– Ага…
– На чём играешь?
Полина Петровна сама удивилась своему интересу, обычно она была совсем не любопытна. Или это парнишка с растрёпанными, словно от сильного ветра, волосами, напомнил ей кого-то из далёкой юности? Но кого?
– Я флейтист.
Что-то смутно знакомое отозвалось в её сердце при этих словах, но Полина Петровна и сама себе не смогла бы ответить, что именно. Она не считала себя любителем музыки, работать в музыкальное училище вахтёром пришла вовсе не из желания быть ближе к искусству, а потому лишь, что это было единственное место, куда её, пожилую женщину, готовы были принять.
Полина Петровна за всю свою жизнь ни разу не бывала на концерте классической музыки – она только сейчас с неприятным изумлением осознала это. Иногда слушала какие-то отрывки, случайно, мимоходом. Но никогда музыка не находила места в её душе, никогда не заставляла плакать, или смеяться, или задуматься. Полина Петровна стремительно бежала по дороге жизни: замужество, дети, выматывающая работа с утра до позднего вечера, потом внуки – надо ведь помогать сыну и дочери, но теперь и они выросли. А она всё брела по дороге, уже почти без сил, не зная куда и зачем, но продолжала свои каждодневные занятия: приготовить обед, сходить в магазин, позвонить родным, и множество других привычных действий, которые заставляли её думать, что всё идёт своим чередом и идёт так, как надо, не лучше и не хуже, чем у других.
И она молча протянула студенту ключи, глядя уже куда-то в сторону, чтобы случайно не вспомнить, что же так растревожило её. Вспоминать отчего-то не хотелось.
Днём в стенах музыкального училища было суетно и шумно. Полина Петровна сидела за своим столом и ощущала себя матросом в лодке, попавшей в сильное течение. Вокруг билось живое море, кипели эмоции, звучали голоса людей и музыкальных инструментов, а она укрылась здесь, за мощной деревянной столешницей, и чувствовала себя в относительном покое и безопасности.
Но вечером поток людей замирал. Стихали шаги, угасали на кончиках смычков ноты. Становилось тихо и хорошо. Полина Петровна очень любила это недолгое время своей вахты – пара часов до того момента, как её сменит ночной охранник. Её совсем не пугала темнота в коридорах, тем более что в некоторых аудиториях ещё оставались студенты, чтобы репетировать наедине с собой: специально выбирали это время, чтобы никто не отвлекал.
Полина Петровна тоже старалась их не отвлекать. Она сидела и прислушивалась к приглушённым мелодиям, представляя, как чьи-то ловкие пальцы бегут по клавишам пианино, прижимают струны к грифу гитары, касаются отверстий флейты.
Он не так давно репетировал, этот невидимый флейтист. Тот ли самый мальчишка, с которым она познакомилась сегодня утром, или кто-то другой? Две недели назад музыка была едва слышна, словно флейтист прятался в самой дальней аудитории. До слабого слуха Полины Петровны долетали лишь отдельные ноты: высокие, пронзительные, они заставляли её поднимать голову и вглядываться в полутьму коридора. Ей хотелось встать и идти навстречу, чтобы услышать всю мелодию яснее, но ноги были больные и старые, и Полина Петровна оставалась на месте, за штурвалом своего маленького корабля.
Но музыка пришла к ней сама: с каждым днём невидимый флейтист перемещался всё ближе. А сегодня, Полина Петровна была в этом уверена, он репетировал прямо за дверью напротив – слышна была каждая нота.
И она представляла, что это тот самый растрепанный, похожий на воробья мальчишка так уверенно и ладно выводит мелодию.
Ночью ей снились тёмные стволы деревьев, ясные звезды в холодном высоком небе, зябкий ветерок закручивал подол юбки вокруг её голых лодыжек. И ноги совсем не болели, легко ступали по влажной от вечерней росы траве. Ей не было страшно, но она знала, что за спиной у неё кто-то стоит. Она даже знала кто, но не могла вспомнить. Надо обернуться и…
Утром пробежала мимо её стола стайка девушек, все они как на подбор были тоненькими и гибкими, как тростиночки. Смеялись чему-то и шептались, склонив друг к другу хорошенькие головки. Полина Петровна с удовольствием наблюдала за ними, а они совсем не замечали её взгляда. Пробежали вперед по коридору, заглянули в пустую аудиторию, снова пошептались, вернулись и встали неподалёку от стола Полины Петровны, продолжая разговаривать.
– …не только я слышала, правда. Вот, Рита тоже слышала. Да?
– Да, – подтвердила черноглазая Рита, покусывая прядь волос, как иногда делают люди, находящиеся в растерянности. – Уже несколько дней играет, многие слышали. Никто и внимания не обращал – думали, репетирует кто-то. Да хоть Колька, например.
– А может, он и был? – светленькая девушка с волосами, заплетенными в косу, видно, привыкла искать всему разумное объяснение.
– Не-а… Так чисто играл. Я не думала мешать, сами знаете, как раздражает, когда лезут под руку в такой момент, но не выдержала, захотела посмотреть на него и сказать, что это было круто… – Рита теперь накручивала прядь волос на палец, и жест этот выдавал её волнение, ей хотелось о чём-то рассказать, но она никак не могла решиться. – В общем, ладно! Я стояла-стояла под дверью, слушала-слушала, а потом толкнула дверь и вошла!
