О детях и прочей нечисти — страница 124 из 155

— Ну так а ты для чего нужен? Выстрелил, как из пушки, даже нам ничего не сказал, а она должна сама за собой присматривать? Ты вообще можешь отменить то, что она делает?

— Э, не надо ничего отменять! — встревает Хос. — Мне так гораздо удобнее!

Айша на полу совсем сжалась в комочек, Кир смотрит на Алтошу так, как будто вот — вот загрызёт. Один Алэк беспечно собирает свои игрушки в большую коробку, потом вынимает и снова собирает.

Алтонгирел стискивает зубы, некоторое время молчит, потом тяжело вздыхает и поднимает голову.

— Айша, подойди сюда.

Она быстро, хотя и опасливо, подходит и садится на диван, повинуясь пригласительному жесту.

— У тебя хорошо получается повелевать, — через силу произносит духовник. — В этом я тобой очень доволен.

Девочка заметно приободряется.

— Но пожалуйста, будь аккуратнее. Я понимаю, что ты не нарочно. Повелевание может быть очень опасно. Это ясно?

Айша кивает, всем своим видом выражая, что больше не будет.

Алтонгирел удовлетворённо откидывается на спинку дивана.

— Скажи ей, что она не сделала ничего плохого и ты не сердишься, — говорю я на всеобщем, пихая его локтем в бок.

— Ещё чего, — огрызается он, тоже на всеобщем. — Во — первых, это неправда, она ведь меня ослушалась, во — вторых, ты знаешь, что я чувствую по поводу подобных утверждений. Пускай Унгуц её учит, что хорошо, а что плохо.

— Слушай, в моей нравственности ты, кажется, не сомневаешься? Вот я тебе говорю, что она не сделала ничего плохого. Ты можешь ей это повторить или язык завянет?

Алтонгирел строит мне рожу, потом отворачивается и, ни на кого не глядя, без выражения произносит:

— Айша, ты не сделала ничего плохого и я не сержусь.

Айша лучезарно улыбается и неожиданно целует его в щёку.

Выражение лица Алтоши словами не передать, но очень смешное. Я покатываюсь, а Кир над ухом шипит, что, мол, так и отравиться недолго.

— Ладно, — говорю я, отсмеявшись. — Пожалуй, дальше и без меня разберётесь, а мы с Алэком в гости поехали.

— Как? — выпаливает Алтонгирел с потерянным видом. — Куда? Ты меня одного с детьми бросишь?

— Мы не дети, — возмущается Кир. — Не волнуйтесь, я найду, куда их пристроить.

— Хос, а где твои телохранители? — спрашиваю.

— Один в коридоре, другой отдыхает, — объясняет Хос, старательно выговаривая сложные слова. — Они по очереди будут меня караулить.

— Ну вот, Алтонгирел, ты не один, — усмехаюсь я. — А если что, Эцагана позовёшь на помощь.

Духовник шипит себе под нос что — то непечатное, потом с видимым усилием напускает на себя независимый вид.

— Разберусь как — нибудь и без него. Айша, ты пойдёшь со мной, мне нужно ознакомить тебя с приспособлениями, с помощью которых

обычные

духовники управляют предметами и людьми. Тебе нужно учиться смирять свою силу, иначе говорить так и не сможешь.

Айша живо кивает, хотя, по — моему, Алтонгирел всё это сказал скорее самому себе, чтобы заставить себя снова заняться неприятным делом.

Мы с Янкой колесим по пригороду, подпрыгивая на буераках. Алэк, сидящий у неё на коленях (в муданжском автопроме никто никогда не слышал про детские сиденья), каждый раз на ухабе подлетает в воздух на пару сантиметров и ужасно радуется. Яна рассматривает его под разными ракурсами и периодически вздыхает.

— Чего страдаешь? — интересуюсь.

— Да вот, думаю, не завести ли и мне такую игрушку, — усмехается она, ловя мелкого после очередного прыжка на колдобине.

— Замуж выходить придётся, — напоминаю я. — Это ж Муданг…

— Вот в том — то и беда, — снова вздыхает Янка. — Если б не замуж, и вопроса бы не было. А так стрёмно, у них же тут на всю жизнь это дело… Мало ли, вдруг он превратится в тыкву?

— Кто он — то? — в который раз спрашиваю я. — Мне хотя бы знаком?

— Знаком, знаком, — ворчит Янка. — Ты, вообще, могла бы и догадаться, я довольно условно шифруюсь.

Я задумываюсь на некоторое время. Кого я такого знаю, кто трепетный и в Янкином вкусе? Насколько я помню, мужики ей нравятся тихие и трудолюбивые, чтобы не очень бурно страдали от одиночества, когда сама Янка по уши в работе. Про кого — то мы с ней недавно говорили, я ещё удивилась, что у неё есть его телефон…

— Ирнчин?

Яна многозначительно улыбается.

— Видишь, я так предсказуема.

— Тип твой, да, — хмыкаю я. — А как ты с ним сошлась?

— Так ты же ко мне его и отправила после ранения наблюдаться. А он к тому моменту уже который год никак не мог какую — то стерву поделить с другим мужиком. И тут я, вся такая рада его видеть, сладкой микстурки дам, массажик сделаю… Короче, он как — то вечером ко мне на осмотр пришёл — и не ушёл.

— И ты прям вот уже готова от него рожать? — интересуюсь я.

— Да это вообще не вопрос, такой генетический материал зря простаивает, жалко до слёз! Но вот замуж я побаиваюсь… Он всё — таки довольно дикий, хотя и покладистый. Ещё с этой должностью в госбезопасности, мало ли, взбредёт ему в голову что — нибудь доисторическое, так никто ему слова поперёк не скажет. Я и за тебя — то в этом смысле переживаю, у тебя ж ваще Император, что хочет, то и творит.

