Увидев нас, Майкл Коллинз без лишних слов указал на лестницу.
– Обсушитесь сперва. Потом разговаривать будем. Джо камин разжег, миссис Клири оставила хлеб и пастуший пирог. Мы уже угостились, но и вам хватит червячка заморить. Ночка-то выдалась – не приведи Господь.
Дублинскую экономку Томаса звали миссис Клири, а Джо, по фамилии О'Рейли, был правой рукой Майкла Коллинза. Сейчас Джо молча хлопал глазами. То обстоятельство, что Майкл в чужом доме распоряжается по-хозяйски, явно его впечатлило. Мне, впрочем, уговоров не понадобилось. Чвакая разбухшими туфлями и клацая зубами, я метнулась в комнату, которую отвел мне Томас, где сбросила его сюртук и не без труда стащила мокрое до нитки красное платье. Хорошо бы Мэгги О'Тул смогла реанимировать мой наряд; наверно, сможет – вывела ведь она кровавые пятна с темно-синего капота. Хотя тут задачка посложнее. Платье выпачкано сажей и воняет дымом. Впрочем, как и мои волосы, да, кажется, и всё тело. Я набросила капот и проскользнула в ванную, где долго полоскалась в горячей воде, не жалея ни мыла, ни усилий и рассуждая примерно так: если Майкл Коллинз недоволен моим столь долгим отсутствием – это его проблемы. Когда я наконец спустилась в столовую, мои волосы были еще сыроваты, зато сама я вполне согрелась и избавилась от мерзкого запаха копоти. Трое мужчин, что вели оживленную дискуссию, близко подавшись друг к другу над столом, замолчали, услыхав мои шаги.
Томас, уже переодевшийся, поднялся мне навстречу. Следы копоти с лица он отмыл, озабоченность отскрести не смог. Белая рубашка была расстегнута у ворота, закатанные до локтей рукава не скрывали мускулов почти античной лепки, разворот плеч говорил о внутреннем напряжении.
– Вот сюда садись, Энн. – Майкл Коллинз указал на место рядом с собой. Стол был квадратный, с каждой стороны стояло по стулу. – Ничего, что по имени и на ты? – Майкл вскочил, постоял и снова сел, как человек, который пытается сладить с нервным возбуждением.
Я послушно уселась. Меня не оставляло предчувствие близкой развязки, как во сне, когда знаешь, что сейчас, вот сейчас проснешься и всё будет кончено. Расклад получился следующий: справа Джо О'Рейли, слева Майкл Коллинз. Напротив – Томас: взгляд серо-голубых глаз неожиданно нежен, челюсти стиснуты, словно он сию секунду понял, что не сумеет сдержать обещание, не защитит меня от неизбежного. Я улыбнулась – мол, подумаешь, допрос. Боюсь, улыбка вышла не слишком убедительной. Томас трудно сглотнул и качанием головы дал понять, что сожалеет и просит прощения.
– Скажи-ка, Энн, – начал Майкл Коллинз, – откуда ты узнала, что в «Грешэме» готовится поджог? Томми тут пытался мне вкручивать, будто не ты ему про это шепнула, да только из Томми врун аховый. Впрочем, неумение врать мне в нем как раз и дорого.
– Мистер Коллинз, а вам известна история Ойсина и Ниав? – спросила я вкрадчиво. Мне даже удалось чуть успокоиться от самих имен, которые я произнесла по-ирландски – Ушинь и Ниив. Я ведь впервые услышала эту легенду на ирландском, еще не умея ни читать, ни писать на этом языке.
Майкл Коллинз выглядел обескураженным. Он задал вопрос, он (что логично) ждал ответа, а никак не встречного вопроса, да еще такого неуместного.
– Конечно, я знаю эту историю, – сказал он.
Я глядела не на Майкла, а на Томаса, цеплялась за его обещание – не отвернусь, дескать, от тебя, Энн. С тех пор как я совершила путешествие во времени, Ойсин и Ниав часто приходили мне на ум – наверно, оттого, что между их и нашей с Томасом историей прослеживалась явная параллель.