– Ну? – воскликнули одновременно слушательницы.
– А флейта сразу замолчала, и за дверью никого! Совсем никого – темно и пусто!
На лицах девушек отразилась та смесь чувств, которые все мы испытывали, если сталкивались с чем-то, что не укладывается в обычные рамки: сомнение и страх, и желание верить, и восторг.
– Выдумщица! – хихикнула светленькая, та, что любила сомневаться, и все девушки следом за ней рассмеялись, даже Рита, хотя Полина Петровна видела: глаза её оставались серьёзными.
Вот так-так… Неведомый флейтист оказался невидимкой. Само собой, Полина Петровна даже и минуты не стала думать об этом небольшом происшествии, только улыбнулась про себя. В молодости они с подружками тоже любили пугать друг друга такими вот страшными сказочками. То домовой молоко сквасит, то леший водит кругами по знакомому участку леса, где все тропинки хожены-перехожены. А то… «Не иди через овраг на ту поляну, особенно ночью», – вдруг услышала она голос так ясно, словно он произносил слова в самое ухо. Она узнала этот голос сразу, хоть и не слышала уже очень давно: подруга её юности умерла лет тридцать назад.
Про поляну ходило много слухов, и истории, связанные с ней, были одна мрачнее другой. Плохо то, что поляна находилась как раз посередине короткого пути, связывающего две деревеньки. Напрямую, через овраг, через поляну, через лесок – и уже видны из-за деревьев крыши домов. Днём все так и бегали – слухи слухами, но пока светит солнце, пугающие истории оставались лишь историями. А вот ночью, в темноте, идти через овраг было уже не так весело. Находились смельчаки, конечно. В основном парни, чтобы показать свою удаль перед девушками. А потом рассказывали, делая страшные глаза, о том, что слышали, как плывёт над верхушками сосен тихий свист, от которого становится тягостно и томно на душе. А те ночи, когда он слышен, особенно холодны и прозрачны. Поля тоже внимала этим байкам, затаив дыхание, и не знала, верить или не верить. Возможно, хитроглазые мальчишки договорились между собой и выдумывают страшные сказки, чтобы девушки охали, хватаясь за щёки.
– Да не боись, – говорил широкоплечий Алёшка, накидывая на плечи Поли свою куртку. – Я в обиду тебя не дам!
А ещё говорят, некоторые умирали, пройдя ночью по короткой тропе. Но то в основном пожилые и слабые. Вроде и был человек ещё бодрым, крепким, а добравшись до той стороны дороги, вдруг заболевал и сгорал в одночасье. Не от какой-то хвори, а просто так, без видимой причины. Но и эти россказни не принимали всерьёз, потому что старики, бывает, умирают неожиданно.
Поля в страшные истории особо не верила, но по короткой тропе старалась не ходить даже днём. Ну её. А пробежать лишние полчаса по длинной дороге – не велик труд. Не то чтобы она часто думала о странном свисте на той поляне, и без того было о чём подумать, но как-то бессознательно, стоя на развилке дорог, каждый раз выбирала длинную.
Кроме одного случая…
Заболела младшая сестра, и Поля побежала в соседнюю деревню за отцом, что ушел помогать двоюродному брату. Сестру надо было везти в больницу, чтобы показать доктору: своего врача в деревне не было. Всё закончилось благополучно, а причина недомогания Мани даже стерлась из памяти Полины Петровны, но тогда она страшно перепугалась, так что даже темная ночная дорога через запретную поляну её не остановила.
Поля не сразу догадалась, что бежит по короткому пути – как свернула на него, и сама не поняла. А поняла – махнула рукой, не возвращаться же!
Пожилая вахтёрша вдруг вспомнила всё до мельчайших деталей. Желтый круг луны в темнеющем небе, которое уже меняло цвет с синего на чёрный. Солнце закатывалось где-то по ту сторону леса, но края облаков словно забрызганы были алыми каплями. Не холодно – конец лета, а день сегодня был ясный, однако ногам зябко от ветра. Тропинка едва виднеется, спряталась в высокой траве. А дышится в лесу как хорошо! Поле казалось, что она пьет прохладный воздух, как колодезную вкусную воду.
И было что-то ещё, что пока ускользало от памяти, но Полина Петровна чувствовала: ещё немного – и вспомнит.
День на работе тянулся и тянулся. Полина Петровна прочитала уже все газеты, что принесла с собой, детектив в мягкой обложке начала было, но отложила: она не очень любила детективы, а сегодня никак не могла ухватить нить истории – мысли тяжело ворочались в голове, и отчего-то всё вспоминались звезды в высоком небе и стебли травы, щекочущие ноги. Столько лет воспоминания об ушедшей юности не беспокоили её, почему же вдруг нахлынули? Да ещё такие четкие, словно произошло всё только вчера.
И ладно бы Алёшка вспоминался. Тот самый Алёшка, что накинул куртку на её плечи, а потом провожал до дома. Тот Алёшка, что так осторожно и бережно целовал её в первый раз в краешек сжатых испуганно губ. Тот Алёшка, что несколько месяцев спустя стал её мужем, её верным спутником на долгие годы.