– Как ни удивительно, только здесь туннели имеют выход в подвал жилого дома. Сейчас мы находимся по адресу Английский проспект, три; до революции он назывался доходный дом Веретенниковой. Совершенно точно установлено, что в этом доме ещё до приобретения сильного влияния на семью Николая Второго жил Григорий Распутин. К сожалению, Манычев не нашёл достоверных документов о связи Распутина и старообрядцев, но выдвинул две версии необычного совпадения: первая – старообрядцы пытались тайно договориться с Распутиным о помощи в каких-то делах, а вторая – Распутин узнал о существовании подземных ходов и хотел обеспечить пути к отступлению, поскольку знал о наружном наблюдении за своей персоной.
– Выходит, Распутин подозревал, что его могут убить враги? – спросила Дина, допивая кофе.
– Дело в том, что Пётр Аркадьевич Столыпин, будучи в должности премьер-министра, недолюбливал «старца» с сомнительным прошлым, вмешивающегося не в свои дела; единственной его заслугой можно считать редкое умение своим присутствием снимать боли царевича Алексея во время приступов гемофилии. После убийства Столыпина его дело продолжил министр Внутренних Дел Империи Александр Александрович Макаров: наружное наблюдение за Распутиным продолжалось, но, как известно, не уберегло его от насильственной смерти. …Надеюсь, что все хорошо отдохнули, поскольку в этот раз нам предстоит ещё одно непростое, но любопытное испытание.
– Рау-Рау-Распутин! – напел Лёха старый шлягер и хохотнул.
Дмитрий поднялся с некоторой неохотой, хотя любопытство продолжало подталкивать его вперёд; он чувствовал, что местного материала для новой книги будет предостаточно, и эта мысль его возбуждала.
Через какое-то время стало ясно, что туннель идёт под уклон.
– Конечная цель нашего путешествия – Матисов остров, или Сумасшедший дом, поэтому не удивляйтесь, что мы спускаемся. Под ложем реки Пряжки потолок заметно опустится, несколько метров придётся пройти, пригнув голову. А сейчас мы добрались, пожалуй, до самого впечатляющего и сурового аттракциона Подземелья морлоков.
– Мы же вроде справились с предыдущими испытаниями? – робко улыбнулась Дина.
– Напугайте меня как следует! – скоморошничал Лёха.
Макс посмотрел на Дмитрия и ничего не сказал, а у Крымова в голове пронеслась мысль, что «предыдущие испытания» тоже были не для мальчиков и девочек.
– Туда! – скомандовала Мила, и группа вошла в настоящие каменные палаты. Ровный пол был выложен чёрными плитами, а стены – светлыми, сводчатый потолок поддерживали восемь невысоких полуколонн, образуя равноугольный крест. Посередине зала стоял открытый колодец – то есть кольцо из камней, в котором поблёскивала вода, а вдоль правой и левой стены тянулись длинные скамьи.
– Сейчас мы находимся в одном из самых значимых помещений туннеля. Георгий Петрович Манычев предполагал, что это место раньше использовалось, как баптистерий, или крестильня. Что-то вроде подпольной часовни. Основные службы старообрядцы проводили, конечно, в молельных домах, но тайно крестили своих единомышленников именно здесь. Главная особенность, которую подметил учёный, состояла вовсе не в отправлении обрядов. Вы видите скамьи возле стен: здесь пугают чужаков видениями.
– Мы ведь уже видели, как привидения проходят сквозь нас, – с сомнением в голосе произнёс Крымов.
– Думаю, тут вы встретите призраков, которые живут внутри нас, – откликнулась Мила.
– Что-то они не торопятся, – заметил Лёха.
Гид сделала внушительную паузу, а затем предупредила:
– Действуем строго по плану, никакой самодеятельности, потому что вы испытаете сильнейший удар по психике. Нас немного, поэтому сядьте, пожалуйста, на скамью у правой стены и закройте глаза. У вас появятся видения, скорее всего неприятные, но, как только я замечу, что кто-то из вас закричит или заплачет, я тотчас его разбужу.
– Закричит или заплачет? – переспросил Макс. – Надеюсь, нас не будут бить током?
– Нет, – покачала головой Мила, – вас будут бить эмоциями.
– «Битва экстрасексов», – не удержался Лёха.
– Снимите каски и положите их рядом, свет выключать не нужно.
Дмитрий сел вместе со своими спутниками на жёсткую каменную скамью и слегка откинулся на спинку. Он думал, что с ними произойдёт фокус, похожий на ощущения в Комнате страха, и приготовился силой духа противостоять воздействию извне, однако довольно быстро почувствовал, что его одолевает необоримая дремота…
В жаркий летний день он брёл по песчаному берегу, поросшему соснами и редкой травой, а неподалёку в воде плескались чьи-то детишки. Он услышал своё имя и, обернувшись, увидел Аллу в закрытом купальнике, махавшую ему рукой. Под большим пляжным зонтиком, к своему удивлению, он обнаружил целую компанию: Аллу, своих родителей и невесть откуда взявшуюся Милу. Он хотел спросить своих, откуда они все знают девушку-гида, но в это мгновение на пляж наползла туча и сверкнула молния.
– Там дети! – крикнула Алла. – Молния убьёт их! – и заторопилась к воде.
– Подождите, я возьму лодку! – отозвался Крымов, но она его не слышала.
