Кэти Колверт удивилась, в аптеке встретив Норму на костылях:
– Господи, что случилось?
– Ногу сломала.
– Как же так?
– Я делала покупки в торговом центре. Мэкки сносил все майки, а в цокольном этаже была распродажа белья. Ну вот, пошла я к эскалатору, и тут вдруг зазвонил мой мобильник. На ходу я полезла в сумочку и, видимо, зазевалась, потому что шагнула мимо первой ступеньки. Опомниться не успела, как уже кубарем лечу вниз, подол на голове, и рядом никого, чтоб меня подхватить.
– Ой, надо же!
– Успела только подумать, что сейчас вот докувыркаюсь до низу и там эскалатор защемит мое платье, а следом зажует и меня. Лечу я, значит, и ору: «Выключите его! Выключите его!» Слава богу, в последнюю минуту какой-то смекалистый продавец из ювелирного отдела подскочил к тумблеру, иначе меня разодрало бы в клочья. Лежу я такая, ноги выше головы, вся скособочилась, шевельнуться не могу. И тут надо мной возникает моя старая школьная подруга Кэти Гилмор, которую я не видела лет двенадцать. Норма, говорит, ты, что ли? Она самая, говорю. А чего, спрашивает, ты тут разлеглась? Я, говорю, упала с эскалатора и, похоже, застряла. Звони в 911. Сию, говорит, секунду, дорогая. Тут уже и толпа собралась, а я в разодранном платье. Шум-гам-тарарам. Неделю провалялась в больнице. Знаешь, что самое обидное? Звонок, которой меня чуть не убил, был каким-то оповещением. Это мне робот звонил, представляешь?
– Боже мой, ты и впрямь могла убиться! Вспомни, что случилось с несчастной Ханной Мари.
– Да я только о том и думала, пока летела. Неужто, думаю, и меня ждет такой же конец?
Что произошло
Газетный заголовок извещал:
НАША СЛАВНАЯ ГОРОЖАНКА УБИЛАСЬ ДО СМЕРТИ
Утром экономка пришла на работу и под лестницей увидела Ханну Мари. Следователь сказал, что смерть наступила мгновенно. Весть о несчастье облетела город, и все опечалились. А потом разъярились, узнав, что в тот день Майкл Винсент был в Нью-Йорке по своим частым так называемым делам.
– Вообрази, Мэкки, – сказала Норма, – всю ночь глухая бедняжка одна в огромном доме, а он где-то там веселится, хотя живет за ее счет. Не понимаю, как таких земля носит.
Неужели ты меня слышишь?
Учитывая возраст и здоровье Ирен Гуднайт, все полагали, что она станет следующим новоселом «Тихих лугов». И удивились, когда к ним прибыла Ханна Мари Свенсен.
И вот тогда-то Люсиль Бимер столкнулась с неслыханной проблемой: как общаться с глухонемой?
Она все же заговорила с Ханной Мари, но ответа, конечно, не получила.
– Боже мой, какой ужас, – сказала Люсиль. – Я не смогу ей объяснить, где она очутилась.
– Даже не знаю, чем тебе помочь, – расстроилась Вербена. – Говори мы хоть до второго пришествия, она ничего не услышит. Худо дело, худо. А так хотелось бы расспросить ее, что она думает о своем никчемном муженьке-кобеле. Ведь все эти годы он ей изменял с каждой смазливой девкой.
И тут вдруг женский голос произнес:
– Кажется, я слышу.
– Это вы сказали, Ханна Мари? – удивилась Люсиль.
– Да, наверное. Я свой голос слышу?
Изумленная Люсиль воскликнула:
– Свой, свой, чей же еще?
– Я говорю словами?
– Ну да.
– И верно их произношу?
– Идеально.
– Не слишком ли громко я говорю? Самой не определить.
– Ничуть, у вас приятный голос, – заверила Люсиль. – Ну и чудеса… Вот уж родители-то ваши обрадуются. Беатрис! Андер! Поздоровайтесь с дочкой!
