гента всемирной ползучей пошлости, получившей соответствующие политические клейма: «социал-фашистские пошляки», «кровавый пошляк»; «пошлое и либеральное хихиканье»; «непримиримое осуждение всего звериного и грязного в поведении разложившегося троцкиста Дубавы, пошляков Развалихина и Файло» и т. д. Гиблым местом оказался и сам ресторанный трест Москвы, политически ошибшийся, по наущению арестованного в 1938 году Кольцова, с именем заведения: в 1936–1937 годы были расстреляны его руководители, известный чекист Ян Ольский и молодой директор Серафим Столповский. Последний был обвинен в организации террористической группы работников Моснарпита, состоявшей из поваров и обслуживающего персонала, целью которой, по словам Ежова, было отравление членов правительства при «первом ближайшем удобном случае, когда их попросят устроить какой-нибудь банкет»18. Горький до всего этого не дожил (умер в поселке Горки 18 июня 1936 г.), но, как известно, сразу после его смерти распространились слухи о его отравлении шоколадными конфетами, присланными ему из Кремля (так ли это было на самом деле, никто не знает, но, даже если и так, благодаря усилиям великого борца с пошлостью этот шоколад не мог носить имени Пушкина; впрочем, справедливости ради укажем, что в ассортимент мучнистых кондитерских изделий фабрики «Большевик» за 1936 год все-таки затесался бисквит «Пушкин»19).
Наконец, инцидент с «кафе Пушкин» интересен еще в одном, на этот раз чисто литературном и «тайном» контексте, связанном с изображением другого «именного» ресторана, в котором играет джаз и господствуют пошляки, дебоширы и приспособленцы. Речь, конечно, идет о писательском ресторане «Грибоедов» Булгакова, расположенном, как принято считать, в том самом Доме Герцена, где, по словам автора заметки в «Литературной газете», в 1934 году открылся «вульгарный» ресторан для писателей. Не слышатся ли в сатире Булгакова отголоски скандала о кощунственном кафе на углу улицы Горького и Пушкинской площади? Чем черт не шутит…
Замечательно, что для Булгакова, как и для его антипода Бедного, темы пошлости, чревоугодия, безобразий и приспособленчества не только составляют единство (никогда не допускающий пошлости Д. Л. Быков вообще называет «Мастера и Маргариту» романом исключительно «о побеждающей все советской пошлости: о пошлости зла, о пошлости богемы, о пошлости всякого рода оправданий и всякого рода этических двусмысленностей»20), но и связаны с «угрозой» Пушкину как воплощению эстетической и нравственной правды, его памятником и образом Дантеса. В этом смысле известный эпизод с Рюхиным, со злобной завистью говорящим о Пушкине и его славе, заманчиво связать не только с «Юбилейным» Маяковского, но и с упоминавшимся выше стихотворением Бедного «Гений и пошлость», в котором есть тот же комплекс «пошлых» оценок и завистливых упреков великому поэту со стороны современных юнцов-литераторов. Булгаков, иными словами, «работает» в той же пушкиноцентричной системе координат, но с другими оценками и совершенно иным, хотя и не менее идеологическим, представлением о пошлости (в 1934–1935 годы он пишет четырехактную пьесу о последних днях Пушкина, в которой поэт не должен появляться – «иначе будет вульгарной»; в свою очередь, в трактовке Дантеса Булгаков не только отказывается от политической демонизации убийцы Пушкина, представленной у Бедного, но и от наивной вересаевской [здесь – пушкинистской] интерпретации убийцы как «опереточного бального офицерика»).
Пушкин в шоколаде
Что стало с пушкинским кафе после того, как оно потеряло свое честное имя? В фототеке 1935–1936 годов есть фотография популярного кафе «Лето» на углу Пушкинской площади на месте снесенного храма Дмитрия Солунского, но оно открытое. Юрий Федосюк сообщает, что «Пушкина» переименовали в «Спорт» (с. 300). Потом это кафе «превратилось в закрытый ресторан [в Доме актера], куда попасть с улицы никто, кроме артистов, не мог» (МК, 21 октября 2012; об этом легендарном ресторане сохранилось много воспоминаний). Неожиданное и по-своему cимволическое воскрешение «кафе Пушкин» относится уже к середине 1960-х годов. О нем поет в знаменитой песне «Nathalie» шансонье Жильбер Беко (Gilbert Bécaud; слова Pierre Delanoë; на странную связь этого кафе с прежним «Пушкиным» обратил внимание А. Ваксберг в книге о гибели Буревестника21):
Elle parlait en phrases sobres
De la révolution d’octobre
Je pensais déjà
Qu’après le tombeau de Lénine
On irait au café Pouchkine
Boire un chocolat.
Некоторая ирония этой песни, не замеченная, насколько мы знаем, ее многочисленными любителями в России, заключается в том, что элегантный французский исполнитель приглашает в ней понравившуюся ему русскую экскурсоводку по имени Натали отведать шоколад – известный эротический символ-афродизиак – в кафе под названием «Пушкин». Мы можем ошибаться, но чуткий Демьян усмотрел бы здесь пошлое издевательство над памятью поэта и его жены.
