— Алтонгирел?
От благостных размышлений и пылких речей нас отвлекает происходящее за соседним столиком. Алтонгирел стоит неподвижно, глядя в пространство широко открытыми глазами. Эцаган его окликает, видимо, уже не первый раз, но без толку.
— Погоди, может, у него предсказание пришло, — говорит ему Азамат.
— Да ни фига, знаю я, как это выглядит, когда он пророчит, — мотает головой Эцаган. — Такое впервые. Ау, солнце, очнись!
Алтонгирел внезапно вздрагивает, пытается как будто бы шагнуть вперёд и падает. Мы все кидаемся к нему. К счастью, он всё — таки приходит в себя. С трудом, но садится и мотает головой, мол, всё в порядке. Азамат смотрит на него прищурясь и разгоняет всех лишних, остаёмся только мы и Эцаган.
— В чём дело? — тихо спрашивает он.
— Будет тебе второй ребёнок, — убитым голосом сообщает Алтонгирел. — И раньше, чем ждёшь.
— С Лизой всё будет хорошо? — быстро спрашивает Азамат.
Алтонгирел невнятно кивает, вид у него несчастный и усталый.
— Всё — таки предсказание? — удивляется Эцаган.
Алтонгирел съёживается и прячет лицо в коленях. Оттуда, изнутри клубка, в который он смотался, раздаётся то ли стон, то ли согласие:
— Мгм.
Я лезу в Азаматову сумку, где он всегда носит составленную мной аптечку на все случаи жизни, извлекаю антистрессовое, подзываю перепуганного хозяина, заказываю воды, растворяю таблетку и вливаю в Алтошу, которого для этого приходится чуть не силком раскрутить. Ещё через пару минут он успокаивается.
— Эцаган, мы отсюда полетим обратно в столицу, — заявляет он. — Мне обязательно нужно поговорить с Наставником. Мне открылся новый способ предсказывать… Я предпочёл бы им без крайней нужды не пользоваться.
Глава 9
Остаток трапезы проходит в молчании. Алтонгирел больше ничего не рассказывает из своего видения, а мы не расспрашиваем. Во — первых, все понимают, что ему нельзя говорить лишнего, а во — вторых, ещё разнервничается, опять психанёт… ну его. Эцаган сидит мрачный, Сашка пытается всех развеселить какими — то анекдотами, но вскоре понимает, что ничего не выйдет.
Наконец являются местные безбородые Старейшины и просят аудиенции Императорского духовника. Азамат начинает их отговаривать, ссылаясь на то, что Алтонгирелу нездоровится, но тот только отмахивается, с некоторым трудом встаёт и уходит вместе с другими духовниками.
— Чего они от него — то хотят? — спрашиваю.
— Пообсуждать мою судьбу, — безрадостно отвечает Азамат. — Правда, боюсь, они не вовремя. Если Алтонгирел и правда только что про моё будущее что — то узнал, до встречи с Ажгдийдимидином будет молчать, как лесной демон… Хотя в свете последних событий это не самое лучшее сравнение, — с ухмылкой заканчивает он. — Я бы, правда, не отказался узнать, что он имел в виду под вторым ребёнком. Что — то мне не нравится, как он это преподнёс.
— Я думаю, он просто, как всегда, не ожидал от меня ничего хорошего, — ухмыляюсь. — Наверное, я залетела на этой неделе… или, может, на следующей залечу. Алтоша и вообще — то склонен всё драматизировать, а когда ему плохо, так тем более. Не переживай. Ты ведь не гуляешь налево, правда?
Азамат давится и долго не может прокашляться.
— Лиза, ты что! — сипит он наконец. — Ты как обо мне думаешь вообще?!
— С удовольствием, — смеюсь. — Расслабься, я пошутила!
— Хорошенькие шуточки, — Азамат угрюмо вытирает салфеткой слезящиеся глаза. — За такие шутки мужику могут и хребет переломить, знаешь ли. И уж точно проклянут.
— Азаматик, да ты обиделся на меня, что ли? — протягиваю руку погладить его по голове, но он отстраняется. — Ого, как тебя разобрало… Ну прости, ты же знаешь, я ничего подобного о тебе не думаю… Просто сморозила глупость, у меня иногда странные шутки.
Азамат вздыхает и с явным усилием превозмогает себя.
