А Старина Кейл, расставив ноги, как моряк в качку, умоляюще протянул ко мне обе руки:
— Стеф, — он едва не плакал. — Стеф, вытащи нас отсюда! Умоляю тебя!
Его начало кренить к стене.
Я подхватил его, прошел в комнату и усадил на низенький выцветший диванчик.
— Что случилось, Кейл?
— Ты что же, сам не видишь? — взвился наш квартирант. — Нас съедают заживо! Это не дом, а тварь из преисподней!
Он вскочил, схватил меня за рукав и с неожиданной силой потащил к дверям ванной комнаты.
— Гляди!
Я осторожно открыл белую деревянную дверь. За ней была стена. Простая серая бетонная стена.
— Это случилось три месяца назад, — пожаловался Кейл. — И не у меня одного. У Толстой Пэт, и у старой Родригес, и у многих наших. А сейчас… — он судорожно вздохнул и забормотал: Понимаешь, Стеф, это может случиться в любой день. Каждый божий день ночью, во сне. Я боюсь здесь спать! Хотя нет, это они боятся меня! Стеф, Стеф, давай я сейчас тебе открою страшную тайну! Они — он картинно повел рукой по сторонам, — они не любят пьяных, им невкусно! — Кейл дико захохотал и хохотал долго, всхлипывая и вытирая слезы. А потом сказал:
— Пошли к Толстой Пэт.
Толстая Пэт, согласно нашему плану, жила этажом ниже. Кейл неодобрительно покосился на лифт и, изрядно качаясь, потащил нас с Ребеккой к противопожарной лестнице.
Толстая Пэт была дома и жарила на кухне капусту. В квартире так удушающе пахло горелой капустой, черным кофе и какими-то едкими специями, что я закашлялся.
— Мистер, как вас там называют, и ваша чикита, сейчас вы выпьете мой кофе, а потом убирайтесь отсюда подобру-поздорову! А не то эти твари и вас съедят! Они обожают свежую кровушку! Свежую, молодую, сладкую кровушку!
Я поперхнулся и обжегся глотком оглушительно вонючего кофе. Старина Кейл, глядя на меня, довольно фыркнул.
— Что это? — опасливо поинтересовалась Ребекка.
— Хильбе, кардамон, кижме, акурма, — скороговоркой произнесла афроамериканка. — Отпугивать этих самых. Они же, как коты, не любят сильных запахов. И Джорджи тоже не любил. И кофе совсем не пил, и даже колу. И поэтому они забрали его. В прошлую пятницу, всего неделю назад. Моего крошку Джорджи, — она смотрела на нас так растерянно и умоляюще, что я опустил глаза.
— Джорджи — ваш сын? — осторожно спросила Ребекка.
Толстая Пэт быстро кивнула.
— Там была его комната, — она махнула рукой на противоположную сторону коридора.
Честно говоря, я ожидал там увидеть стандартный детский набор: кроватку, шкаф, разбросанные игрушки. А увидел дыру в стене. Глухую стену, начинающуюся сразу за дверью, а в ней дыру в полметра глубиной, с торчащими бахромой ошметками цемента.
— Это я царапала, — сказала Толстая Пэт за спиной. — Разделочным ножом.
— Это случилось ночью? — спросил я, уже почему-то догадываясь об ответе.
— Я обнаружила это утром. Пошла будить Джорди собираться в прескул, а там…
Ребекка, нахмурившись, погладила ее по плечу.
— Я провожу вас, — Кейл пригласительно распахнул дверь на лестничную клетку.
— Побойся Бога, Кейл! — Запротестовал я. — Ведь шестнадцатый этаж!
Старик удивленно пожал плечами:
— Это, конечно, ваше дело, Стеф, но в лифте тоже пропадали люди.
— Не сходи с ума, Кейл, с нами ничего не случится, — я уже нажимал кнопку вызова лифта. — Мы тут с утра катаемся туда-сюда, все работает, как часы!
