– Группа путешественниц. – Мистер Финкасл прикрыл глаза от яркого солнца одной рукой, а другую занес над револьвером. – И несколько джентльменов. Определенно американцы.
– Определенно лишние, – пробормотал мой дядя.
Я навострила уши. Мог ли кто-то из путешественников быть другом моей матери?
Туристы не подозревали, что им не рады, и весело приблизились к нам, громко переговариваясь. Tío Рикардо бросил умоляющий взгляд в сторону Уита, который с широкой улыбкой захлопнул дневник и вскочил на ноги. Он встретил группу еще до того, как они добрались до нашего лагеря.
Уит включил свое обаяние, и несколько юных леди из прибывшей компании немедленно засияли от удовольствия. Я печально покачала головой. Он снова надел привычную маску, превратившись в очаровательного мистера Хейза. Когда я снова обернулась, то обнаружила, что Уит смотрел на меня. Мой взгляд метнулся к одной из хорошеньких девушек, и я вскинула брови.
Он беззаботно повел плечом, и я рассмеялась, хотя бы для того, чтобы скрыть боль, разрывающую мое сердце. Уит по-прежнему не рассказывал о годах, проведенных в армии, и почти ничего о своей семье, но между нами установились дружеские отношения. Все свободное время мы проводили вместе. Он всегда приносил ужин, если становилось поздно, а я все еще работала над наброском. Сама же я следила за тем, чтобы по утрам у него был горячий кофе. Хоть что-то между нами казалось настоящим.
Я встала, отряхнула песок со своей льняной юбки и направилась к храму, как обычно делала после обеда. Когда я проходила мимо, Tío Рикардо поднял голову в мою сторону.
– Инес, ты ведь почти закончила?
Мне нужно было ответить ему вежливо. С каждым днем это давалось все труднее и труднее. Я жила в страхе, что дядя раскроет мою тайну. Рядом с ним я едва сдерживала горе и гнев.
– Я зарисовала всю предкамеру, закончила детальный набросок сокровищницы и уже нанесла базовые цвета. Осталось прокрасить детали.
– Хорошо, – ответил дядя.
– Рикардо! – крикнул Уит.
Мой дядя застонал в свою чашку. Раздраженно вздохнув, встал и потащился к группе туристов. Они смотрели на него с благоговейным восхищением, впервые увидев археолога в своей стихии: густые взъерошенные волосы, удобные брюки и стоптанные сапоги до колен, лицо в морщинах, загорелое и обветренное от жаркого солнца. Tío Рикардо прекрасно смотрелся на фоне древних памятников, и я поняла, почему несколько дам начали обмахиваться веером.
Я уже собиралась продолжить свой путь к храму, когда мой дядя внезапно отвернулся от группы и зашагал обратно к нам, помрачнев. Он рухнул на камень, который использовал в качестве импровизированного стула. Из его загорелого кулака торчали два письма.
Любопытство заставило меня остановиться.
– Что это?
Абдулла улыбнулся.
– Приглашение?
Tío Рикардо явно взвешивал свой ответ, и с каждой секундой его лицо становилось все более хмурым. Если бы кто-нибудь решил вырезать его бюст, это было бы самое подходящее выражение. Мой дядя в своем самом естественном состоянии.
– Мне не нравится твое самодовольство, – проворчал в ответ мой дядя.
Я опустилась на камень.
– Приглашение куда?
– На ежегодный новогодний бал в «Шепердсе», – весело ответил Абдулла. – Твой дядя никогда не ходит.
– Почему ты не хочешь пойти? – спросила я.
Мой дядя вздрогнул.
– Потому что это означает, что мне придется уехать отсюда, когда нам предстоит столько работы. Я никогда не объявлю о нашей удаче и доверяю большинству членов команды. И все же наивно полагать, будто это открытие долго пробудет незамеченным. Очень важно зафиксировать все находки с должной и отстраненной объективностью, прежде чем некомпетентные джентльмены, называющие себя археологами, нагрянут на Филе. Те еще идиоты.
Он почти убедил меня. Но я вспомнила суровые черты лица Tío Рикардо, когда он говорил о папе, вспомнила, как он заставил меня поверить, что мама и папа погибли, затерявшись в пустыне.
Моему дяде следовало выступать на сцене. Он бы разбогател.
– Никто не заглянет сюда во время бала, – тихо сказал Абдулла, подхватив нить разговора. – Не забывай, что я останусь поддерживать порядок, поскольку меня не приглашали.
– Как я и сказал. Идиоты, – ответил Tío Рикардо. – Большинство из них – прославленные охотники за сокровищами, крадущие все, что можно сдвинуть с места. Действительно, все: гробы и мумии, обелиски, сфинксов. Буквально тысячи артефактов. Как мало тех, кто заботится о надлежащем учете, кто понимает необходимость знания и сохранения прошлого Египта.
– Но поскольку они египтяне, их часто исключают, как и меня, – с тихой яростью произнес Абдулла. – И пока я остаюсь в невыгодном положении в своей сфере исследований, ни одна из наших находок не будет передана Службе древностей.
У меня заныло сердце. Обман моего дяди разобьет его сердце вдребезги.
– Рикардо, – Абдулла протянул руку. – Дай его мне, пожалуйста.
Дядя молча протянул Абдулле второе письмо, и тот прочитал его один раз, затем второй.
– Я не понимаю, – сказал Абдулла. – Масперо аннулировал ваш фирман? Но почему?
