ла всегда закрыта. Порой я задерживалась у ее двери и слушала, как она играет на компьютере, сквозь трещины в двери до меня доносились звуки, симулирующие предсмертные крики и грохот разрушения, потом я потихоньку уходила, оставляя ее в покое, включала телевизор или просто закрывала кухонную дверь. Я говорила себе, что так, по крайней мере, она находится в безопасности и чувствует себя по-своему счастливой.
Но почти через год все изменилось. Не представляю, сколько раз Ханна удирала по ночам из дома, пока до меня не дошло, чем она занимается. Было три часа утра, я пошла на кухню налить себе стакан воды когда она проскользнула через входную дверь. Увидев ее в темном коридоре, я вскрикнула от испуга и неожиданности.
– Ханна, – сказала я, немного оправившись от шока, – что ты вытворяешь? Где тебя носило?
Она пожала плечами.
– Нигде.
Я сделала шаг ей навстречу и в нос мне ударил едкий запах сигарет.
– Где ты была? – потребовала я ответа. – С кем?
Привлеченный звуком моего голоса на лестнице появился Даг, сонно потирающий глаза.
– Что здесь происходит?
Ханна пожала плечами, хитро улыбаясь.
– Ничего. Вышла проветриться. Что плохого?
– Тебе только четырнадцать! – сказала я.
Она сняла пальто и, немного пошатываясь, перекинула его через перила лестницы. И тогда я поняла, что она пьяна. Открыв рты от изумления, мы проводили взглядом Ханну, которая, поднявшись по лестнице, оттолкнула своего отца и прошла дальше. Секунду спустя до нас донесся звук захлопнувшейся двери, а мы с Дагом остались стоять, тревожно уставившись друг на друга.
В последующие недели Ханна продолжала исчезать по ночам, не помогали ни наши с Дагом уговоры, ни угрозы, ни увещевания. Мы испробовали все: лишили ее карманных денег, поставили дополнительные замки на двери, даже спрятали ее обувь – все впустую. Вероятно, Ханна где-то доставала деньги, поскольку от нее пахло алкоголем, когда она возвращалась домой, и я часто находила пачки сигарет в ее пальто.
– Ты слишком мала для таких вещей, ты не можешь в одиночестве шататься по ночам, – взмолилась я, когда она однажды вернулась на рассвете. Я перестала спать, в страхе и беспокойстве проводя ночи в ее ожидании.
Она ухмыльнулась.
– Я не одна.
– А с кем же?
Она повела плечами.
– С друзьями.
– Какими друзьями?
– Ты никого из них не знаешь.
– Вокруг полно плохих людей, – сказала я ей. – Плохих мужчин, которые используют таких молодых девушек, как ты. Как до тебя не доходит, Ханна? Не понимаешь, что это небезопасно?
– Ну и что? Я развлекаюсь. – Потом она презрительно усмехнулась и добавила: – Тебе меня не остановить. И ты это знаешь.
Конечно, Ханна была права. Она осознавала, что известный ей секрет обеспечивал ее безнаказанность. Мы были слишком напуганы тем, что Ханна может сделать, и она прекрасно отдавала себе в этом отчет.
Постепенно на смену неряшливым бесформенным футболками и спортивным штанам пришли мини-юбки и обтягивающие короткие топики; часто ее лицо было густо и неумело накрашено. Меня все это пугало. Иногда она возвращалась домой в сопровождении полицейских, пьяная или под кайфом. И потом полицейские, стоя в нашей гостиной, объясняли, что задержали ее на вечеринке в заброшенном доме во время антинаркотического рейда или по пути домой, куда она добиралась автостопом, либо обкуренную на автобусной остановке в компании каких-нибудь фриков.
Ей доставляли удовольствие подобные сцены с привлечением полиции. Ни с чем не сравнимое удовольствие. Ханна бросала на нас насмешливые взгляды из-под густо подведенных ресниц в то время, как офицеры, сидя на диване в гостиной, напоминали нам о несовершеннолетии Ханны и нашей обязанности обеспечивать ее безопасность. Ханна знала, насколько сильно мы нервничали в их присутствии, боялись, что ей достаточно намекнуть полицейским, чтобы раскрыть наш секрет. Я думала о моем спавшем наверху мальчике, завернувшемся в одеяло со «Звездными войнами», сжимала зубы и отвечала:
– Да, офицер, извините, это больше не повторится.
Я привыкла к враждебным взглядам соседей, считавших, безусловно, что вся вина лежит на нас, и будь Ханна их ребенком, все было бы иначе. Как знать, только им не приходилось иметь дело ни с кем, кто, подобно Ханне, был начисто лишен совести и способности любить, кто не задумываясь заложил бы нас полиции, попытайся мы действовать против ее воли.
В конце концов, сгорая от стыда и отвращения, я стала подкладывать Ханне пачки с презервативами в ящики с нижним бельем, пока ее не было дома. Она застукала меня только однажды. Обернувшись, я увидела Ханну в дверном проеме, которую мое смущение привело в неподдельный восторг.
Мы подумывали о переезде, но какой был в нем смысл? Наши проблемы сохранились бы, поменяй мы место жительства. Нам нравилась наша деревня. Мы оба работали неподалеку – я нашла место в медицинском центре в соседнем городке, вернувшись к работе медсестры, которую оставила после рождения Ханны, и чувствовала себя хорошо вдали от всех, кто знал меня или дочь. К тому же мы уже однажды оставили дом, сбежали из моей родной деревни. Повторить это еще раз было выше моих сил.
