— Куда?!! — Вольдемар вдруг ощутил острое отвращение к самому себе, но остановиться уже не мог. — Я ещё не закончил! Немедленно вернись или…
— Или? — Агнешка обернулась и посмотрела в лицо пану Новаку, сама поражаясь своей храбрости.
— Или я убью эту тварь, — глухим голосом сказал городской писарь.
— Это мы ещё посмотрим! — Агнешке показалось на мгновение, будто зрачки пана Новака стали вертикальными, а сквозь лицо проступила чешуйчатая морда, но это только показалось.
Ночью Вольдемар ворочался и никак не мог уснуть. Ему было невыносимо стыдно за необъяснимую вспышку гнева. Стыдно даже не перед этой глупенькой Агнешкой — извиниться перед ней, принести кулёк леденцов для неё и горсть орехов для ее крысы — и инцидент исчерпан. Стыдно было перед собой. Жгучее выматывающее чувство поселилось в самом центре живота и ничем невозможно было его заглушить. Пан Новак принадлежал к числу тех редких людей, которые не умели договариваться с собой.
Слабак, — укорял он себя. — Как ты мог? Столько лет тяжкого труда — насмарку. Так долго усмирять себя, выстраивать, приглаживать, по кусочкам отсекать ненужное, каленым железом выжигать неугодное, втискивать оставшееся в тесные рамки допустимого, отрастить вторую кожу, сжиться с ней, привыкнуть считать ее единственной — и в одну секунду все порвать, сломать, уничтожить.
Вольдемар встал со своей узкой жёсткой постели, устроенной прямо на деревянной семье под витражным окном, из щелей которого холодно и остро дуло ночным ветром. Сунул ноги в туфли, накинул на плечи халат, спустился вниз по винтовой лестнице и, приоткрыв маленькую дверцу, вышел на крыльцо ратуши.
Площадь была черна. Город спал. Страшный спазм вдруг скрутил пана Новака.
Он упал на четвереньки и скорчился. С его телом происходило что-то странное. Шея изогнулась, вытянулась и стала мощной и толстой, как ствол дерева, на руках и ногах выросли когти, халат с треском разорвался, выпустив два больших крыла.
Огромный белый дракон, взревев, оттолкнулся от земли и взмыл в воздух.
Вольдемар летал долго, а его все не отпускало. На этот раз его совершенно не волновало, что он белый. Раньше, он помнил, для него было целой историей выбраться из подвалов ратуши, если только он не вывалялся предварительно в саже, чтобы скрыть эту ужасную белую кожу. Пан Новак сдавленно хмыкнул, подумав, каким глупым и наивным он тогда был и какие нелепые вещи его беспокоили. Он оставил все эти беспокойства там, в подвале. Вместе с сажей, своим старым столом и своим старым сундуком, в котором на этот раз так и не накопилось достаточно шкур, чтобы он мог отправить их на благотворительность, как обычно.
Он вырос. Он перевоспитался. Он стал человеком и позволил себе занять более высокий этаж. И более высокое положение в собственных глазах. Он стал этого достоин. По крайней мере он так думал.
Вольдемар со стоном приземлился у дальнего озера и плюхнул голову в воду.
В конце концов, подумал пан Новак, может быть самым правильным было бы сожрать эту мышь к чертям на глазах у Агнешки и улететь. Потом вернуться — уже в человеческом облике — и выразить глупышке, которая, конечно, ни за что не догадается, что душегуб и Вольдемар — одно и то же лицо, все причитающееся ей сочувствие. А может быть и вовсе отправиться в поход на дракона — в подвалы ратуши — принести оттуда драконью шкуру и стать городским героем. От этих мыслей у пана Новака закрутило в животе, его затошнило. Вольдемар изрыгнул пламя и обессилено прикрыл глаза.
Тем временем небо начало светлеть. Пора было возвращаться, пока его не хватились. Пан Новак тяжело поднялся и, редко взмахивая огромными крыльями над самыми верхушками деревьев, понуро потянулся в город. Он успел проскользнуть над городской стеной еще до того, как проснулась ленивая стража, и подняться к себе прежде, чем зазвенела ключами и загремела всем, что ей попадалось под руку, неловкая Агнешка.
Обычно Агнешка останавливалась под его дверьми и осведомлялась, чего изволит пан Новак на завтрак. Сегодня же она торопливо пробежала мимо, будто опасаясь, что он выскочит и схватит ее. Вольдемар, жадно ловивший звуки ее шагов, вздохнул и решил сегодня вовсе не выходить из своего закутка. Устроит себе выходной. Закончит он работу днем раньше или днем позже — ничего по большому счету от этого не изменится.
Он улёгся на лавке, закинул руки за голову и принялся рассматривать трещины на потолке, приготовясь провести за этим занятием весь день. Однако долго наслаждаться тишиной и одиночеством ему не пришлось. В дверь робко поскреблись.
Вольдемар открыл, готовый увидеть там мышь, пришедшую торжествовать, но обнаружил Агнешку — еще не отошедшую от обиды, но уже осторожно улыбающуюся — с полным подносом в руках. Остро запахло едой. Опешивший Вольдемар, чувствуя, как от голода подвело живот — ах да, он же не ел со вчерашнего обеда! — шагнул назад, давая ей дорогу. Агнешка прошла в комнату и водрузила поднос на стол.
— Я подумала, пан Новак, что даже если человек и превращается на твоих глазах в.., — она запнулась в поисках слова.