Я начала пересказывать легенду по-ирландски – и трое мужчин за столом замерли. Напевная речь заворожила их. Словно впервые они слушали о том, как Ниав, принцесса Страны вечной юности Тир На н-Ог, отыскала Ойсина, который был сыном великого Финна, на берегу озера Лох-Лейн (даже в этом я видела сходство с собственной историей, ведь Томас тоже нашел меня в озере). Как бы стряхивая чары, Майкл Коллинз время от времени фыркал, а Джо O'Рейли усмехался. Но Томас не отпускал моего взгляда. Я чувствовала: он очарован не столько сюжетом (который известен всем жителям Изумрудного острова), сколько моим ирландским. И впрямь, не символично ли, что старую как мир легенду преподносят на столь же древнем языке?
– Ниав полюбила Ойсина и позвала его с собой. Она просила об одном – чтобы возлюбленный ей верил, и обещала сделать его счастливым, употребив для этого все свои силы.
– Странный способ на вопросы отвечать, Энн Галлахер, – перебил Майкл, впрочем, голос у него уже заметно смягчился. Вероятнее всего, причиной было мое владение языком. Действительно, разве может человек, столь гладко говорящий на языке ирландцев, служить Британской Короне? Дальше Майкл Коллинз слушал молча.
– Ниав принялась описывать свой мир, и Ойсин поверил, даром что Страна вечной юности не обозначена на картах, даром что она находится в принципиально другом измерении. Ойсин последовал за Ниав, ибо полюбил ее. Он оставил родину, отца, друзей и несколько лет почти не вспоминал о них, будучи несказанно счастлив с прекрасной принцессой Тир На н-Ог. А потом Ойсина одолела тоска. Перед его мысленным взором постоянно возникали зеленые луга и туманы Лох-Лейна. И Ойсин взмолился к своей супруге: «Отпусти меня домой, я только повидаюсь с близкими и вернусь». Ниав отлично знала, чему суждено случиться; знала она также, что предупреждать Ойсина бесполезно – он не поймет, пока сам не увидит.
На этих словах в горле у меня запершило, голос сорвался. Я закрыла глаза, посредством век отгородившись от пристального взгляда Томаса. Сейчас передохну, соберусь с силами – тогда и продолжу. Томас должен поверить; если же вера его исчезнет, то пусть я не зафиксирую момент исчезновения.
– Ниав отпустила Ойсина, сказавши так: «Вот тебе моя кобылица, имя ей – Лунная Тень; смотри же, оставайся в седле, что бы ни случилось. Ни в коем случае не спешивайся. Нельзя тебе касаться ирландской земли. И обещай, возлюбленный, что вернешься ко мне».
– Бедный Ойсин. Бедная Ниав, – прошептал Джо О'Рейли, отлично знавший, что будет дальше.
– Несколько дней и ночей скакал Ойсин, пока не достиг отчей земли. Но не мог он узнать ее, всё было ему ново. Родные и друзья умерли. Дома своего Ойсин вовсе не нашел. Люди, которых он встречал, говорили и выглядели непривычно. От крепостей остались руины, от доблестных воинов – прах. Потрясенный, Ойсин позабыл о наказе прекрасной Ниав – он спешился. И, едва нога его коснулась ирландской земли, цветущий юноша превратился в дряхлого старца, ибо в Тир На н-Ог время текло иначе, нежели в пределах Эйре. Кобылица умчалась, бросив Ойсина одного. Никогда не суждено было ему вернуться в Страну вечной юности, к своей Ниав. Ойсин стал слагать песни, из которых людям новых времен открылось, что происходят они от титанов и великих воителей.
– Меня всегда занимало, почему Ниав сама не отправилась в Эйре, не вернула Ойсина, – без тени усмешки произнес Майкл Коллинз, откинувшись на спинку стула могучим торсом и сцепив руки под затылком. – Наверно, дело было в возрасте. На что вечно юной красавице какой-то дряхлый старик?