Мы Дагом провели много ночей, разъезжая по окрестностям в поисках Ханны. Тоби, укутанный в одеяло, сопел на заднем сиденье машины. Это были тяжелые времена; я каждый раз боялась найти ее брошенной умирать на улице. Меня не покидало чувство тревоги за нее, я похудела почти на 30 фунтов, тягостное, давящее ощущение страха в груди напрочь лишило меня аппетита. И хотя эти месяцы были невыносимыми, Ханна умела вовремя остановиться, не заходила настолько далеко, чтобы у полиции и сотрудников социальных служб появилась возможность воплотить в жизнь их бесчисленные угрозы и забрать ее из семьи. Будучи смышленой девочкой Ханна понимала, что если это произойдет, она больше не сможет так свободно манипулировать нами. К тому же, как мы вскоре выяснили, у нее на уме были дела поважнее.
Было утро обычного дня, Ханне как раз исполнилось шестнадцать. Тоби, которому было десять, собирался в школу. Я уже была в униформе, готовая ехать на очередное дежурство, Даг вытирал стол после завтрака. Я даже не посмотрела в ее сторону, когда она спустилась вниз, хотя меня и удивило столь раннее появление Ханны. Она окончила школу без аттестата об общем среднем образовании и, решительно отвергнув идею сдать экзамены повторно, проводила все дни дома и редко выплывала из комнаты раньше полудня, отсыпаясь после ночных загулов. Помню, я сначала взглянула на Дага и выражение удивления на его лице подсказало мне, что что-то не так. И только потом я развернулась и увидела свою дочь.
Ни одна из тех ужасных вещей, которыми она нас шокировала на протяжении последних двух лет, не могла подготовить меня к тому, как она выглядела в то утро. Передо мной сейчас стояла абсолютно другая девушка. Никакого привычного гнезда на голове, волосы помыты и уложены. И хотя, как я предполагала, она давно избавилась от всей одежды, которую я для нее купила, сегодня на ней был симпатичный коралловый джемпер и джинсовая юбка по колено. Она смыла черный лак с ногтей, нанесла легкий макияж, убрала из носа кольцо и многочисленные сережки-гвоздики из ушей, с которыми появлялась в последнее время.
Не глядя в нашу сторону, Ханна приготовила себе тост. Даг, Тоби и я уставились друг на друга, не в силах поверить в происходящее.
– Ханна, – я немного нервничала. – Ты сегодня очень мило выглядишь.
Она подняла голову и насмешливо вздернула бровь, но ничего не сказала.
– Ты куда-то собралась? – спросил Даг.
– Да так, никуда, – ответила она.
Мы наблюдали за ней, пока она не закончила завтрак, встала и не ушла из дома. Еще долго я не могла догадаться, что у нее было на уме. А когда догадалась, было уже слишком поздно, чтобы ее остановить.
18
Клара прикрыла за собой дверь в гостевую комнату Мака и села на кровать – она слышала, как он перед сном ходит по квартире и щелкает выключателями. На столе девушка увидела стопку книг, заботливо оставленную для нее Маком, и улыбнулась. Она не была уверена, что сможет заснуть. С момента прощания около бара все ее мысли были заняты только Эмили. Их встреча так и не пролила свет на тайну ее исчезновения, оставив еще больше вопросов.
Кларе не терпелось увидеть ее снова, но прошло два дня, от Эмили не было вестей, и Клара волновалась, что она, возможно, исчезла так же внезапно, как и появилась, их знакомство стало ей казаться нереальным, как сон.
Мак очень удивился, узнав, что Клара, как она думала, видела его сегодня вечером.
– Меня там точно не было, – сказал он в замешательстве. – Ты не хотела, чтобы я пошел с тобой. Я остался здесь ждать от тебя новостей.
– Я пыталась тебе позвонить, но сразу включалась голосовая почта.
Он недоуменно посмотрел на нее.
– Иногда мой мобильный теряет сеть в этой квартире, но… Господи, если бы я услышал звонок, то моментально ответил бы, ты же знаешь.
Клара задумалась. Проблема с сетью действительно существовала, его квартира была «слепой зоной», где пропадал сигнал связи – Клара сама неоднократно сталкивалась с этим, в отчаянии шагая по комнатам и размахивая айфоном в попытке поймать сеть. Она посмотрела на Мака. Было видно, что он говорит правду. Наверняка она обозналась – и неудивительно, ведь после встречи с Эмили ее как обухом по голове ударили. К тому же в темноте и при большом скоплении людей было сложно различить их фигуры вдалеке.
Последние две ночи Клара бодрствовала, перебирая в уме все подробности их разговора с Эмили. Неужели Клара испугала ее излишними вопросами? Или же кто-то или что-то мешало Эмили вновь связаться с Кларой? Когда она наконец засыпала, ей снилось, что Эмили попала в беду и ее держат в ужасном темном помещении, а потом лицо Эмили постепенно приобретало черты Люка. Клара часто просыпалась с ощущением страха, комом в горле, слишком расстроенная и взволнованная, чтобы снова забыться сном.