— Рептилию? — грустно подсказал Вольдемар.
— Чудовище, — благодарно кивнула Агнешка. — То это не повод оставлять его без завтрака.
Вольдемар не смог сразу ответить — перехватило в горле. А пока он справлялся с собой, Агнешка уже убежала.
Покачав головой — надо же, какими удивительными все-таки бывают люди — пан Новак закрыл дверь и подошел к столу. Разломил хлебец, откусил сразу большой кусок и, еще не прожевав толком, сделал большой глоток горячего чая. Обжег рот, горло, от боли потемнело в глазах, сердце глухо стукнуло один раз, потом встало и Вольдемар, выронив кружку, рухнул на пол.
Прислушивавшаяся из-за угла к звукам в комнате пана Новака Агнешка удовлетворенно кивнув и спустилась вниз, в большую залу. Там уселась на широкую скамью и, погладив мышь, тихонько сказала:
— Никто никогда не посмеет обидеть тебя, Аннет.
И прибавила — еще тише:
— И меня тоже.
Сущая несправедливостьМарина Иткин «Жаклинка»
— Я предупреждал тебя, Стефан, что с этими домами что-то не так! — горячился мистер Роджерсен, владелец риэлторского агенства «Дом — твой лучший друг». Бьюсь об заклад, я сразу учуял, что здесь дело нечисто!
— Твоя правда, шеф. Чертовы проглоты! — я предпочел бы выбрать выражения покрепче, а также напомнить шефу, кто из нас придумал ввязаться в это дело, если б угроза выплат штрафов и компенсаций не висела и над моим карманом. — Но шеф, как все завлекательно начиналось!
Нет, представьте, представьте себе, что вы риэлтор. Нет, не тот столичный лоснящийся молодчик, у которого дизайнерские пентхаузы разлетаются, как горячие такос со свининой в перерыве на ланч. Нет, начнем с того, что вы риэлтор в Томбтауне. Круто звучит, не правда ли? Хотели бы вы поселиться в месте, называемом, ни много ни мало — «Городом Могил»? И поди объясняй каждому встречному, что наш городок назван в честь знаменитого первого шерифа окружающих прерий, с инициалами Дж. Дж. Домб. И изначально был отмечен на всех картах как добропорядочный Домбтаун. Да только все жители от мала до велика немедленно начали называть его «Томбтаун». А когда сто лет назад здесь была перепись населения, переписчик так и записал «В городишке Томбтауне начитано восемьсот живых душ».
Черт его знает, как я здесь оказался. Носился, носился по прериям, то здесь полгода, то там три месяца, и вдруг обнаружил себя осевшим в этой забытой дьяволом дыре, да еще в агентстве по недвижимости. Таком захудалом, что, если раз в квартал нам удавалось сдать квартиру, мы чувствовали себя такими богачами, что немедленно отправлялись отмечать успех в местную кантину, где дают чудесный португальский кальвадос, полученный путем перегонки сидра из лучших яблок штата Алабама. По крайней мере, так гласит печать на бутылках, и здесь она никого не смущает.
О продаже дома через наше агентство можно было даже и не мечтать — я вообще не слышал о том, чтобы в последние два года кто-нибудь купил здесь квартиру. Правда, объявлений висела целая кипа — но все без толку. Вот люди и уезжали, оставляя непроданными пустые дома. Полгорода стояло с пустыми окнами, а другие полгорода мечтали отсюда куда-нибудь убраться, как только им предоставится такая возможность.
И как в такой ситуации можно было работать?
Но хозяин наш, мистер Роджерсен, не унывал. То ли из-за чертовски упрямого характера, то ли и вправду верил в великое будущее нашего захудалого городка, только каждые полгода хватался он за новые жилищные проекты, которые в конечном итоге непременно вылетали в трубу, потому что хотел бы я посмотреть в глаза тому инвестору или застройщику, который решится строить в этой Богом забытой дыре?
Вот и на этот раз я застал своего начальника в необыкновенном возбуждении. Нет, пожалуй, даже в невероятном возбуждении. Это когда глаза горят, а руки чешутся — то ли гору своротить, то ли морду кому понабивать. «Нет, ты представляешь, какая удача!» — кричал Роджерсен. Сам Пипидом сюда пожаловал!»
Нет, я, конечно, слышал немало про Пипидом. P.P.Dome, строящий почти бесплатные дома. Нет, даже не по демпинговым ценам, не субсидированные социальными службами, а просто — уж не знаю, каким боком ему это выгодно — почти бесплатные. Сдает их, представьте, за доллар в месяц, причем срок аренды на десять лет. И так повсеместно. Абсолютно, окончательно даром. Небольшие милые меблированные квартирки, для одиночек или небольших семей. По всей Америке уже пару лет шел целый бум этого Пипидома: начиналось с одного дома, а дальше желающие валили валом, так что возникли целые пипидомовские кварталы. Городские власти с радостью отдавали им площади трущоб и районов бедноты — современные пипидомовские высотки выглядели не в пример чище и обустроенней.
Видел я и пару интервью с этими пипидомовцами. Странные они, конечно, ребята. Никто, говорят, ни разу не видел их вживую, а общаться они предпочитают по видео с синтезированной красоткой. Красотку зовут Шелли, у нее сексуальный голос робота-киборга из старых фильмов, отвечающий, впрочем, весьма осмысленно.