Кафе «Лето» на Пушкинской площади около 1938 года
Песня Беко, в свою очередь, послужила источником для вдохновения франко-российского художника и ресторатора Андрея Деллоса (Andrei Dellos), открывшего в Москве в 1999 году (то есть в двухсотую годовщину поэта) элитный ресторан «дворянской кухни» «Кафе Пушкинъ» (по его словам, французские любители песни искали в Москве кафе с таким названием и не могли, разумеется, найти; в 2012-м кафе под этим же названием открылось и в Нью-Йорке на 57-й улице, но вскоре закрылось «после серии смешанных отзывов»). «Большевистский вкус», изгнавший имя Пушкина из трактира, сменился эстетской постмодернистской иронией и тесно связанным с ней коммерческим чутьем, уловившим ностальгию новой русской элиты по элегантной кухне, воспетой А. С. Пушкиным в «Онегине»:
К Talon помчался: он уверен,
Что там уж ждет его Каверин.
Вошел: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток;
Пред ним roast-beef окровавленный,
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Страсбурга пирог нетленный
Меж сыром лимбургским живым
И ананасом золотым22.
Как Пушкин стал котомПочему в Америке котята носят имя русского поэта
Cидит Пушкин у супруги обер-прокурора. Огромный кот лежит возле него на кушетке. Пушкин его гладит, кот выражает удовольствие мурлыканьем, а хозяйка пристает с просьбою сказать экспромт. Шаловивый молодой поэт, как бы не слушая хозяйки, обратился к коту <…>.
Идеальное прозвище
В самом конце того же 1934 года, когда Горький и Ко защитили достоинство национального поэта СССР от буржуазной пошлости, но кафе на центральной площади Москвы лишилось своего имени, в лос-анджелесских газетах было помещено объявление известной голливудской англо-германской актрисы и певицы Лилиан Харви (Lilian Harvey, 1906–1968) о том, что у нее пропал белый котенок персидской породы по имени Pushkin с голубым и карим глазами. Нашедшему была обещана награда. Эту маленькую новость подхватили другие газеты, опубликовавшие ее в сводке «мгновенных снимков Голливуда» (snapshots of Hollywood) накануне каникул: «Лилиан Харви жалуется, что ее Рождество будет печальным, если ей не удастся найти своего сбежавшего четырехмесячного персидского котенка по имени Pushkin»1.
Нашли ли разноцветноглазого котенка (которого мы бы назвали в честь Боуи именем Дэвид), мы не знаем, но наше внимание обратило на себя одно случайное совпадение, относящееся к тому же времени: в газетах конца 1934 – начала 1935 года сообщалось о том, что в некой аризонской школе поставили кукольный спектакль «Пушкин», главным действующим лицом которого был одноименный котенок (мы не утверждаем, что сбежавший) и два его родственника. Разумеется, нет ничего банальнее темы «трех маленьких котят» в англоязычной культуре, но нас заинтересовал вопрос: почему одного из котят в это время в Америке решили назвать именем нашего великого поэта?
Действительно, в одной из журнальных статей, относящихся к этому периоду (1936), прямо говорится, что «имя Пушкин является идеальным именем для кота» («ideal name for a cat»2). В вышедшей пятьдесят с лишним лет спустя книжке о кошачьих именах сообщалось, что имя Пушкин лучше всего подходит к черным котам, потому что восходит к фамилии русского поэта, в жилах которого текла африканская кровь3. Традиция оказалась очень живучей (кота моих филадельфийских друзей тоже зовут Pushkin). На одном из многочисленных американских сайтов для владельцев кошек мы нашли следующее рассуждение о привлекательности русских имен, включая имя Пушкин, для котов:
Зачем называть кошку русским именем?
Каждый кот или кошка заслуживают уникальное имя. Выбор правильного имени для вашего кота очень важен, поскольку оно становится ключевым инструментом в его обучении. Коты и кошки умны и могут запоминать разные слова. Ваш новый кот выучит свое имя всего за несколько дней и всегда будет приходить на ваш зов. Но вы можете упростить его обучение, если выберете имя в 2–3 слога, которое можно легко запомнить и быстро произнести. Если вы не живете в России, то русское имя для вас идеальный вариант.
Русские имена особенно хороши для русских пород вроде сибирского кота, русского голубого кота, донского, петербальдского или курильского бобтейла. Но и для котов и кошек других пород русские имена тоже прекрасно подходят.
Русский язык является наиболее распространенным славянским языком, насчитывающим более чем 150 миллионов носителей. Понятно, почему русская культура так богата. Вы можете найти вдохновение в классических русских именах, которые часто восходят к греческим или латинским, а также в именах, заимствованных из русской литературы, фольклора, обычаев и истории.