Публичные дебаты начались только 19 декабря, а сегодня вот прекращены – временно, на Рождество. Невольно вспоминаю Сочельник прошлого года. Тогда Мик чудом ареста избегнул. Он перебрал спиртного, расшумелся, забыл о конспирации… Короче, за считаные секунды до того, как нагрянули помпончатые, нам пришлось ретироваться из отеля «Ваун» через окно третьего этажа, уходить по крышам. Неудивительно, что Мик потерял голову. Потеряешь тут, когда на плечах твоих бремя целой нации.
В этом году арест Мику не грозит, хотя, подозреваю, нынешние проблемы он с готовностью променял бы на прежнее – подпольную работу, явки, необходимость шифроваться. Душа его рвется надвое между жаждой полной независимости для Ирландии и ответственностью перед ирландским народом, который должен выживать здесь и сейчас, а не в светлом будущем. По иронии судьбы разрыв произвели те, за кого Мик предпочел бы умереть; ему же приходится этим людям противостоять. Пищеварение у Мика совсем расстроилось. Это он мне по телефону пожаловался. Я начал было лекарства назначать, о диете залепетал, а Мик в ответ:
– Ограничить то, ограничить сё! Оставь, Томми! Я вот нынче себя в Дойле ограничивал. Половины аргументов не привел, которые должен был привести. А которые всё же привел – те эффекта не возымели без остальных. Правда, Артур Гриффит говорит, будто я убедительно выражался; ну да он просто меня успокаивает. Вообрази, назвал меня человеком, выигравшим войну. А по-моему, я не далее как завтра – после сегодняшнего – стану человеком, потерявшим страну.
Еще Мик просил узнать у Энн, чем закончатся дебаты. Я подозвал Энн и взял ее в кольцо собственных рук, чтобы она находилась максимально близко к телефонной трубке. Не учел, что ее макушка окажется у меня под подбородком, что запах ее волос произведет смятение в мыслях, а тело, прильнувшее к моему торсу, отодвинет на задний план все дебаты на свете.
– Говори потише, – успел я шепнуть. Я помнил, что остальные обитатели Гарва-Глейб не должны заинтересоваться, с чего это Мик Коллинз советуется с Энн.
Она проявила максимум осторожности. Сказала, что, по ее мнению, победит фракция, ратующая за Договор.
– Перевес в голосах будет очень небольшой, но Договор пройдет, мистер Коллинз, – выдала Энн.
Мик вздохнул с облегчением, причем настолько «от души», что нам с Энн пришлось отшатнуться от телефона, иначе эхо моего вздоха проехалось бы по нашим ушам.
– Мне нравится твоя уверенность, Энни. Постараюсь и сам ею проникнуться, – отвечал Мик. – А теперь скажи, если я приеду в Гарва-Глейб на Рождество, можно мне рассчитывать на одну из твоих удивительных историй? Я бы не прочь еще разок послушать о Ниав и Ойсине. Со своей стороны обещаю импровизацию, которая тебя рассмешит и в краску вгонит. И Томми у нас не отвертится – спляшет как миленький. Ты знаешь, что он отличный танцор? Если Томми и любит, как танцует, тебе крупно повезло, Энни.
– Мик, перестань! – воскликнул я.
Энн засмеялась теплым, грудным, заговорщицким смехом, и я не выдержал – поцеловал ее в шею, польщенный и вдобавок довольный, что и Мику полегчало – в трубке слышался его хохот.
Энн пообещала и занятные истории, и угощение, и отдых, и танцы – пусть только Мик приезжает. На слове «танцы» она меня ущипнула. Один раз я ей продемонстрировал, насколько хорошо дрыгаю ногами, – сплясал под ливнем, а после зацеловал ее до беспамятства в сарае.
– Можно я Джо О'Рейли привезу? – спросил Мик. – И еще кого-нибудь из парней, чтоб меня со спины прикрывал поочередно с Джо?
Энн заверила, что мы будем рады любым спутникам и спутницам Мика – даже принцессе Марии. Мик снова расхохотался. Но разговор он заканчивал на серьезной ноте.
– Томми, моя благодарность не знает пределов. Я бы поехал справлять Рождество домой… но мой дом, мой Вудфилд, стерт с лица земли. А в Дублине мне за эти дни всё опостылело.
– Ладно, Мик, мы же друзья. И то сказать – не в первый раз тебя приглашаю.
В прошлом году Мик не рискнул отправиться в родное графство Корк. Черно-пегие наверняка следили за его домом, и Мик опасался ареста. В нынешнем году Мику просто некуда ехать. Дома у него больше нет.
Восемь месяцев назад черно-пегие дотла сожгли Вудфилд, где Мик провел детство. Старший брат Мика, Джонни, был схвачен и брошен в тюрьму. Ферма семейства Коллинз полностью заброшена, здоровье Джонни пошатнулось, остальные родственники перебрались в Клонакилти, городок в графстве Корк. Таким образом, Мик тащит не только бремя Англо-ирландского договора, но и бремя личной трагедии.
Когда Мик произнес это слово – «Вудфилд», Энн напряглась. Повесив трубку, я увидел: Энн предпринимает отчаянные попытки удержать сползающую улыбку, а в зеленых глазах блестят слезы. Чтобы они не пролились при мне, Энн пробормотала: «Нужно уложить Оэна» – и буквально выбежала из комнаты. Я не стал ее удерживать. Но я теперь вижу Энн насквозь. Для меня она стала прозрачной, как тогда, на озере; как в тот день, с которого началось мое прозрение.