Первой откликнулась Беатрис:
– Милая, это я, твоя мама. Неужели ты меня слышишь?
– Да, мамочка, слышу!
– А это я, родная, твой папа.
– Папа! Невероятно!
Вербена Уилер не стерпела и что есть мочи гаркнула:
– Боже мой! Здесь Ханна Мари! Она слышит и говорит!
Неописуемая минута. Беатрис и Андер впервые говорили с дочерью, и та впервые их слышала.
Элнер немного выждала и присоединилась к беседе:
– Здравствуй, дорогуша. Это я, твоя большая старая тетя Элнер.
– Ой, как я рада услышать твой голос! – сказала Ханна Мари. – Спасибо огромное, что всегда была так добра ко мне.
– Не за что, милая. К тебе-то как же не быть доброй?
– Ханна Мари, я – твоя двоюродная бабушка Катрина Нордстрём. Знаешь, я тебя очень хорошо понимаю. К концу жизни я совершенно ослепла, а здесь опять прозрела.
И тут уж всем захотелось поговорить с Ханной Мари, дабы соучаствовать в чуде.
Весь день Ханна Мари беседовала с родными и друзьями. К шести вечера старик Хендерсен проворчал:
– Господи, ну и балаболка! Замолчит она когда-нибудь или нет?
Сестры Гуднайт выступили с особым приветствием: на закате они исполнили песню «Над радугой», разложив ее на три голоса.
– Ой, спасибо вам большое, – сказала Ханна Мари. – Так вот, значит, какая она, музыка. Мне всегда хотелось узнать, что она такое. Оказывается, это красота и утешение. Вы поете просто чудесно.
Бёрди Свенсен, ее двоюродная бабушка, тотчас окликнула Элнер:
– Я тебя умоляю, не вздумай запеть. Пусть бедняжка хоть немного побудет в иллюзии.
– Я постараюсь сдержаться, – усмехнулась Элнер. – Дам ей пару дней обвыкнуться.
Перед сном Руби шепнула соседке:
– Зря ты, Вербена, сказала, что муж изменяет Ханне Мари.
– Кто ж знал, что теперь она слышит? Может, все-таки не расслышала?
На другой день, когда все немного успокоилось, Люсиль Бимер спросила, что именно случилось с Ханной Мари.
– Я очнулась и вдруг стала слышать звуки. Сначала я даже не поняла, в чем дело.
– Нет, я о том, что привело вас на «Тихие луга».
– Ах, это. Честно говоря, я не знаю. Видимо, что-то произошло, иначе я бы здесь не оказалась.
– Конечно.
– Да уж. Я сама гадаю, что случилось. В тот день Майкл уехал, и последнее, что я помню, – я встала с кровати и пошла в кухню… А потом – ничего…
– Ну хорошо, не волнуйтесь. Мы все узнаем. Какой-нибудь новенький нам обо всем расскажет. А сейчас все вам ужасно рады.
– И я рада, мисс Бимер. К сожалению, последнее время жизнь моя была не особо радостной.
– Ты слышала, Руби? – прошептала Вербена. – Она сказала: муж уехал. Может быть, ей известно больше, чем мы думаем.
Дело закрыто
Будь у Лестера Шингла усы, он бы их подкрутил. Ирен Гуднайт, последняя из подозреваемых в его убийстве, только что прибыла на «Тихие луга», и наконец-то Лестер мог устроить судный день. Наутро громовым голосом он возвестил:
– Говорит Лестер Шингл! Я знаю, что убийца – кто-то из вас четверых. Думали, все шито-крыто? Ну уж нет!
Что правда, то правда: в разное время эти женщины грозились его прикончить.
Все они прекрасно знали, что Лестер – злостный соглядатай. Ада и Бесс Гуднайт обещали его пристрелить, если поймают возле своего дома. Ирен сулила освежевать живьем. Самая страшная угроза исходила от Тотт Вутен и заключала в себе применение ножниц.