На лице моего дяди вспыхнул гнев.
– Я подозреваю, что ублюдок сэр Ивлин имеет к этому какое-то отношение.
– Ты должен пойти на бал, – сказал Абдулла. – И все исправить. Ты знаешь, что поставлено на карту.
– Зази ненавидела каирское общество, – возразил Рикардо.
– Ненавидела, – согласился Абдулла.
– Но она поехала со мной.
Абдулла уже качал головой.
– Мой приезд только ухудшит ситуацию. Ты это знаешь.
– Но…
– Я знаю свою сестру, и она бы хотела, чтобы ты пошел.
Рикардо застонал.
– Мы можем скрыть…
– Опытного археолога этим не проведешь. – Нахмурившись, Абдулла подался вперед. – Подумай, чего бы хотела Зази, Рикардо.
Мой дядя возмущенно уставился на своего шурина. Но постепенно смягчился под натиском спокойной твердости Абдуллы.
– Хорошо, я пойду. На следующий день после Рождества.
Я совсем забыла о том, что приближалось Рождество. Мы никогда не праздновали его всей семьей. Родители каждый год уезжали в Египет, и поэтому мы обменивались подарками после их возвращения. Больше мы с отцом не обменяемся подарками. Жаль, что я не знала об этом в прошлом году. Я тогда была замкнутой и угрюмой, злилась, что мне устраивали утешительный праздник зимой, в то время как все остальные в Буэнос-Айресе праздновали Рождество летом, как полагается: в декабре[53].
В тот последний раз Papá предложил сыграть в шахматы, но я отказалась.
Я собрала свои принадлежности и встала, собираясь наконец вернуться к работе. Уит продолжал беседовать с хорошенькими туристками, и я изо всех сил старалась не смотреть на него.
– Инес, – сказал Tío Рикардо, когда я проходила мимо. Я остановилась и приподняла бровь. Мой дядя уставился на свою кружку, крепко сжав пальцами ручку. – Завтра с первыми лучами солнца мы вскроем печать.
Каким-то образом мне удалось сохранить невозмутимое выражение лица, хотя от того, что он не забыл обо мне, по моему телу пробежала дрожь. Дядя с любопытством посмотрел на меня, и я поежилась под его внимательным взглядом. Между его бровями пролегла глубокая морщинка. Я догадалась, что отсутствие моей реакции сбило его с толку, учитывая, как долго и с каким трудом я упрашивала его присоединиться к команде раскопщиков.
Я выдавила улыбку, пытаясь скрыть правду.
К тому времени, когда они вскроют гробницу, меня уже не будет на острове.
Уит нашел меня несколько часов спустя. Я склонилась над альбомом, старательно вырисовывая детали шкатулки, инкрустированной жемчугом и бирюзой. Он остановился у меня за спиной, наблюдая за моей работой.
– Вы нарисовали ее слишком большой, – сказал он.
Я обернулась.
– Неправда.
– Почему вы хмуритесь?
– Я не хмурюсь, – ответила я, разозлившись на себя за то, что у меня срывается голос. – Почему ты не со своими новыми друзьями?
– Увы, они уехали, – сказал Уит. – Но они передали мне письмо для вас. Его принес один джентльмен, и, похоже, он был очень недоволен, когда я не сказал ему, куда вы ушли.
Я удивленно вскинула брови.
– Я не знаю здесь ни одного джентльмена.
Уит сурово посмотрел на меня.
– Он просил передать вам, что по-прежнему хочет пригласить на ужин, когда вы вернетесь в Каир.
Я задумалась, а потом округлила глаза.
– Должно быть, это мистер Бертон. Он остановился в «Шепердсе».
– Хм-м-м. Как вы с ним познакомились?
Я внимательно наблюдала за ним.
– Он проводил меня в обеденный зал.
– В обеденный зал, – повторил Уит. – Как любезно с его стороны.
– Тебя это беспокоит?
Он пожал плечами.
– Нет, Оливера. С чего бы это?
Возможно, его слова прозвучали небрежно, но я заметила, как слегка напряглись уголки его рта. У меня отвисла челюсть.
– Ты ревнуешь.
Уит хохотнул.
– Чертовски маловероятно.
– Должна признать, я удивлена твоим поведением, – сказала я. – Или ты думал, я не вижу, что ты глаз с меня не сводишь?
– Ваш дядя просил присмотреть за вами, – огрызнулся Уит. – Если я и смотрю, то только для того, чтобы убедиться, что вы не попадете в беду.
– Я и сама прекрасно справлюсь, – с легкой обидой ответила я.
– Ха, – фыркнул он себе под нос.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга, и я чувствовала, как от Уита волнами исходило разочарование. Я вскинула бровь, призывая его объясниться. Несколько невыносимо долгих секунд он упорно молчал. Затем, гораздо более спокойным голосом, спросил:
– Так вы хотите получить свое письмо или нет?
Я протянула руку.
Только два человека знали, где искать меня в Египте, и я представляла, что они почувствовали, когда я уехала не попрощавшись. Я оставила записку, но могла только догадываться, как отнеслась к этому моя тетя. Меня мучило чувство вины. За тетю я не слишком переживала, но мне пришлось оставить кузину, и эта мысль наполняла меня сожалениями. Если бы я рассказала Эльвире о своих планах, она захотела бы поехать со мной. Тогда моя тетя любой ценой попыталась бы вернуть ее. Я не могла рисковать.