– И как вы себе это представляете? А чего нужно будет, а вы вдвоем? Вы даже не знаете, где и что в операционной лежит.
Что верно, то верно. Операционная была вотчиной операционных фельдшеров во главе с Игорем.
– Так, Машка, иди звони всем и говори, чтобы все спускались и начинали, а у нас экстренная. Заодно, может, какая светлая голова зайдет и подскажет, что делать.
Мы продолжили работать. Разрезали стенку пищевода, удалили позвонок, который появился оттуда, как будто из анатомички, такой он был целый и красивый, убедились, что стенка целая, и начали ее зашивать. Дверь в операционную тихонько приоткрылась:
– Можно? – на пороге стоял академик Воробьев.
– Да, Геннадий Иванович, заходите.
– Ну и что тут у вас?
– Да вот кости достаем от нечего делать. С пищеводом разобрались, осталось решить, как его кормить неделю. Носопищеводный зонд ставить не хочется, можем повредить шов на пищеводе.
– Так наложите ему гастростому, а через неделю закроете.
– Точно!
– Игорь Анатольевич, – Геннадий Иванович посмотрел на Игоря, – у вас тут еще работы часа на полтора. Я ждать не буду, я вас поздравляю, подарок вас ждет. Успехов вам.
Мы начали лихорадочно вспоминать, как Павлов накладывал свои гастрофистулы. Все хорошо, только из такой еда вываливалась бы, а нам надо было, чтобы еду можно было заливать. Было решено перенести ее выше по брюшной стенке. Еще одна большая и серьезная операция. Еще мы понимали, что создавать гастрофистулу будем из подручных средств. Специальных приспособлений у нас не было. В ход пошел трахеотубус для трахеостомии. Еще час – и из правого бока собаки торчала трубка, для которой была аккуратно вырезана пробка из латекса. Идея состояла в том, чтобы три-четыре раза в день открывать пробку и заливать непосредственно в желудок бульон с протертым мясом.
Собаку мы отдали дежурному терапевту, чтобы тот ее разбудил и отправил домой, а сами пошли, как были в операционных пижамах, к праздничному столу.
Так отметил свое пятидесятилетие Игорь Анатольевич.
А через неделю мы благополучно закрыли гастростому. Белый бультерьер был абсолютно здоров.
Патологические роды
– Любовь Ивановна, патроды не возьмете? – наша фельдшер Динка умоляюще посмотрела на доктора.
– Ты же знаешь, как ездить на роды. Три часа сидишь, а потом в клинику на кесарево. Пусть привозят, вон наши бойцы уже скальпель точат.
– Любовь Ивановна, ну мужик очень просил. Все равно вы уже в ту сторону вызов один взяли. А я вам пока еще что-нибудь рядом найду.
– Ой, голуби, веревки вы из меня вьете. Ладно, записывай адрес.
Любовь Ивановна Козырева – человек большой, добрый и неугомонный. От нее во все стороны излучается положительная энергия. Когда я только пришел на Мосгорветстанцию на улице Юннатов, она уже была доктором со стажем. К сожалению, тогда мне нечасто удавалось поработать с ней в одной смене, но даже в те редкие случаи, когда это выпадало, она делилась всеми своими знаниями, не скрывая ничего.
Позже, когда я открыл свою клинику, я пригласил к себе Любовь Ивановну и ни на секунду не пожалел об этом. Слуга царю и мать солдатам. Мы все ее любили и любим до сих пор.
Любина смена всегда начиналась очень бодро. Первой появлялась она, следом за ней в клинику входил ее муж Вовка с большой сумкой, набитой всякой снедью, и сразу шел на кухню. Люба быстро переодевалась, надевала белый халат и скрывалась там же. Минут через двадцать она заходила к нам:
– Ну и что, голуби, сидим? Телевизор, что ли, не видели? Все быстро завтракать.
Ох уж эти завтраки, обеды, ужины.
– Селедочки возьми. Мы вчера с Вовчиком увидели, и так захотелось. Хороша! Пирожки, говоришь? Так я их так, левой ногой пекла. Ой, а колбаску-то чего не берете? У меня на обед еще холодец припасен, а на ужин винегрет…
И так почти каждую смену. Любины сумки вкупе с кормежкой нашей Ольги, как мы ее звали, «мамы Чоли», грозили ожирением всей клинике.
– Любань, может, хватит нас кормить?
– Ты, голубь сизокрылый, не пи-пи, ешь, пока есть что есть. Всё на пользу.
Как полагается, перед тем как отправляться на вызов, Люба отзвонилась владельцу, чтобы подтвердить вызов, уточнить адрес и окончательно выяснить, что творится на том конце. На том конце щенилась догиня.
– Доктор, только вы побыстрее приезжайте. Я дома один и не знаю, что делать.
У Любы чуть невольно не вырвалось ее любимое «не ссы, лягушка, не утонем», но она вовремя взяла себя в руки, и они с водителем укатили в ночь. Мы не волновались, так как знали, что у них три вызова и раньше, чем часа через четыре, их можно и не ждать. Мобильников тогда даже в проекте не было, и связь была односторонней, только со стороны врача на вызове.
