– Доктора, вы окошки, пожалуйста, пошире откройте.
На станцию машина летела на предельно допустимой скорости.
Приключения выпавшего бельчонка
Был теплый выходной сентябрьский вечер, каких монреальской осенью так много. В такое время у всякого хозяина масса дел по закрытию летнего сезона и подготовке к зимнему. Надо помахать лопатой, перекопать огород, собрать виноград, который вызревает в немыслимых количествах, и отвезти его в детский сад сына, где хозяйка заведения Зоя заготовит детям на зиму компот. В ход идут оранжевые пакеты. В них надо собрать упавшие яблоки и сливы, палую листву, вырванную на огороде растительность, вынести эти пакеты на подъездную дорожку перед домом, чтобы специальная машина забрала все на переработку. Собрать урожай маслят, растущих под лиственницей прямо на участке. Ну и, конечно. сарай. Для нормального мужика сарай – это то же самое, что и гараж. Особи женского пола там нежелательны, а детей он просто не интересует. Зато сколько там всякого барахла, которое никогда не пригодится, но с любовью перекладывается с места на место.
Вот и я с самозабвением ходил по участку с граблями, уговаривал себя, что напряженно работаю, а на самом деле пинал балду. Жена занималась какими-то своими делами, сын, набегавшись за день, смотрел мультики. Дело не спеша двигалось к вечернему кефиру и укладыванию спать, когда ко мне подошла жена:
– Там на улице кто-то очень противно кричит. Пойди посмотри.
– Человек?
– Да нет, зверь какой-то или птица.
Жили мы на южном берегу реки Святого Лаврентия, в тихом монреальском районе Лонгёй. Он был построен в 50-е годы прошлого века и почти полностью состоял из одно-двухэтажных домиков, утопающих в зелени садов и красках цветов. Всякой живности там было море. Я даже не буду говорить о свободно бродящих соседских котах и кошках, да и о своем черном коте Моте, который ходил в гости по всей округе. За многие годы в Монреале я видел крысу только один раз. Когда жена сказала об этом у себя на работе, ей объяснили, что она должна была сразу позвонить в какую-то там службу, которая приехала бы и поймала врага. Зато белки благополучно замещали крыс на поприще вредительства. Я помню сделанную нами с сыном кормушку для птиц и повешенную зимой на улице. Эта кормушка под сдержанные слезы ребенка была за пять минут разорена белкой. Мои активные попытки прогнать ее успехом не увенчались. А еще белки совместно с енотами разрывали пакеты с пищевыми отходами, которые дважды в неделю выставлялись на улицу и ждали приезда мусорной машины. Во избежание мусорного апокалипсиса приходилось засыпать в пакеты немного хлорки.
Под сараем у соседки слева скунсиха родила и выращивала четырех скунсят. Наверное, от тоски матери-одиночки она не смогла устоять перед чарами нашего кобеля, и меня чуть не хватил удар, когда я увидел, как они приветливо машут друг другу хвостами и заигрывают.
А однажды вечером, отправившись погулять в местный парк, который находился минутах в десяти от дома, я нарвался, судя по всему, на делегатов всеканадского съезда скунсов.
Они в каком-то немыслимом количестве деловито куда-то шли, к счастью, не обращая на меня никакого внимания. Еще в парке жило бесчисленное множество оленей. Они были дикие, но так как в Канаде никому в горячечном бреду не придет в голову лезть к ним, абсолютно не боялись людей и считали себя частью гуляющей толпы в уик-энд.
В конце июня вылетали светлячки, и весь район превращался в Берендеево царство со вспыхивающими тут и там фонариками. Вот на что надо было смотреть творцам безвкусной московской новогодней иллюминации.
Частенько летним вечером я брал удочки и отъезжал за десять минут от дома к «Кривому мосту» Жака Картье. Огромный мост, ведущий на остров Монреаль, огромная развязка, напротив – парк аттракционов Ла-Ронд с визжащей толпой. Тут я ловил на удочку осетров. Копеечная годовая лицензия позволяла поймать одного за сутки. Не осетры ловились уже в других местах, всё на ту же лицензию.
Собственно говоря, привыкнув уже к такой жилищно-звериной идиллии, я отмахнулся и сказал, что поорет, поорет и перестанет. Однако минут через пятнадцать уже сын пришел ко мне с такой же просьбой:
– Пап, кто там кричит? Телевизор смотреть невозможно.
Если от жены еще можно отбазариться, то от сына нет. Надо сказать, что передняя стена в нашей большой комнате была вся стеклянная, поэтому мы всегда хорошо видели и слышали, что происходит на улице. А не происходило там ровным счетом ничего. Такая полудеревенская улица, по которой в час пик машина проезжала раз в пять минут, да с утра курсировали школьные автобусы, собиравшие детей. Так что тишина там была полная. Наверное, поэтому мой слух сразу резанул громкий противный звук, напоминавший что-то среднее между второй частью песни глухаря на току под названием «Точим ножи» и звуком гвоздя, которым водят по стеклу. Звук раздавался с другой стороны улицы, но я там никого не увидел. На звук вышел сосед напротив. Я пересек улицу, и мы отправились искать источник.
