— И что, люди будут специально рассматривать наши руки и сравнивать? — морщит лоб муж.
— Я не буду при тебе, как пришитая, у тебя же там всякие деловые встречи, то — сё. И да, люди обращают внимание. Это как длина волос у женщин, понимаешь?
Азамат слегка откидывает голову в знак того, что осознал значение символа.
— Но как люди поймут, что это именно такое кольцо, если мы не будем вместе? У меня ведь много разных.
— Их носят только на безымянном пальце, и само кольцо характерное — просто круглое, золотое, без украшений. Конечно, тут кто — то проявил самодеятельность, — косой взгляд в сторону мастера, — но я думаю, сойдёт, узор неяркий, понятно, что к чему.
— Потому что круг — символ вечности, да? — продолжает проникаться Азамат.
— Что — то в таком духе, это тебе виднее. Ну — с, давай палец.
Азамат немного неловко вертит рукой, пытаясь понять, какой стороной мне её подставить.
— Может, я сам? А то как — то странно…
— Не — а. Не рыпайся. Вот и всё. Теперь твоя очередь.
Я хлопаю ему в ладонь маленькое колечко и растопыриваю пальцы. Азамат шустро справляется с задачей и принимается рассматривать результат.
— Очень симпатично, — резюмирует он. — Говоришь, всю жизнь?
— Ага, — ухмыляюсь я.
— Это хорошо, — светло улыбается Азамат. — Очень хорошо.
Я понимаю, что подсознательно жду чьей — нибудь команды к дальнейшим действиям, но тут не дворец бракосочетаний, а ювелир понятия не имеет, как выглядит земная свадьба, так что приходится командовать самой себе, да и то мысленно. Азамат по моему манящему жесту послушно склоняется для поцелуя. И похоже не для меня одной этот момент оказывается эмоционально заряженным. Его губы как будто бы повторяют: «Моя, моя!» и «Я твой, твой». Кажется, я ненароком вскрыла какой — то новый слой Азаматовых желаний и страхов, и теперь телесный барьер между нами стал ещё тоньше. Если так и дальше пойдёт, скоро будет достаточно взяться за руки, чтобы читать мысли, чем Ирлик не шутит.
— Прилетим на Землю, я тебе засос поставлю на видном месте, чтобы ни у кого точно сомнений не возникло, — обещаю я, когда мы разрываемся.
— Я даже не хочу знать, что это, — закатывает глаза Азамат. — Так… Сколько я должен?..
Он оборачивается к ювелиру, но тот оторопело мотает головой.
— Стопроцентная предоплата… Э — э, спасибо за покупку, Ахмад — хон, приходите ещё, удачного вам отпуска!
— И вам хорошей торговли, — кивает Азамат. — Пойдём? Нас ждут в Доме Старейшин.
Мы выходим, а мастер бросается что — то строчить в наладоннике. Подозреваю, что муданжский ювелирный рынок скоро обогатится парными кольцами.
Наш духовник несколько месяцев пребывал в своего рода академическом отпуске — повышал квалификацию, так сказать. В основном, читал, медитировал, учился управлять своим голосом и учил тому же Айшу, которой, впрочем, это давалось намного легче. И вот наконец настало время ему снова приступить к своим обязанностям, в частности, провести для Азамата ритуал перетягивания бормол.
— Может, что — то и есть в том, чтобы делать это на годовщину свадьбы, а не на день рожденья, — усмехается муж, когда мы проходим в дальний зал Дома, где заседает скромный набор из троих: Ажги — хян, Унгуц и Асундул.
— Сегодня по — домашнему? — замечаю я.
— Обычно достаточно одного духовника, но тут всё же речь об Императоре, — пожимает плечами Асундул. — Что ж, Ахмад — хон, я так понимаю, ты настроен сделать новый выбор?
Азамат кивает и усаживается, скрестив ноги, напротив Старейшин, где на очаровательном крошечом пуфике выставлены его три старые бормол — книга, сабля и старик с посохом.
Асундул достаёт наладонник, с полминуты возится в нём, отыскивая нужный текст и выставляя удобный для чтения масштаб. Потом глубоко вдыхает и затягивает:
— Азамат Байч — Харах, Император планеты Моу — Танг, отец всех людей, хозяин земли, озёр и небес, Непобедимый Исполин… ай!
Перечисление внезапно прерывается, поскольку оба сидящих по бокам Старейшины отвешивают Асундулу по тычку под рёбра.
— Ты умом подумал — все Азаматовы титулы читать? — вопрошает Унгуц, стуча себя пальцем по лбу. — Тут не бои, кому ты его представляешь? Я от старости помру раньше, чем ты закончишь!
— Так положено, — не очень уверенно настаивает Асундул. — Боги слушают…
Ажгдийдимидин фыркает и мотает головой.
— Ладно, — ворчливо соглашается Асундул и пролистывает пару десятков экранов. — Дальше. Азамат Байч — Харах, твой прежний выбор был: исторические хроники, военное дело и уважение к традиции. Что из этого ты хочешь поменять?
Азамат поглаживает губу и, как мне кажется, немного смущается.
— Догадываюсь, что вы осудите мой выбор, — наконец произносит он со вздохом, — но из старого набора я хочу оставить только летописи.
Асундул выпрямляется и откладывает наладонник.