Тогда он добежал до лодки, что качалась в воде у берега, привязанная к дощатому причалу, и забрался в неё. Бросив последний взгляд на пляж, Дмитрий увидел, что он совершенно пуст. Родители, Алла и Мила брели по пояс в неспокойной воде и звали к себе детишек, продолжавших резвиться на резиновых уточках и надувных матрасах, а молнии уже вовсю сверкали на чёрном небосклоне. И тут Дмитрий вдруг осознал, что у него нет вёсел. Очередная молния ударила ещё ближе и ослепила его; он стал судорожно грести руками, но лодка еле двигалась. Удар! И там, где только что плескались дети, – лишь гладкие волны и бесформенные чёрные предметы. Не было видно ни Аллы, ни родителей. Он заметил протянутую к нему из воды белую руку и каштановые волосы, распустившиеся в воде, словно водоросли.
«Мила!» – заорал он, однако новая молния ударила совсем рядом. Через мгновение Дмитрий оказался в воде, но каким-то чудом успел ухватиться за борт лодки. «Мама, папа, Мила!» – вопил он, однако шум прибоя заглушал призывы, ему никто не отвечал. Волны набросились на него и стали трепать из стороны в сторону, заливая нос, рот и глаза водой…
– Дмитрий, Дмитрий! – услышал он, борясь с раскачивавшей его стихией, и вдруг понял, что Мила трясёт его за плечи. Слева плакала Дина, справа, обняв плечи руками, молча вздрагивал Макс.
– Кончай! Убью! – заорал внезапно кто-то. Мила шагнула в сторону и плеснула водой из пригоршни в лицо кричавшему. Это был Лёха, он тяжело дышал и судорожно вытирал капли, катившиеся по щекам. Дмитрию в темноте почудилось, что парень размазывает по лицу кровь.
«Какой чудовищный спектакль, – вздрогнул Крымов. – Этот чёртов баптистерий окунул меня в Ад».
Какое-то время группа двигалась молча; Дмитрий чувствовал, что каждый боится говорить о том, что случилось. Мила понимала их состояние и просто давала прийти в себя. Наконец Дина всхлипнула и спросила:
– За что они так издеваются над нами?
Мила вздохнула:
– Георгий Петрович считал, что такими способами обитатели подземелья стараются запугать чужаков. Я знаю, какое жуткое ощущение в душе оставляет Комната видений, она всё переворачивает, ставит с ног на голову…
– Она меня вывернула, – отозвался вдруг молчаливый Макс. – Всего. Мой отец работал на каком-то секретном объекте и однажды просто бросил нас с мамой. Я ненавидел его, несмотря на то, что мы никогда не испытывали недостатка в деньгах, отец оставил нам на жизнь приличную сумму. Однажды мама сказала, что его убили, и заплакала; я со всей откровенностью заявил: «Он нам чужой!» А она посмотрела мне в глаза и ответила: «Твой папа знал, что за ним охотятся, он так решил нас спасти». Сегодня в этой комнате я встретил отца и снова его потерял.
Дмитрий по понятным причинам решил ни с кем не откровенничать, как, впрочем, и ушедший в себя Лёха.
– Далеко ещё? – страдальческим голосом спросила Дина.
– Не очень, мы уже почти под Пряжкой. Что-нибудь случилось?
– Угу. Кажется, я натёрла ногу.
– Начинается! – зло прокомментировал Лёха. – Что у нас ещё в программе?
– Самое страшное позади; прогуляемся под речкой и дойдём до плиты с сюрпризом, которой этот коридор завершается. На территорию психиатрической больницы выходить, естественно, не будем, – вернёмся в подвал дома Распутина и выйдем на поверхность. А сейчас делаем так, – командирским тоном продолжила Мила. – Здесь есть пустая безопасная комната, в которой мы отдохнём, а я помогу Дине обработать ногу и заклеить больное место пластырем. У меня с собой походная аптечка для таких случаев.
Действительно, вскоре они набрели на небольшую комнатку с выступом в стене, напоминавшим скамейку. Кроме того, скудный интерьер украшал стул с круглой спинкой и чья-то чёрно-белая фотография в рамке.
Мила села на стул напротив Дины и объяснила диспозицию:
– Пока я перевяжу Дину, все могут отдохнуть и даже поспать, если успеют. Достопримечательностей здесь немного: стул, на котором я сижу, принёс, по-видимому, сам Манычев, – по крайней мере, мне нравится так думать. Фотопортрет на стене – это он сам, Георгий Петрович, незадолго до смерти.
Крымов подошёл к портрету: на него с чуть заметной улыбкой смотрел мужчина лет пятидесяти в очках и в клетчатой рубашке. Он сильно напоминал одного из братьев Стругацких, но которого, Дмитрий вспомнить не мог. Почувствовав усталость, он сел на земляную скамейку, закрыл глаза и стал не торопясь обдумывать, сколько пришлось ему пережить всего за одну белую ночь. Хотя под землёй она была чёрная. Во всех смыслах.
Месть подземелья
Сталкер занялась перевязкой, Макс затих, зато не переставал журчать голос оправившейся от потрясения Дины:
– Скажу честно: сегодня мне пришлось тяжело, как в фильме ужасов, но уверена, что приобретённый опыт пойдёт только на пользу моей роли. Во-первых, я буду выходить на сцену в царапинах и ссадинах на лице и на руках, вы же помните, что Панночка умерла от побоев. Во-вторых, даже днём я буду мерещиться Хоме Бруту: появляться за спиной других персонажей из тёмных углов, это можно сделать при помощи света. В-третьих, ночью в церкви Панночка не просто откроет крышку гроба, а с грохотом сбросит её и до смерти напугает Хому. Ещё я собираюсь без предупреждения пощекотать его во время исполнения музыкальной партии, тогда он даст незабываемого «петуха»…