Через пять этажей я весьма пожалел об этих словах — вот ведь закон Мерфи! Потому что в лифте внезапно погас свет. Ребекка горячо вцепилась в мою руку, но я сказал ей почти спокойно:
— Не бойся, детка, это какая-то неполадка с электричеством. Но мы спускаемся, ты же видишь. Совсем скоро будем дома.
И то верно, мы спускались. Я ощущал это по той особой легкости в коленях, которая отличает спуск от подъема. Мотор лифта исправно работал, едва слышно поскрипывая и причмокивая.
Счетчик этажей также перестал светиться, так что мы никак не могли понять, далеко ли нам еще до земли. Только мы все спускались, и спускались, и спускались, и спускались, безостановочно и несоразмерно долго. Лифт все также поскрипывал, что-то механически квакало наверху, а Ребекка все сильнее сжимала мне руку.
— Я успела сосчитать до десяти тысяч, — сказал она. Мы летели вниз.
— Такими темпами мы скоро доберемся до преисподней, — невесело пошутил я. Наконец, лифт остановился. Мы вышли в полную темень, хоть глаз выколи. Я закричал — и мой крик отозвался эхом. Похоже, мы находились в большом пустом помещении.
Я крепко взял Ребекку за руку. Мы обошли весь зал по периметру, и периметр составил двести моих шагов. Я проводил рукой по стенам, но не смог обнаружить никакой выпуклости, напоминающей дверь или окно. Мы с Ребеккой начали судорожно рыться в карманах, но ничего, похожего на фонарик, у нас отродясь не водилось, а оба наших телефона оказались разряжены — вот проклятье!
— Давай вернемся обратно в лифт, — разумно предложила Ребекка.
По-прежнему не видя ни зги, мы наощупь направились туда, где должен был быть центр зала. Но лифт, похоже, уже ушел — мы не смогли нащупать ни кабинки, ни кабелей, полозьев, рычагов или чего-то другого, говорящим о его присутствии.
Я снова принялся мерять ногами комнату, попутно проверяя стены на предмет дверных ручек, замков, шпингалетов и прочих спасительных выпуклостей. В качестве отсчетного столбика я положил на пол свой бумажник. Описав полный круг, я сел на пол.
— Ты здесь? — спросила Ребекка.
— Сто восемьдесят девять шагов, — ответил я.
— Не может быть, попробуй еще раз.
Пауза.
— Сто семьдесят пять шагов.
— Вот дьявол! — сказала Ребекка.
— Сто шестьдесят, — отозвался я. — Сто двадцать.
Невидимые стены без окон без дверей неудержимо сжимались вокруг нас.
— Восемьдесят, — сказала Ребекка.
— Пятьдесят, — ответил я.
Когда периметр комнаты стал исчисляться двадцатью шагами, мы остановились и снова вернулись в невидимый центр комнаты.
— Выгребай все, что у тебя в карманах, — скомандовала Ребекка. Я отчаянно выругался и стал наощупь выворачивать карманы:
— Севший чертов телефон, ручка, блокнот, плоская бумажка — план этого дьявольского дома. Квадратная упаковка жвачек, склизкий огрызок яблока, какая-то гадкая требуха. Уличная галька, бумажная лента — видно, счет за бензин, ключи от машины. Декоративный бутылек дрянного виски — от вчерашнего клиента, искавшего склад под винный магазин. Жаль, что я его сразу не выкинул. Нет, не клиента. Так, еще один бутылек.
Я размахнулся и со всей силы бросил бутылек об стену. Он разбился с глухим звоном, резко и отвратительно запахло дешевым алкоголем. Я плюнул и снова выругался. Открыл второй бутылек и хлебнул этой мерзкой отравы. Ребекка нащупала мою руку, отняла и допила остаток. Тяжкая, душная темнота подступила на расстояние дыхания.
И тут нестерпимо ярко сверкнула молния. Я инстинктивно прикрыл глаза.