– Cа́d atа́ а́ rа́ agat a Aine?[39] – спросил Томас по-ирландски.
Я подняла взгляд. Страшно было до тошноты, до потной липкости ладоней. «К чему пересказывать всем известную легенду? Каков подтекст?» – вот что хотел знать Томас.
– Есть вещи, в которые не поверишь, пока не испытаешь на себе. Поэтому мне понадобился образ Ойсина, – отвечала я.
Джо потер лоб.
– Может, на английский перейдем? Вы, я погляжу, по-ирландски как птицы поете, ну а я этого языка толком так и не освоил. Легенда – другое дело. Ее все ирландцы знают. Мне тоже надо в разговоре участвовать, Энн.
– Когда Майкл был совсем маленьким, отец[40] предрек ему великие дела во благо Ирландии. Примерно то же самое предрек и его дядя. Откуда они знали? – выдала я уже по-английски.
– A dara splе́achadh, – пробормотал Майкл, едва не продырявив меня своим прищуром. – Простая интуиция, второе зрение, если дословно с ирландского переводить. Говорят, в моем роду ясновидцы были. Сам я считаю, здесь отцовская гордость, не более того.
– Как же – не более! – возразил Томас. – Время показало, что твой отец не ошибся.
Джо закивал с неподдельной преданностью во взгляде, а я сказала:
– Я знаю, что и когда произойдет. Не требуйте от меня объяснений – они лишь смутят вас. Потому что в них невозможно поверить. Вы просто сочтете меня сумасшедшей, станете сторониться. Я уже клялась, что не представляю угрозы ни для вас лично, мистер Коллинз, ни для Ирландии. Придется поверить мне на слово. В дальнейшем я буду по мере сил сообщать о важных событиях; надеюсь, это поможет в борьбе за независимость и сохранит человеческие жизни. А насчет сегодняшнего пожара… я поняла, что он случится, за минуту до возгорания в гардеробной. Когда мистер Мёрфи провозгласил тост… у меня в голове… будто щелкнуло что-то. Я и о перемирии знала. Томас, скажи! Я ведь назвала тебе точную дату, когда еще всё было на воде вилами писано.
– Да, Энн предсказала перемирие, – подтвердил Томас, выдержав, впрочем, паузу.
– А теперь слушайте внимательно, мистер Коллинз. В октябре вы отправитесь в Лондон обсуждать договор между Ирландией и Великобританией. Мистер де Валера с вами не поедет. Договор будет подписан после изрядных усилий с вашей стороны, и в большинстве своем ирландский народ примет его. Народ – но не Имон де Валера со своим блоком. В знак протеста мистер де Валера и его приближенные выйдут из состава Дойла. Противостояние с британцами закончится. Отныне ирландцы будут убивать друг друга.
Стальные глаза Майкла были полны слез. Он стиснул и прижал к губам кулак. Когда я произнесла «убивать друг друга», Майкл с усилием встал, схватился за голову, будто от боли. Невыносимо было видеть отчаяние этого сильного и волевого, поистине выдающегося человека, настоящего лидера. И вдруг он дал выход эмоциям – в стену полетела чайная чашка вместе с блюдцем. Томас пододвинул Майклу и свою чашку, которую ждала та же печальная участь. За чашками последовало большое блюдо, где еще оставался кусочек пастушьего пирога. Теперь на полу, помимо осколков, валялись крошки от хрустящей картофельной корочки. Майкл шарил по кухне диким взглядом – выискивал, что бы еще расколотить, я же уставилась на пустой стул слева от себя. Нервная дрожь, начавшись в животе, давно распространилась и на ноги – помимо моей воли, они выбивали под столом чечетку. Вероятно, вздумай я в тот момент подняться, колени бы мои подкосились. Наконец Майкл выдохся, или нет – отчаяние трансформировалось в нем в другое чувство.