пятнах от карандашей, а дыхание стало сдавленным коротким и отдавалось болью в легких.
Не задумываясь, я накинула платок на змею. Мне хотелось оказаться как можно дальше от нее. Я не хотела снова испытывать боль Клеопатры. Она напоминала удар ножом в живот.
– Как продвигается работа?
Я громко ахнула, и моя рука сама собой метнулась к груди. Я подняла глаза и увидела перед собой Уита, бережно сжимающего гору свитков в маленьком деревянном ящике. Его взгляд скользнул по альбому для рисования у меня на коленях и платку, расстеленному на земле перед моими согнутыми коленями.
– Тебе когда-нибудь говорили, что подкрадываться очень грубо?
Уит вопросительно уставился на меня.
– Военные поощряли это.
– Мы что, на войне? А я и не знала.
– Британия воюет со всеми. – Уит собрался уходить, но остановился. – Красивый платок.
Я с трудом сглотнула.
– Спасибо.
Уит ушел к моему дяде и Абдулле в другой комнате.
Сердце бешено билось у меня в горле. Не заподозрил ли он меня? Не вспомнил ли, что платок принадлежал моей матери? Я тряхнула головой, отгоняя подозрительные мысли. Он бы не отметил платок, если бы узнал. Я медленно выдохнула. Осторожно убрала платок с уменьшенной змеи и убрала фигурку в свою сумку. Затем окинула взглядом сотни вещей в предкамере.
У меня было много работы.
В тот вечер я передала своей матери двадцать девять бесценных статуэток. Она взяла каждую и аккуратно завернула в другой платок, а затем сложила в большую кожаную сумку.
Я облизнула пересохшие губы.
– Там остались еще сотни статуэток. Едва ли я что-то изменила.
– Любая помощь важна, Инес, – прошептала Mamá. – Мы поступаем правильно. – Она скривила губы. – Даже если кажется иначе. Я бы предпочла оставить исторические объекты там, где им место. Ужасно, что мне приходится просить тебя о таком.
– Я чувствую то же, – ответила я, и в моей груди затрепетала надежда. Возможно, мама передумает. Должен быть другой способ помешать моему дяде…
– Помни, у тебя есть время только до Рождества, чтобы спасти все что можно. Тебе удалось уменьшить какие-нибудь свитки?
Я кивнула, и тогда Mamá поцеловала меня в щеку на прощание. Она вернулась тем же путем, каким пришла, по узкой тропинке, которая вела мимо храма.
Ее слова должны были меня утешить. Mamá тоже не хотела тревожить гробницу. Это должно было помочь: осознание, что мы чувствуем одно и то же, что мы на одной стороне. Но, наблюдая, как она исчезает в темноте, я не могла избавиться от мучительного ощущения, что делаю только хуже.
Для всех нас.
CAPÍTULO VEINTISÉISГлава 26
Прошло две недели, а мы все еще не вскрыли гробницу. После еще одного обсуждения в штабе Абдулла и Tío Рикардо решили все описать и зарисовать, прежде чем вскрывать печать. Бригада землекопов продолжала работать под Киоском Траяна, медленно, но верно продвигаясь под храм Исиды. У нас под ногами был настоящий лабиринт, и Уит часто спускался туда, помогая обследовать каждую комнату. Когда у него в руках не было мешочка с порохом, он приходил ко мне в предкамеру и скрупулезно описывал артефакт за артефактом в толстом блокноте в кожаном переплете, похожем на тот, который я использовала для своих набросков. Казалось, он интересовался артефактами не меньше, чем Абдулла и мой дядя, постоянно осматривал комнату, как будто искал что-то конкретное. Если Уит и искал, то никогда не говорил мне, что надеялся найти.
Даже Исадора была втянута в утомительную работу, но она никогда не жаловалась на ее монотонность. Иногда она даже приходила раньше меня, кропотливо описывая в блокноте каждый экспонат в своем отделе.
Дни тянулись мучительно. Уит работал бок о бок со мной, но как только выходил из предкамеры, я доставала платок и уменьшала все, что блестело или было сделано из золота.
Безусловно, это была худшая часть моего дня.
Но каждый раз, когда Рикардо проходил по залам, оценивающе разглядывая предметы, мое чувство вины отступало. Однажды он взял несколько украшений, инкрустированных драгоценными камнями, и у меня внутри все сжалось, когда я подумала, не пытается ли он определить цену. К счастью, Абдулла застал его за этим и отругал за глупость.
Обед проходил за оживленной беседой. Абдулла развлекал нас рассказами о своих детях и внуках. После этого мы с матерью встречались на берегу реки, спрятавшись за высокими растениями папируса. За две недели мне удалось уменьшить почти двести экспонатов. Я попыталась отобрать предметы, которые еще не описали или которые было легко пропустить из-за их расположения или размера.
Но я все равно переживала и не могла скрыть тревогу от мамы. Однажды, когда я снова отдавала ей дневной улов, пытаясь скрыть свои переживания, она схватила меня за руку.
– В чем дело?
Я и забыла, как легко она читала мои мысли.
– Жаль, нет способа получше, – пробормотала я. – Tío Рикардо фиксирует все артефакты. Зачем ему это делать, если он планировал их украсть?