Потом осторожно открыл их снова. В горящем квадрате белого света, начинающемся прямо от моих ног, стояла сутулая остро пахнущая фигура.
— Старина Кейл!
Кейл шумно втянул носом воздух.
— Я же говорил — они боятся алкоголя, — хмыкнул он.
— Сжечь, — напорствовал Кейл. — Они отлично горят! Казалось бы, бетон и железо, а горит на ура. Как кипа бумаги!
Я немедленно представил себе великолепный сорокасемиэтажный пожар — адские создания, сгорающие в грандиозном адском огне! О, это было бы зрелище!
Старина Кейл, в моем банном халате, восседал на моем стуле и благоухал моим шампунем. Ребекка заставила его три раза стоять под душем, отмывая длинные седые патлы и лохматую, как у гнома, отросшую бороду. Стричься и бриться по ее просьбе Кейл категорически отказался. Ребекка же отомстила ему тем, что спустила в мусорный бак всю заскорузлую от грязи Кейлову одежду и выдала ему свои голубые девичьи тренинги — мои штаны висели на худом старике мешком.
— Взорвать, — горячился Кейл, — к чертовой бабушке! Жителей, понятное дело, выселить куда-нибудь. — А потом гору тротила — и бабах, весь ненавистный пипидом взлетит к небесам! Я с сожалением вздохнул. Ребекка поморщилась.
— Все это ужасно сложно, Кейл, — отвратительно взрослым тоном сказал я ему. — Понимаешь, у нас договора. Юридические соглашения. И если я их взорву вместе с пипидомом — мне крышка. И Роджерсену. Да что мы — тысячи людей останутся без крыши над головой. Неверной, опасной, страшной, но все-таки крыши.
— Вас без пяти минут сожрали, мистер Стефан. А ты, как дурак, покрываешь этих чертовых проглотов. Так мы их называем, — пояснил Кейл. — Черт его знает, что они такое.
— Пришельцы, — Ребекка расширила глаза. — Или хтонические чудовища из недр Земли.
— Дьявольское отродье, — буркнул Кейл. — Древнеиндийские боги, порешившие прикончить людской род. Или что-то вроде того.
— Да шут с ним, какая разница, — встрял я. — Главное — придумать, как с ними бороться.
И тут Ребекка вдруг начала хохотать. Сначала я решил, что это она от стресса, но девушка хохотала так заразительно, что мы с Кейлом не выдержали и тоже начали хрюкать, как две буйные свиньи. А когда она отсмеялась, то произнесла парочку фраз, и после этого мы все втроем ухохатывались еще битый час, вытирая слезы и не в силах остановиться.
— А чего? Может, и сработает, — задыхаясь и всхлипывая, произнес Кейл. — Я бы от такого точно сдох.
На следующий день мы с Ребеккой оба сказались больными. Честно говоря, после пережитого ужаса я предпочел бы валяться в кровати, но времени расслабляться никак не оставалось. Мы честно разделили обязанности: я направился в супермаркет, Ребекка порулила в знакомый ей магазин индийских пряностей, а хорошенько надравшийся с утра Кейл с запасным бутылем водки в руках смело отправился на разведку. «Не боись», — сказал Кейл в дверях. — «Я вернусь к вечеру. А если не вернусь — вы знаете, что делать.»
— Ну и вечеринку вы закатываете, мистер! — покосился на мою коляску кассир в супермаркете. А я сгорал со стыда — коляска доверху была забита самым дешевым и низкопробным спиртным, какое только нашлось, в самых огромных и уродливых эконом-упаковках. Была там водка, текила, виски, питьевой спирт — чем выше градус, тем лучше! По настоянию Кейла я добавил еще пару ящиков самого дешевого и пенящегося пива. И вернувшись, и выгрузив из багажника всю эту отраву, я немедленно отправился в следующий супермаркет. А потом еще и в третий.