— Стесняюсь напомнить, — заявляет он возмущённо, — но ты не просто так гражданин, ты Император! Надо было всё — таки читать все титулы, это ж не просто так правило, человек должен осознавать, какая на нём ответственность! Твой выбор касается всех на этой планете! Нет, насчёт войны я тебя полностью поддерживаю, этого нам не надо, но традиция, Азамат! Ты не можешь просто так взять и повернуться спиной к прошлому!
— Старейшина, — тихо откликается Азамат, — у меня была вся зима на то, чтобы обдумать свой выбор. Уверяю вас, он даётся мне непросто. Безусловно, я всего лишь один человек и могу ошибаться. Но скажите мне, Старейшина, что в Вашем понимании традиция?
— Как же? — оторопело разводит руками Старейшина. — Это всё! Это всё муданжское, что есть! Наша история, наши люди, одежда, искусство, взгляды… я не знаю, поведение!
— Поведение, да, несомненно, — подхватывает Азамат. — А также взгляды и вкусы. Вкусы, согласно которым человек с моим лицом в принципе не может быть Императором. Взгляды — косые и презрительные на безродных, больных и увечных, чью жизнь я изо всех сил стараюсь изменить к лучшему. Восхищённые взгляды на богов, которые — и пусть меня убедят в обратном — совершенно необязательно заинтересованы в благополучии человечества. Поведение родителей, калечащих своих детей, поведение жён, ненавидящих своих мужей… Старейшина Асундул, где я, а где традиция? Смею обратить ваше внимание на тот факт, что моим бормол остаются летописи и предания — я ни в коем случае не отворачиваюсь от нашей истории и самобытности. Но у меня два из трёх бормол говорят о прошлом! Я слишком долго жил вспять, и теперь, когда в моих руках вся планета, я намерен развернуть её лицом к будущему. Мы — не третьесортный мирок, плетущийся в хвосте у более развитых культур. Мы обладаем огромным, нерастраченным интеллектуальным и душевным богатством. Настало время вложить его в дело, но этого никак не добиться, если мы будем цепляться за старые представления, в которых нет ничего хорошего, просто никто не удосужился от них избавиться много лет назад.
Азамат даже раскраснелся от напряжения, и я хорошо понимаю, что ему приходится прилагать усилия не для того, чтобы всё это сказать, а для того, чтобы удержать свои слова в рамках приличий. Я сама при мысли о муданжских традициях могу только визжать без слов, и моё уважение к Азамату за столь связную оценку не знает границ.
— Да, я вижу, ты подумал, — после долгого молчания произносит Асундул. — Я бы даже сказал, у тебя наболело. Но я всё равно не могу одобрить, что ты под влиянием супруги собрался превратить Муданг в маленькую Землю.
— Вы меня не слышите, — качает головой Азамат. — Я как раз пытаюсь обойти все те подводные камни, на которых Земля неоднократно садилась на мель. Да, земляне многого добились и практически во всей Вселенной почитаются как образец благополучной нации. Но они просто люди, Старейшина. Представление, что всё земное — эталон прекрасного, это как раз часть той традиции, которую вы так рьяно защищаете. Да, я глубоко уважаю отдельных людей, происходящих с Земли, — он слегка кивает в мою сторону, — но я не вижу ни единой причины для нас повторять ошибки их истории. У нас другие исходные данные, у нас есть преимущества! Я не собираюсь ждать, пока века кровопролитных войн, хаоса и разочарования заставят наших людей думать по — земному. Мы уже сейчас можем шагнуть дальше, к более рациональному и продуманному устройству, чем когда — либо было на Земле!
— Я так понимаю, ни у кого больше не вызывает нареканий, что Император отвергает традицию? — поджав губы, вопрошает Асундул.
Унгуц пожимает плечами, не скрывая улыбки.
— Я научил его так мыслить, чего ты от меня ждёшь?
Ажгдийдимидин напрягается до испарины и цедит:
— Это выбор бормол, а не государственной политики. Традиция его не описывает. Будешь спорить?
Асундул сникает.
— Хорошо, пожалуйста! Делай как знаешь. Тебя избрали Императором, не меня, — он вздыхает, и мне мерещится нотка обиды. Неужто он надеялся?.. Асундул сердитым жестом сметает с пуфика два отверженных бормол.
Азамат молча кивает.
Наш духовник, утерев лоб, что — то тихо бормочет, от чего из всех комодов, стоящих вдоль стен зала, вылезают ящики и, гремя деревянным содержимым, скучиваются вокруг Азамата. Пара штук даже пролезает между нами, а один особо нахальный тычется мне в пятки, мол, отойди, место занимаешь. Я его потихоньку пинаю, чтобы не наглел.
— У меня выбор пожиже был, — выпячиваю губу, оглядывая ассортимент.
— Ну вы ж земляне — просто люди, как нас твой муж просветил, — замечает Асундул. — Ты — то замуж выходила, думала, он тебя боготворить будет? А видишь, разглядел получше да в уме переменился.
Азамат, который начал уже разгребать статуэтки, отрывается и поднимает на Асундула широко раскрытые глаза.
— Это что сейчас было? — как — то сдавленно спрашивает он. — Мне в ухо что — то попало?
Унгуц кладёт Асундулу руку на плечо.
— Ты дурачок, что ли, совсем у меня? Хулить Хотон — хон на Совете? Тебя в Старейшины за здравые суждения пригласили. Традицию он защищает, чужого счастья стерпеть не может. Молчи уж, не марай обряд.