– Инес, подумай хорошенько, – сказала Mamá. – Все записанное можно вычеркнуть, переписать заново или вырвать лист из блокнота. В конце концов, кто ведет записи? Твой дядя?
Я подумала о блокноте в кожаной обложке, который часто оказывался в руках Уита или Исадоры. Но когда рабочий день заканчивался, блокнот отправлялся к моему дяде, а не к Абдулле. Где он оставался до следующего утра, когда дядя возвращал его Уиту для дневной работы. Tío Рикардо мог легко подделать записи… но разве Уит этого не заметит? Да и Исадора казалась слишком наблюдательной, чтобы не обратить внимание на какие-либо необычные изменения.
Вот только… там были сотни статуй из известняка, множество украшений. Я бы не заметила, если бы записи о некоторых были стерты или вычеркнуты.
Mamá была права.
– Завтра приедет мой друг, Инес, – прошептала она, сжав мою руку. – Ты готова к отъезду?
Я покачала головой.
– Я соберу вещи сегодня вечером.
К следующему утру все мои вещи снова оказались в сумке. Я оглядела свою узкую комнату, потертый ковер, пустой ящик, служивший прикроватной тумбочкой, тонкий спальный мешок. Я провела на этом острове почти месяц, работая вместе с командой. Знала всех по именам.
И каждый день мысль о том, что мой дядя их предаст, убивала меня. Я хотела предупредить остальных, но, как мудро заметила моя мать, мы не знали, кому можно доверять. Возможно, кто-то из членов команды работал на тех же преступников, что и мой дядя. Расхищение гробниц в Египте уже много веков было профессией.
Я вышла из комнаты. На мне была льняная юбка и жакет, и, хотя одежда была чистой, она свидетельствовала о долгих часах, проведенных под землей. Я подошла к лагерю, потирая руки, чтобы согреться. Уит отсалютовал мне жестяной кружкой. Через костер доносился запах его кофе. Я устроилась на циновке, чувствуя на себе пристальный взгляд дяди.
Я с благодарностью приняла от Карима кружку чая. Мой мозг мог думать лишь о том, что сегодня мой последний день на Филе.
Долго сдерживаемые эмоции грозили вырваться на свободу. Я опустила взгляд, стараясь скрыть слезы на глазах. Я была счастлива уехать от своего гнусного дяди. Испытывала облегчение из-за артефактов, которые мне удалось стащить у него из-под носа. Месье Масперо позаботится о том, чтобы они обрели дом в новом музее в Каире. Затем он отправит специалистов Службы древностей в Филе, чтобы окончательно сорвать планы моего дяди.
Но меньшая часть меня – тихая и спокойная – не могла смириться с тем, что нам с Уитом придется расстаться.
В сотый раз я напомнила себе, что он обручен. Самым мудрым и наименее болезненным решением было двигаться дальше. Что толку тосковать по кому-то недоступному.
Исадора подошла и села рядом со мной, грациозно опустившись на колени. В руках у нее была кружка горячего чая, из которой при этом не упало ни капли.
– Ты выглядишь удивительно отдохнувшей для человека, вынужденного ночевать в палатке.
– У меня большой опыт. – От улыбки на щеках девушки появились ямочки. – Знаешь, а ты хитрая. Так много секретов.
– Да?
– Ты никогда не произносишь его имени.
Казалось, разговоры вокруг нас стихли. Я постаралась сохранить спокойное выражение лица, несмотря на предательский румянец, заливший мои щеки.
– Чье?
Исадора выгнула медовую бровь.
– Мистера Хейза, конечно.
– Просто он не часто участвует в разговоре, – ответила я после паузы.
– Сомневаюсь, что дело в этом.
Я повернулась к Исадоре, развернув ноги так, что они оказались в нескольких дюймах от ее пышной юбки. Она лениво отпила из своей кружки, но в ее светлых глазах таился смех. Это раздражало. Мне не хотелось думать, что мои чувства настолько очевидны, ведь они не радовали и меня саму.
– А в чем тогда?
– Ты видела, как он смотрит на тебя? Словно ты… принадлежишь ему.
– Он женится, – произнесла я ровным голосом. – Так что может смотреть сколько угодно.
– Жаль, – ответила Исадора. – Он не скучный, в отличие от многих других мужчин.
– А ты не такая, какой кажешься, – сказала я, намеренно окинув взглядом ее изящную фигуру. Но я знала, что где-то при себе у нее было оружие.
– Как и ты.
Со стороны лодки, пришвартованной на дальнем берегу Филе, донесся громкий шум.
– Боже, что там еще? – прорычал Tío Рикардо, вырвав меня из мыслей.
Сидевший напротив меня Уит просматривал записи в своем дневнике. Услышав гневный возглас моего дяди, он поднял глаза и встретился со мной взглядом. На его губах появилась легкая улыбка.
Я проследила за взглядом Tío Рикардо и увидела группу людей, гребущих к песчаной отмели. Один из мужчин показался мне смутно знакомым. Мой дядя обычно приходил в отчаяние от скопления туристов на реке. Остров Филе, хотя и находится в стороне от других достопримечательностей Фив, был излюбленным местом отдыха туристов. Не зря его называли жемчужиной Нила.