На газоне лежал совсем маленький, практически новорожденный бельчонок. Он выпал из гнезда и орал как потерпевший. Он и был потерпевшим – бездомный, замерзший, голодный. Ни гнезда, ни волнующейся белки нигде не было. Мы положили бельчонка в коробку, которую принесла жена. Надо было что-то делать. Воскресенье, вечер – ветеринарные клиники уже закрыты. Надо сказать, что в Канаде, как, впрочем, и в США, Германии и других странах, никакие службы типа клиник, банков и прочих не утруждаются работать долго и нудно, а особенно в выходные и праздники.
Решение было одно. Я позвонил 911.
После дежурных фраз телефон спросил меня:
– Что у вас случилось?
– Вы знаете, я нашел на улице выпавшего из гнезда бельчонка. Что мне делать?
– А где вы находитесь?
– Около своего дома.
– Назовите адрес, пожалуйста.
Я назвал.
– Стойте на месте, сейчас к вам подъедут.
Я засунул телефон в карман и присел рядом с издающей жуткие звуки коробкой.
Не прошло и двух минут, как раздался чудовищный рев полицейской сирены. Если в Канаде едут полиция, пожарные или скорая, то об этом знают несколько кварталов вокруг. Все машины разбегаются, как тараканы, на дороге в разные стороны, дабы не нарваться на большие неприятности. Больше ни одна служба не имеет права так ездить. Даже охрана премьер-министра. Собственно говоря, она тем более не имеет права, а то премьер лишится своего места за то, что создает неудобства гражданам.
Полицейская машина с ревом и мигалками, сжигая на повороте резину, вылетела из-за угла и помчалась прямо поперек улицы. Чуть ли не на ходу из машины выпрыгнула женщина-полицейский и, надевая на бегу резиновые перчатки, бросилась ко мне:
– Ой, бельчонок! Несчастный! – Она нежно взяла его в руки.
К тому времени я уже отвык от жизни в России и от того, что никаким официальным органам до тебя нет никакого дела, что милиция выезжает только в том случае, когда кого-нибудь уже обязательно убили. Но тут меня согнул приступ безудержного смеха, когда я представил, как из подлетающего уазика выпрыгивает участковый, берет дрожащими руками бельчонка (щенка, котенка, слоненка, дальше по списку) и начинает причитать над ним. Ну и апофеозом был бы ответ диспетчера, если бы я попросил ее о помощи в такой ситуации.
– Сейчас я сообщу в специальную службу, к вам приедут и решат, что делать с малюткой, – женщина-полицейский положила бельчонка назад в коробку.
Прямо при мне она что-то сказала в рацию, пожелала мне хорошего вечера и уехала.
Я положил коробку в гараж и пошел на кухню употребить вожделенный вечерний кефир. Где-то через час в дверь постучали. На пороге под начавшимся дождем стоял мужчина в униформе какой-то службы. Я понял, что это не ко мне, а к бельчонку. Служащий взял коробку и уселся в машину, которая была припаркована напротив дома. Я устроился смотреть телевизор и через стеклянную стену смотрел на машину. Мужик куда-то названивал по телефону, что-то кому-то говорил. Через несколько минут он вышел из машины и пошел к дому. Я вышел ему навстречу.
– А вы не покажете мне, где конкретно лежал бельчонок?
Под дождь жутко не хотелось, но я представил себя Джеральдом Дарреллом, спасающим очередное животное. Мы пошли на газон, и я ткнул пальцем в землю.
– Понял, – с этими словами служитель животных вынул бельчонка из коробки и положил его на указанное мною место. Все вокруг опять наполнилось звуком елозящего по стеклу гвоздя.
Выражение моего лица лучше было не видеть. Я начал издавать набор нечленораздельных звуков.
– Да, вот так. Вы, конечно же, из лучших побуждений вмешались в естественное течение дел. Вы хотели спасти бельчонка.
– Да какое тут, на хрен, спасти! – Внутри меня все клокотало, куда только девался гуманизм. – Мы под эту какофонию заснуть не сможем. Да потом, он тут замерзнет. Его сожрут кошки или еноты.
– Да, это так. Но в природе выживает сильнейший, и кто-то должен погибать.
С этими словами он сел в машину и укатил.
Я положил бельчонка назад в коробку и отнес в гараж. Кое-как мы напоили его молоком, и он угомонился. Я закрыл плотно дверь в дом. Из гаража никакие звуки не просочатся.
Уже сидя перед телевизором, я подумал: а ведь правильно он сказал. Мы постоянно вмешиваемся в природу. Мы зачем-то лезем к животным, пытаемся их очеловечить и заставить жить нашей жизнью. Влезли на чужую территорию и пытаемся навести там порядок. А природе это надо? Мы не думаем о том, что любовь к природе и животным должна быть дозированной и разумной. Так же, как и любовь к детям. Мы не думаем о том, что природа сама все лучше нас придумала и что никто не отменял естественный отбор. Почему в Канаде такая девственная природа? Да потому что ею не руководят, а пытаются сохранить ее такой, какой ее сотворил Создатель. Даже лесные пожары там считают благом, леса после них очень быстро обновляются.