О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии — страница 25 из 33

– Хорошо успели, а то… Лучше даже и не думать, что могло бы быть.

Мы быстро смекнули, что этим ребятам лишних вопросов задавать не надо. Они и так нас пожалели.

– Ладно, давайте посмотрим, что у вас там сломалось. – Один из них полез под капот.

Через пять минут автомобиль начал подавать признаки жизни, а еще через пять мы катили в сторону Москвы.

Как ветеринары письмо писали


Я стоял на пороге кабинета президента Российской ассоциации практикующих ветеринарных врачей Сергея Владимировича Середы. Как и обычно, рука сама поднялась ко лбу, чтобы освятить меня крестным знамением, после чего так и потянуло поклониться в сторону красного угла. Стены кабинета были сплошь завешаны фотографиями, которые ретроспективно освещали жизнь вождя российских ветеринаров. Вот Сергей Владимирович читает лекцию будущим специалистам, вот его пламенная речь на конгрессе, в которой он гневно клеймит распоясавшиеся государственные ветеринарные службы, вот он с любовью смотрит на девочку, которая гладит котенка, а вот уважаемый доктор на отдыхе, во главе дружеского застолья. Часть пола и все полки были заставлены всякими большими и маленькими вещицами, которые в огромном количестве дарили Сергею Владимировичу его почитатели. Словом, кабинет напоминал из себя что-то среднее между алтарем храма Христа Спасителя, музеем подарков любимому товарищу Сталину к его семидесятилетию и мавзолеем Ким Ир Сена.


В углу кабинета стоял человеческий скелет, одетый в белый халат и чепчик. На шее скелета висел фонендоскоп.

Стоял этот скелет не просто так. Он показывал, что к тому моменту, когда после школы доктор Середа выбрал свой нелегкий путь борьбы за свободу ветеринарии, его костная ткань была полностью сформирована, что говорило о том, что выбор был осознанным. На столе лежала точная копия черепа коня Вещего Олега, выполненная в натуральную величину. Рождая очередную великую идею, вождь российской ветеринарии клал череп себе под ногу, не боясь никаких гадов, вытащенных предварительно из черепа великим герпетологом Дмитрием Борисовичем Васильевым.

Когда я вошел в кабинет, Сергей Владимирович сидел в глубоком кожаном кресле за столом, который своими размерами мог сравниться с теннисным кортом. Перед столом стоял пенек. Каждый вошедший мог скромно присесть на краешек пенька только после того, как был допущен к руке самого.

Выполнив все ритуальные действия, я прочно и удобно уселся на диване. Дело было какое-то важное, значит, сидеть придется долго.

– И чего?

– Вот чего. – Серега протянул мне какую-то бумагу, от которой даже издалека тянуло официальщиной.

Я посмотрел на конверт. Это было письмо из офиса Всемирной ветеринарной ассоциации мелких домашних животных, адресованное доктору Середе.

– Ты же у нас умный, в Канаде работал, язык знаешь, так что давай читать.

Теперь все устаканилось: сегодня я буду работать толмачом.

– Слушай, Серег, тут какой-то бред написан, что какой-то доктор Иван Сахаров написал на тебя кляузу в ассоциацию. Что якобы ты ничего не делаешь, а по продолжительности нахождения на посту президента нашей ассоциации ты скоро Брежнева обгонишь. Это вообще кто такой? Он с дуба рухнул?

– Кто?! Твой земляк канадец. И чего пишут?

– Пишут, что послали его к соответствующей маме, правда вежливо, что знают уважаемого доктора Середу, но не знают никакого доктора Сахарова.

– Эк я ему на язык наступил.

– Это как?

– Он тут всем рассказывает, что он ветеринарный врач из Канады. Сам понимаешь, у нас сказал – заходи и работай. Госслужбе на это наплевать, им нас проще терроризировать. Пока он занимался лабораторией, он никому не мешал, а последнее время начал лекции врачам читать по клиническим дисциплинам. Что-то мне показалось подозрительным, и я решил проверить. Выяснилось, что никакой он не врач, а студент-недоучка. Я ему кислород с выступлениями, да и вообще с работой перекрыл, вот он, судя по всему, и обижается.

– Да забудь, на обиженных сам знаешь, что делают. И какая наша задача теперь?

– Давай какой-нибудь ответ ассоциации напишем.

И мы взялись за перо. Нас захлестнул потный вал вдохновения. Я уже не помню подробностей этого письма, но история оказалась не то, чтобы поучительной, а просто она вписалась в тот ряд многих историй, которые сопровождали нас в 1990-е годы, когда каждый день мы доказывали, что можем работать сами, без чуткого руководства государственной службы, и когда нам самим приходилось бороться со всевозможными самозванцами в ветеринарии.

А якобы доктор Сахаров после этой истории решил завязать с ветеринарией в России и вернулся в Канаду, где, как я узнал уже из своих источников, решил все-таки доучиться.



В кабинет к Сергею Владимировичу я до сих пор захожу с трепетом и интересом, потому что экспозиция на стенах и полу меняется, а мой кругозор при этом расширяется. Одно остается неизменным – огромная деревянная ступня восемьдесят пятого размера, которую я лет двадцать пять тому назад подарил Сереге на день рождения и на которой написал: «Твердой поступью к новым успехам».


