он объявляет участников на родео. Да, мы — команда, как любит повторять Тереза, и при этом постоянно набираем новых людей.
В лифте я натыкаюсь на Стива. Я не видела его с момента тренинга. Он стоит с невозмутимым видом и снова невольно напоминает мне уставшего от жизни детектива. Только в отличие от уставшего детектива у него костюм за пару тысяч фунтов и запонки из белого золота.
— Как ты поживаешь? Входишь в работу? — улыбается он мне словно откуда-то издалека.
— Немного сложно пока — очень много нового, но в целом постепенно разбираюсь.
— Если будет нужна от меня какая-то помощь — обращайся.
Я благодарю. Он кивает. Приятно, что людям не все равно.
О чем проект?
Когда Арун при нашем знакомстве задает этот вопрос, я зависаю. К счастью, почти сразу подходит агент и мы идем смотреть квартиру, так что мое замешательство не заметно и разговор уходит на другие темы.
После, дома, я собираюсь с мыслями, пытаясь придумать хороший ответ на этот вопрос.
Мы систематизируем и стандартизируем. Внедряем процесс контроля.
Получается как-то сухо и непонятно.
Как бы я объяснила это своей бабушке?
Скажем, есть крупная компания, внутри которой творится беспорядок. У нее огромное количество сотрудников. Они ездят в командировки. В короткие и длинные. Им надо платить командировочные, подъемные, премии, надбавки за разный уровень жизни, компенсации, льготы и другие поощрительные выплаты. И нет никакой системы учета всех этих выплат, никто не держит ситуацию под контролем, офисы между собой не разговаривают, в одном считают так, в другом иначе, деньги утекают не пойми куда, учета нет. И однажды в эту компанию приходит проверка, наблюдает весь этот хаос и говорит, что или они все исправят и сделают процесс прозрачным, или будут большие проблемы. Им дают год на все про все.
Никто в большой компании не знает, что со всем этим делать, да и не до того им. И тогда появляемся мы. Мы классные, говорим мы. Мы все уладим. И если мы достаточно убедительны, то компания заключает с нами договор, и рождается проект, а вместе с ним возникает наш мини-мир.
Я думаю, что где-то на этих словах бабушка начнет терять нить разговора.
Кто за пределами нашего мини-мира вообще в состоянии понять, что такое инфофайл 14 и 15? А демографический отчет, а зарплатный отчет, а сверочный отчет? Или вот наш внутренний системный отчет. Это же совсем другой отчет, не такой, как все остальные. Прекрасный документ! Гордость Тома. С ним он проводит практически каждый день.
А наши инструменты, системы, таблицы, эти файлы на тысячи строк, миллионы сопоставлений стран, валют, офисов, компаний, коды… Сотни разных кодов!
В этом месте бабушка точно спросит, не проголодалась ли я и не слышала ли, какую обещали погоду на завтра.
И мне уже не поведать ей о том, что у клиента и без нашего проекта происходят изменения внутри компании. Он отказывается от услуг одного поставщика и нанимает другого, берет новую компанию считать зарплату, параллельно сливается с еще одной большой компанией, открывает новые офисы, берет на работу и увольняет сотрудников. Все это идет одновременно, и мы пытаемся взять под контроль то, что еще толком не существует, находится в процессе, в движении. Что-то текучее и бесформенное. Это похоже на попытки ухватить руками ползущую, живую лаву.
Воображаемая бабушка давно не слушает, а я понимаю, что говорить о проекте можно бесконечно.
Смущает количество ежедневных встреч. Почти все рабочее время проходит от одного заседания к другому. Я путаюсь в электронных приглашениях, заменах, переносах, отменах. На одну и ту же встречу мне приходит по пять приглашений. Не успеваю читать почту. В первую же неделю ящик забивается ста пятьюдесятью новыми сообщениями. Я не успеваю даже их стирать. Из них половина — от Терезы.
У нас по три-четыре встречи каждый день, но половина вопросов решается в письмах. Копируют всех, и все начинают отвечать на одно и то же сообщение. Потом им отвечают на их сообщения по отдельности, потом тот, кто затеял переписку, вспоминает что-то важное и встревает с новыми данными. Люди параллельно отвечают на пять линий сообщений по одной и той же теме. Письма множатся, падают одновременно, задваиваются, затраиваются…
«Вы распределили между собой, кто будет готовить документы для следующей клиентской встречи?» — спрашивает Тереза.
«Да», — пишет Том.
«Нет», — пишу я.
«Это делает Палома», — пишет Рика.
«На этой неделе этим занимается Рика», — пишет Палома.
Потом мы начинаем переписываться крест-накрест, по диагонали, по вертикали. И все мы сидим за соседними столами, не более чем в пяти метрах друг от друга. Временами это отдает каким-то тихим безумием.
«У нас разве нет графика и ответственных лиц? — вклинивается Тереза. — Надо срочно создать описание процесса со всеми деталями. Должны быть ссылки на все, и везде нужно приложить скриншот».