Первой опомнилась Ада:
– Чего ты буровишь-то?
– Вы отлично поняли, о чем я. Я говорю про мое убийство.
– Чего?
– В апреле 1952-го на парковке боулинг-клуба кто-то из вас хладнокровно меня убил, швырнув шар мне в голову. И я собираюсь выяснить, кто именно это сделал.
Тотт ушам своим не поверила:
– Ты спятил, что ли? Никто не кидался в тебя шаром, дубина! Ты поскользнулся и шандарахнулся башкой о машину Милдред Оглби. Надо ж такое выдумать! Эй, Билли!
– Ау?
– Это я, Тотт Вутен.
– Привет, левша, как делишки?
– Чудненько… Слушай, тут к тебе вопрос. Ты помнишь, как Лестер звезданулся башкой о машину? Потом ты еще «скорую» вызвал.
– Да, а что?
– Этот кретин считает, что ему разнесли кумпол шаром.
– Что? Полный бред. Я же помню: он разбил фару и погнул крыло.
В разговор вступила миссис Оглби, хозяйка «бьюика» 1946 года выпуска:
– Все верно, Лестер. Кстати, ремонт мне стоил кучу денег.
– Видал? – спросила Тотт. – Так что я не вру.
Лестер долго молчал.
– Вот зараза, – наконец сказал он. – Все эти годы я думал, что меня убили… И теперь даже как-то огорчительно.
– Ну если это тебя утешит, знай: попадись ты мне тем вечером, я бы тебя грохнула, – вмешалась Ирен Гуднайт.
– Что ж, спасибо, ведь я был неподалеку. Нет, все-таки очень досадно. Я-то себя считал жертвой преступления, а тут просто несчастный случай.
– Говорят, случайностей не бывает, Лестер, – сказала Бесс.
– Так или иначе все получают по заслугам, – добавила Вербена.
– Да, наверное… Но коль я не жертва, я, выходит, ноль без палочки… Обидно.
Как выяснилось, беднягу Лестера никто не убивал. Но это вовсе не означало, что в городе не произошло убийство…
Рыжеволосая
Вербена Уилер уже довольно давно пополнила покойницкие ряды, но всегда была при деле. Вот и нынче она разглядывала женщину, склонившуюся над могилой Ханны Мари Свенсен.
– Эй, Руби, – шепнула Вербена. – Ты не знаешь эту рыжую?
Руби оглядела женщину в плаще и тоже шепотом ответила:
– Без понятия. Она не здешняя… По крайней мере, я ее не знаю. Может, какая-нибудь одноклассница по школе для глухих?
Незнакомка пробыла на кладбище долго, но лишь стояла и смотрела на могилу.
– Прости… Прости меня, – наконец проговорила она и ушла.
Вербена уже просто сгорала от любопытства.
– Ханна Мари, – окликнула она.
– Да?
– Это я, Вербена. Мы тут с Руби говорим, какая красивая гостья тебя навестила.
– Да, очень красивая.
Кумушки ждали какого-нибудь продолжения, но его не последовало.
За пару дней Вербена вся извелась и, не утерпев, в лоб спросила Ханну Мари, кто это к ней приходил.
– Если б я знала, – сказала Ханна Мари. – Ни малейшего представления. Раньше я ее никогда не видела.
– Понятно. Но она и впрямь красивая.
Все это очень странно, думала Вербена. Пусть Ханна Мари не знакома с этой женщиной, но та-то явно ее знает. Она так долго пробыла. И выглядела совершенно убитой горем. А кто ж так горюет по незнакомому человеку? Бессмыслица какая-то. Чужие могилы никто не навещает. Вот разве что она ошиблась… да нет, такое невозможно. На могиле большое надгробие, на котором крупными буквами написано имя. Рыжая не могла его не увидеть.