Жизнь на станции продолжала течь своим чередом. Действительно, часа через четыре мы услышали хлопанье дверей машины во дворе. В ординаторскую вошли Люба и водитель. Вид у водителя был какой-то подозрительно ошарашенный. Он поставил укладку, осмотрелся и спросил воздух прямо перед собой:
– Выпить есть чего-нибудь? Я сегодня больше никуда не поеду.
Ему тут же поднесли пятьдесят грамм чистого спирта, которые он выпил, даже не ощутив вкуса. Мы повернулись в сторону Любови Ивановны. У нее вид был более чем странный, она еле сдерживалась, чтобы не начать безудержно смеяться.
– Ну, блин… – Люба начала свой рассказ.
Они с владельцем собаки договорились, что тот встретит машину у столба на повороте во двор. Ну, чтобы петлять меньше. Московские дворы специально созданы для того, чтобы насмерть запутать шпионов и врага. Люба несколько раз повторила, что машина будет УАЗ с синим крестом во лбу.
При подъезде к оговоренному месту от столба отделилась тень, которая буквально бросилась под колеса.
– Это вы врачи?
Не дождавшись ответа, мужик прыгнул на заднее сиденье.
– Поехали.
Подъехали к подъезду. Водитель взял укладку, и все втроем поднялись в квартиру.
– Где?
– В той комнате, доктор. – Мужчину трясло, так он нервничал.
– Не волнуйтесь, все будет хорошо.
С этими словами Люба зашла в комнату и остолбенела. На кровати лежала женщина, которая, судя по всему, отдыхала между схватками.
– Вы кого вызывали?
– Скорую. А вы кто?
– Мы ветеринары. Нас к собаке вызвали.
– Как? – Мужик побледнел и готов был грохнуться в обморок.
Ситуацию надо было брать в руки.
– Спокойно. Назад к столбу за медиками. Только сначала – где помыть руки, и дайте чистые полотенца.
Ну не уходить же, не бросать же женщину. Врач есть врач, а у всех особей женского пола все происходит примерно одинаково. Действительно, у коров отелы принимала, опоросы у свиней тоже. Собаки и кошки рожали. Люба стала вспоминать собственный опыт и села ждать схваток. Водитель, полностью потерянный, вышел на кухню и закрыл плотно дверь.
Схватки продолжались с переменным успехом. Так прошло минут десять.
– Как вы тут? – В комнату вошел врач скорой. За ним виднелось испуганное лицо мужа.
– Пока никак. А вы как?
– А мы уже трех щенков вам приняли, – со смехом сказал доктор.
Начался суровый врачебный юмор.
Между шутками все прояснилось. В соседних подъездах одного дома были роды. Только в одном рожала женщина, а в другом щенилась догиня. Мужики одновременно вызвали врачей и договорились, что встречают машину у столба. Столбы были соседние, на расстоянии пятидесяти метров друг от друга. От неожиданного помутнения рассудка, случившегося от волнения, они перепутали всё, и цвет крестов на машинах, и марки машин, а заодно потеряли способность членораздельно складывать слова в предложения. В результате Люба приехала принимать роды у женщины, а медики – у суки.
Хозяин догини в это время топтался в коридоре и ждал, пока Люба соберется. Все закончилось хорошо – женщину повезли в роддом, а сука благополучно ощенилась.
Про курочку, почти что Рябу
Были какие-то из майских праздников. Не помню уже какие, но точно помню, что было тепло, солнечно, клиника была пустая, и мы с Сан Санычем нежились на солнышке, жалея о том, что заранее не приготовили мясо для шашлыка.
Сан Саныч работал на Мосгорветстанции санитаром, но был удостоен чести носить белый халат, что категорически запрещалось другим санитарам. А разрешение такое он получил от ловцов в знак уважения к его возрасту и знаниям. Именно знаниям. Сан Саныч знал про птиц все.
Врачей-орнитологов, как, впрочем, и врачей других специальностей, тогда не было вовсе. Были только ветеринарные врачи со среднестатистическим отсутствием академических знаний. Так вот Сан Саныч разбирался в птицах. Это было его хобби. Вся его квартира была заставлена клетками, в которых сидели десятки певчих птиц, за которыми он ухаживал, которых разводил и о которых мог рассказывать часами.
Мы же использовали знания Сан Саныча в своих «корыстных» целях, когда надо было дать консультацию по болезням или содержанию птиц.
Словом, сидели мы, расслаблялись, вели какую-то неспешную беседу о чем-то, кроме животных, ибо нет лучше места отдохнуть от работы, чем сама работа. Неожиданно в наше блаженное состояние вторгся инородный звук автомобильных тормозов.
Мы невольно посмотрели на ворота и увидели такси, с бешеной скоростью выруливающее из-за поворота и на такой же скорости проносящееся сто метров до входа в клинику, у которого мы сидели.
Машина как вкопанная остановилась прямо напротив нас. Я посмотрел на водителя. Тот то откидывался назад, то с размаха бился головой о руль. Тело его сотрясалось.
С переднего сиденья выскочил взъерошенный мужчина с картонной коробкой в руках.
– Где доктор?
Я встал, приглашая его пройти.
– Доктор, срочно, она умирает!
По стандартности ситуации я приготовился увидеть либо кошку, которая выпала из окна, либо небольшую собаку с травмой. Каково же было мое удивление, когда из коробки выпрыгнула вполне здоровая курица. Она радостно расправила крылья, захлопала ими, закудахтала и нагадила мне на стол.