Почти как в сказке


– Алексей Анатольевич! – Наша регистратор Ирка влетела ко мне в кабинет, как всегда, с выпученными глазами. – Вас там какой-то бандит спрашивает.

– Спрашивает конкретно меня или главного врача?

Были 1990-е годы, и каждый случай общения с доблестными представителями бандитского сообщества требовал определенного стиля ведения «базара». Иногда одно неправильно сказанное слово стоило очень дорого.

– Главного врача.

Я вышел в коридор. Передо мной стоял молодой человек, одной фотографией которого можно было пугать коммерсантов. Он был немного выше меня ростом. Сказать, что он имел косую сажень в плечах, – значит не сказать ничего. Я невольно посмотрел на его руки и понял, что, когда он сжимает кулаки, у него на вооружении появляются два ядра размером чуть поменьше, чем ядра знаменитой Царь-пушки. Он вообще напоминал сжатую пружину, готовую в любой момент прийти в действие. Однако одет он был не в тренировочный костюм с лампасами и не в малиновый пиджак, а дорого и неброско.

– Вы ко мне?

– Да. Хотелось бы с вами поговорить, если у вас есть время.

Речь выдавала в нем человека воспитанного и хорошо образованного.

– Пойдемте тогда ко мне в кабинет.

Рядом с моим кабинетом мы организовали небольшую «качалку». Как раз в тот момент, когда мы вошли, Игорь Анатольевич Барсуков с обнаженным торсом жал лежа штангу. Я увидел, как загорелись глаза моего посетителя.

– Меня тоже зовут Алексей, только Евгеньевич, – представился гость. – Я в этом году окончил Вологодский сельхозинститут и теперь ищу клинику, где бы я смог всему научиться и стать врачом.

– А в других клиниках вы уже были?

– Да, был. – По его реакции я понял, что сейчас Алексей не настроен говорить об этом.

– А что умеешь делать?

– Ровным счетом ничего.

– Хорошо. Только у меня есть свои требования к начинающим специалистам. Пошли, покажу и объясню.

Мы вышли в коридор, и я достал из подсобки швабру.

– Это швабра.

Затем мы прошли в конец коридора.

– Это кухня.

Ну кухне дым стоял коромыслом – мама Чоли готовила обед.

– Где мы спортом занимаемся, ты уже видел.

Глаза Алексея Евгеньевича говорили о том, что он никак не может сложить пазл из трех элементов.

– Врач начинается со швабры, а именно с чистоты. Я не понимаю врачей, которые могут брезгливо переступить через кучу дерьма, потому что уборка – «не царское это дело». Ты для начала будешь выполнять работу санитара – поддержание чистоты и порядка на приеме, а также в коридоре. Ольга не всегда успевает. Я сам с этого начинал. Теперь кухня – «доктор сыт, и больному легче». Поэтому по команде мамы Чоли идем обедать. Не лобстеры, конечно, но сытно. Завтрак и ужин на совести самих голодающих. Ну а «качалка»… В свободное время сколько угодно. Я только приветствую. Еще мы круглый год купаемся, так что милости просим в клуб моржей. Денег никаких я тебе платить не буду. Обучение нужно тебе, а не мне, но все чаевые твои. А самое главное твое дело – это учиться. Блокнот и ручка в кармане. Стоишь на приеме, помогаешь врачу в том объеме, в котором позволяет доктор, записываешь в блокнот все, что тебе интересно. После приема можешь мучить врача вопросами. О врачебной этике тебе расскажут доктора. Согласен на такие условия?

– Согласен.

– Тогда пошли дальше. Это процедурная, вот кабинет приема терапевта, а вот оперблок с предоперационной и операционной. В операционную вход без дежурного операционного фельдшера запрещен даже мне. Вот, пожалуй, и все. Начинать можешь в любой момент. Ходи сколько хочешь.

На следующий день утром Алексей Евгеньевич был на рабочем месте.



За то время, пока я возглавлял клинику Центра колопроктологии, у меня прошли практику много студентов. Кому-то это было явно не нужно и не интересно, кто-то честно отбывал практику и исчезал навсегда, и только два человека, которые пришли не по требованию деканата, а просто с улицы по собственному желанию стать врачами, остались с клиникой на долгие годы. Это Мария Федоровна Калачова и Алексей Евгеньевич Попков.

Мария Федоровна сейчас стала замечательным офтальмологом. Она со студенческой скамьи интересовалась болезнями глаз. Джим Шостер – мой друг, профессор офтальмологии Ветеринарной школы Университета штата Висконсин, частенько говорил мне:

– Как жалко, что Маша не знает английского. Я бы ее украл у тебя на четыре года, а потом вернул бы специалиста международного уровня.

– И где бы я нашел столько денег на ее обучение?

– Да ничего не надо. С ее талантом она бы получила все стипендии и гранты.

Ну а Алексей Евгеньевич стал не бандитом, а прекрасным врачом. Сейчас он выезжает на дом к больным животным. Я бы назвал его хорошими словами «семейный доктор». Именно так, потому что ему приходится часто лечить не только больных животных, но и волнующихся владельцев. Когда мне звонят друзья и просят порекомендовать доктора на дом, то я всегда даю телефон Алексея Евгеньевича… Или его сына Павла, который тоже стал ветеринарным врачом и уже во многом обогнал своего отца. Про себя я даже и не говорю.