Энн известно куда больше, чем она сообщает. Она словно оберегает меня от негативной информации. Надо бы подступить к ней, чтобы высказала всё, чтобы не страдала в одиночку. Но – да поможет мне Господь – я не хочу знать, что будет дальше.
Глава 19Игольное ушко
Вселенская кисельная река
Явилась из игольного ушка.
А движется – ленивая змея —
Благодаря уколам острия.
МАЙКЛ КОЛЛИНЗ ПРИЕХАЛ днем и привез Джо О'Рейли и телохранителя по имени Фергюс. Компании отвели западный флигель. Томас заранее купил три кровати, их доставили из Слайго, из универмага «Лайонс», и втащили в гостевые комнаты, чисто убранные Мэйв О'Тул и ее матерью. Мэйв и Мэгги постелили свежие простыни, взбили подушки.
– Мик растеряется, когда останется один на один с этаким ложем, да еще в отдельной комнате, – горько усмехнулся Томас. – Он поди уж и забыл, когда в нормальной постели спал. Где прикорнет, там и отключится, да и спит, как заяц, в любой момент готовый с места сорваться.
Что касается О'Тулов, они были в восторге, что познакомятся с легендарным Майклом Коллинзом, – суетились, будто в Гарва-Глейб собирался пожаловать сам Конор МакНесса, король Ольстера.
Оэн насилу дождался Майкла Коллинза. Забегался от окошка к окошку, всё глядел на аллею, не едут ли дорогие гости. И недаром. У Оэна был совсем особенный секрет для Большого Парня. А именно: мы успели сочинить и оформить очередную книжку, в которой Оэн путешествует в пространстве и времени не один, а вместе с Майклом. Они перемещаются в Ирландию будущего, свободную от власти британской короны, имеющую оранжево-бело-зеленый флаг. Зависимость, голод, безграмотность и прочие беды остались позади. Я всю историю зарифмовала, Томас особенно постарался с иллюстрациями. На одной из них Оэн с Майклом добрались до утесов Мохер и сидели, болтая ногами, прямо над Атлантическим океаном, на другой, поднявшись на донжон замка Бларни, целовали знаменитый Камень красноречия[48], на третьей – в североирландском графстве Антрим шли по Дороге Гигантов[49]. Далее, странная парочка бродила по острову Клэр, любуясь цветами, что осмеливаются расти практически на камнях, и подставляя грудь восточному ветру. Наконец, в графстве Мит, проникнув в курган Ньюгрейндж во время зимнего солнцестояния, Оэн и Майкл наблюдали, как внутреннюю камеру заливает солнечный свет[50]. Изначально книжка планировалась просто как очередной томик «Приключений Оэна Галлахера», но, когда она была готова, мы втроем единогласно решили, что она должна принадлежать Майклу Коллинзу.
И впрямь, почему нет? В книжке было всё, что так дорого ирландскому сердцу: толика кельтского фольклора, горячая надежда на лучшее, горечь прошлых страданий. Сочетание персонажей – взрослый мужчина, настоящий герой, и маленький мальчик – представлялось символичным. Разумеется, я отдавала себе отчет в том, что до желанного мира еще многие десятилетия. Но я наверняка знала и другое: мир наступит. Ирландцы обретут благополучие – не вдруг, не в один день, а как бы в процессе внимательного прочтения собственной истории. Страна зеленых холмов и бессчетных скал, страна с судьбой, которая подобна самой ухабистой из дорог, и с темпераментом, которому тесно в пределах Изумрудного острова, – переживет все невзгоды, выстоит, расцветет.
Мы завернули наше творение в нарядную бумагу, перевязали бечевкой, написали сверху «Для Майкла» и поместили под елку, где уже находились многочисленные свертки – подарки для О'Тулов и остальных гостей. Визит святого Николаса, как всегда, ожидался не ранее, чем Оэн ляжет в постель. С моей стороны Оэну предназначался миниатюрный автомобильчик – тот самый, из ломбарда, точная копия автомобиля Томаса. Томас лично смастерил кораблик – красный, как в «Приключениях Оэна Галлахера».
Вдобавок в Гарва-Глейб пришла посылка – фотографии со свадьбы в отеле «Грешэм». Мне удалось перехватить конверт и вскрыть его без свидетелей. Снимок, который Оэну предстояло хранить всю жизнь, – мы с Томасом, прервавшие объятие за миг до вспышки, – я поместила в золоченую рамку, понимая, что завтра утром Оэн особенного восторга не ощутит, зато оценит подарок, когда повзрослеет. Второй снимок, с улыбающимся Майклом, также отправился в рамку. Его я решила подарить Томасу. Именно в «Грешэме» я впервые озвучила свои к нему чувства, именно в тот вечер, только позднее, раскрыла и свою суть. При взгляде на фотографию, при мысли о значимости события мурашки по спине побежали.
Гарва-Глейб превратилась в страну чудес. Во-первых, сверкала – огнями, натуральными, от свечей, и электрическими, а также полированными подлокотниками и столешницами, начищенными стеклами и посудой. Во-вторых, благоухала, возбуждая аппетит на все угощения разом. О'Тулы поставили несколько елок, каждую украсили ягодами, лентами, свечками, так что к ароматам из кухни примешивался аромат еловой смолы. Без тени удивления я узнала, что Томас каждый год приглашает всех соседей, нанимает музыкантов и запасает провизию на добрую тысячу ртов. Праздновать обычно начинают ближе к вечеру и веселятся до полуночи, после чего кто-то из гостей идет слушать Рождественскую мессу, а кто-то, усталый, отправляется спать.