— Мой интеллигент, — усмехаюсь. — Он прежде чем творить читает сорок книг и ещё пару раз уточняет у меня, всё ли он правильно понял.

— Да мой тоже вроде интеллигент, — кривится Яна, — да только уж очень муданжский. Например, дарит мне украшения с выгравированными стихами.

— Боже, какая прелесть! — прыскаю я.

— Прелесть — то прелесть, только сам он вообще не очень красноречив, а в моменты страсти совсем человеческую речь забывает, соответственно, стихи писать он нанимает какого — то книжника и ужасно из — за этого комплексует. Я ему как — то раз говорю, дались тебе вообще эти стихи, мне и так приятно, а если хочется уникальности, ну напиши там «Яне от Ирнчина» и успокойся. Так блин, он обиделся и неделю не приходил, решил, что это я его так послала! Я не знаю, Лиз, это же минное поле!

— Ага, причём мины, которые ты уже обошла, обгоняют тебя тайным путём и ложатся на тропинку впереди, — ехидно поддакиваю я. — Знакомая картинка.

— У тебя тоже так, да? — уныло говорит она. — Вот ведь зелёный виноград эти муданжские мужики! Ты у нас хирург, скажи, может, им можно что — нибудь в мозгах подправить?

— Механически вряд ли, — с напускной серьёзностью отвечаю я. — Но они эмпирически обучаемы. У меня, кстати, уже не так. Всё — таки мы с Азаматом уже почти муданжский год вместе, наладили обмен пакетными данными почти без потерь. Но терпения на это надо много, да.

Янка корчит рожи своему отражению в глянцевом пластике бардачка.

— Вот я и не знаю, хватит ли мне того терпения. Моя бы воля, я бы, конечно, годик — другой подумала прежде чем резкие движения совершать. А с другой стороны, жалко его, мало ему та корова голову морочила, получается и я туда же… Он ведь такой хороший, делает вид, что всё понимает, но всё равно расстраивается.

— Слушай, так чё ты мучаешься, — осеняет меня уже у самых ворот Орешнициного дома. — Слетай с ним на Землю и выйди за него замуж там. Если что — разведёшься. А ему скажешь, что имеешь право выходить замуж по своим правилам. У них тут у тёток есть такое представление, если не поведётся, я приглашу свекровь сыграть перед ним сольную арию, она в этом деле спец.

— Так это я вообще могу ему сказать, что совместная поездка на Землю — это финальное испытание. Он всё напрашивается на какие — нибудь проверки своей состоятельности, вот и будет ему… Молодец, Лизка, наш человек!

Орешница встречает нас таким столом, что я не совсем понимаю, когда она собирается шить. На то чтобы хотя бы попробовать каждое блюдо, уйдёт весь вечер.

— Ничего себе варенье и хунь — бимбик, — протягиваю я. — Тут как минимум на коронацию размах…

— Да вы что, — отмахивается она свободной рукой, второй покачивая ручное чадо. — Это я так, по сусекам поскребла, как говорится, гости всё — таки.

Мы с Яной переглядываемся.

— Я учту, — говорю, — на будущее, а то даже неудобно, мы во дворце скромнее питаемся.

— Вы садитесь, садитесь, — кудахчет хозяйка. — У вас — то семья небольшая, чего удивляться, а у меня шесть сыновей, да двое с малышнёй, пластаются на работе целыми днями, жалко мне их, вот и кормлю.

— Да вы просто мать — героиня, — качает головой Янка.

Малышня тут вся в наличии, и действительно мал мала меньше. Двое совсем ручных, трое самоходных, но тоже некрупных. Алэк, которому нечасто доводится видеть других малышей, очень интересуется, подползает ко всем по очереди, рассматривает, щупает и пищит.

— Вы кушайте, кушайте, — напористо подсовывает нам тарелку за тарелкой щедрая хозяйка. — Я за князем присмотрю, да тут всё для детей устроено, все мои тут росли… Кстати, как там мой средненький, вы его, может, видели? Давно дома не был, вроде у него с той девочкой с островов наладилось дело, не знаете?

— Ещё как! — фыркает Яна. — Девочка со мной работает, так ваш красавец каждый вечер в приёмной её дожидается, не дай бог задержаться на работе — съест!

— Ох боги, — вздыхает Орешница, — уж хоть бы он угомонился, а то ничем толком не занимается, сколько уже перебрал девиц, и все ему не те!

Мы с Янкой переглядываемся, жуя великолепные образцы муданжской домашней кухни.

— Думаю, на этот раз ему уже больше нечего желать, — заявляет Янка. — Тут девушка особая.

— И, кстати, я слышала, он какую — то хорошую работу нашёл, — вспоминаю.

— Ну хвала богам, коли так, — кивает Орешница, от волнения отправляя в рот перечную колбаску, хотя они считаются чисто мужской пищей. Яна, не переносящая ничего острого, смотрит на неё с содроганием, но та даже не замечает. — Ладно, что — то я вас утомила своими переживаниями, давайте лучше на шерсть посмотрим, вы небось такой и не видели даже, это вот мой старшенький привозит с юга, так — то они не торгуют…

Она ещё долго рассказывает подробности шерстеэкспорта, открывая перед нами коробки с заботливо уложенными мотками. Пряжа и правда очень приятная на ощупь. У меня начинает формироваться план вязания Азамату шапки — он их терпеть не может, потому что они ему все кажутся колючими, но тут уж придраться не к чему, предложу подумать…