Нас тем временем все больше. Из расформированного отдела, занимавшегося сопровождением длительных командировок, к нам переходит американка Кейтлин, ассистентом берут на работу поляка Лешека. Из соседних групп переводят итальянца, южноафриканку, перуанку.
Теперь в нашем отделе представлены все регионы мира. Разнообразие стран растет. Чем дальше, тем больше мы напоминаем мини-модель мира. И как модель мира мы совершенно дисфункциональны, чем только усиливаем аналогию.
Сначала я уверена, что достаточно разобраться в процессе, договориться, кто что делает, а потом следить, что все идет как надо. Делов-то. Но жизнь выходит на новый уровень сложности, и ты не можешь попасть в яблочко, когда оно все время передвигается с места на место и периодически вместо него появляется апельсин. Этот мини-мир вовсе не собирается подстраиваться под мое представление о том, каким он должен быть. До меня долго не доходит, что соответствовать невозможно, угадать нельзя.
Мы постоянно пьем кофе.
— Моя третья чашка за сегодня! — говорит Тереза. На часах еще нет двенадцати.
— Пойду тоже себе налью, — сообщает Палома и направляется на кухню.
Кофе есть везде и в любых количествах. На нашей кухне — несколько видов из кофемашины. По общему мнению, машинный кофе совершенно невкусный, но его можно сделать плотным и сладким, добавив молока и двойную порцию сахара. Тогда уже неважно, какой он на самом деле. На этаж выше, на кухне для партнеров, — продвинутая кофемашина. Там можно заварить себе свежий кофе из специальной таблетки. Туда периодически наведываются Рика с Паломой и наша новенькая южноафриканка, имени которой я не могу запомнить. Это всегда целое мероприятие: «Пойдемте на партнерскую кухню?», «Мы за кофе на партнерской кухне!» Я замечаю, что порой эти походы длятся по полчаса.
В кафе на последнем этаже есть вообще все виды, с сиропами, на обезжиренном и кокосовом молоке, со взбитыми сливками, корицей, шоколадом и еще масса каких-то вариантов, все из которых выписаны на доске над стойкой. Мы стоим нашей небольшой группкой и ждем заказанный кофе.
— У кого какие дела на сегодня? — интересуется Тереза.
Все начинают перечислять.
— Марк прислал мне файл без объяснений, — говорю я. — Я ему написала, но он не отвечает, что нужно и когда. В заголовке письма указано «к завтрашнему вечеру», но это пересланное сообщение, и я не понимаю, это к нам относится или нет и что нужно делать. Еще сегодня нужно успеть подготовиться к обучающему звонку для других офисов, а у нас три встречи…
— Ксения, не ной! — бодро перебивает Тереза и подмигивает.
Я сбиваюсь с мысли. Она же сама спросила… Я ною? Разве я ною? В каком смысле, я не понимаю. Я же просто отвечала на ее вопрос.
— Посмотрите на нее! Ты что зависла? — Тереза кивает всем на меня. — Вот твой кофе! — протягивает мне мой стакан и тут же направляется назад к лифтам. Через десять минут у нас опять встреча.
Если не в офисе, то повсюду в пределах досягаемости обязательно есть «Старбакс», «Коста Кофе» или «Кафе Неро» и другие подобные заведения. Да что уж там, по городу и двести метров нельзя пройти без того, чтобы не упереться в какую-нибудь кофейню. Наркотики официально запрещены. Кофе и сахар — нет. И кофе, и сахара повсюду полно. Молочные берега и кофейные реки, по которым мы плывем с утра до вечера.
С кофе я решаю завязать, когда замечаю, что пью по три-четыре чашки. Завязать — значит пить по чашке в день. Тереза выпивает по пять-шесть.
На встречах, чтобы не скучать, я представляю, что мы на международной конференции, решаем судьбы мира. И каждый из нас — вроде как собирательный образ своей нации. Я за русских. Тереза за чехов. Марк и Том вещают от имени англичан. Ксавье, понятно, француз. Рика, хотя и давно в Англии, выступает у меня от лица Индии. Ну и остальные — стран у нас предостаточно
На сегодняшней встрече появляется Марк. Нечастый гость.
Американцы задают издалека повестку. Англичане развивают ее.
— Мы запустили пять основных стран, первый месяц прошел успешно. Итон передавал, что Джулия довольна, — сообщает Марк. — Скоро второй месяц. У нас все готово?
«Кто такая Джулия?» — пишу я Тому на клочке бумаги.
«Главная у клиента. Начальница Итона, а до этого была начальницей Марка на прошлой работе», — быстро печатает Том на экране своего компьютера, который видим только я и он.
— Ксавье? — англичане смотрят на французов.
— Да, все готово, я передал большую часть знаний команде. Рика теперь в курсе, как работают системы, разбирается в тонкостях отчета.