— Я понимаю, что ты не хотела меня обижать и не думаешь, что я тебе изменяю. Но очень тебя прошу больше так никогда не говорить. Ты, видимо, не представляешь себе, насколько это оскорбительно.
— И правда не представляю, — соглашаюсь. — А ещё я кое — чего не понимаю.
— Спрашивай, — Азамат вытягивается на подушках, пристраивая голову рядом с Алэком. — Однако давно я так не злился… Привык к хорошему обращению, нечего сказать, надо как — то сдерживаться. Так чего ты не понимаешь?
— Мне уже как — то стрёмно спрашивать. Ну ладно, попробую… Вот есть у вас этот обычай, что если замужняя женщина длинные волосы носит, значит, верная. Получается, если она коротко стрижётся, то все знают, что она мужу изменяет, так ведь?
— Не совсем. Короткие волосы означают, что она не чувствует обязательств перед мужем, а значит, может изменить, особенно за деньги.
— Хорошо, — киваю, — даже если так. Всё равно выходит, что нет ничего зазорного в измене. Раз можно это вот так взять и напоказ выставить.
Азамат изгибает бровь, всматриваясь в меня.
— Это, естественно, работает только с красивыми жёнами, — наконец поясняет он, и по тону понятно, что речь идёт о совершенно очевидных вещах.
— А с красивыми мужьями?
— То же самое. Они, конечно, волосы для этого не стригут, но красивый муж может изменять некрасивой жене, его никто не осудит. Но, Лиза, я обиделся не из — за этого. Измена — это, конечно, отвратительно, и я бы никогда так не поступил, но ведь ты имела в виду нечто иное. Ты предположила, что у меня может быть
ребёнок
от какой — то другой женщины.
— Только не заводись опять, — поднимаю руку в предупреждающем жесте. — Я просто глупо пошутила. Но вообще дети иногда становятся следствием супружеской измены, как это ни удивительно.
Азамат всё — таки снова хмурится.
— Возможно, у вас к этому как — то проще относятся, но я тебе очень не советую шутить на подобные темы здесь, на Муданге. Даже для тебя это может кончиться плохо. Обвинить мужчину в том, что у него есть внебрачные дети — это… невероятно унизительно. Я даже не знаю, с чем сравнить. Дети не от жены могут быть только у того, кто не может содержать жену, понимаешь? У кого не хватает денег расплатиться за беременность, и он делает ребёнка на стороне, по дешёвке. Или просто не умеет держать штаны застёгнутыми. Это гнуснейшее оскорбление достоинству мужчины.
— Азамат, но ты же понимаешь, мне бы и в голову не пришло говорить тебе такие гадости, — развожу руками.
— Понимаю, понимаю, — вздыхает он. — Ты сама знаешь, как трудно сдержать первую реакцию. Прости, я тоже хорош, взъелся на пустом месте, знаю ведь, что ты ничего плохого не хотела сказать.
— Ладно, не расстраивайся. Главное, что мы всё выяснили, — укладываюсь на подушки по другую сторону от Алэка, наше с Азаматом дыхание ерошит волосёнки на голове мелкого. — День был долгий, ещё Алтоша этот со своими пророчествами… Ты, кстати, небось с ним полетишь в столицу?
— Ну, мне было бы интересно знать, к какому выводу они там придут. И потом, я хотел захватить скрытую камеру, я знаю, кто хорошие делает, чтобы наш лесной приятель не заметил, а мы бы его запечатлели во всех видах.
— Ты думаешь, он всё — таки демон?
— Вот заодно и узнаем.
В результате в Ахмадхот мы летим снова всей честной компанией, потому что Тирбиш за обедом объяснил Сашке про тоннель под Ахмадульскими горами, и тот загорелся желанием проехаться на монорельсе. А уж когда оказалось, что тот же самый монорельс проходит через Великие Леса… В общем, мне тоже покататься захотелось. Азаматова матушка к нам радостно присоединилась, потому что монорельс идёт до самого Худула, а там уж до её деревни можно машину нанять.
Алтонгирел возвращается от Старейшин ещё мрачнее, чем уходил, и молчит всю дорогу, даже просьбу подвинуться показывает жестами. Эцаган осторожно интересуется, хорошо ли дорогой друг себя чувствует, и может ему, Эцагану, не садиться к нему на колени, а нанять в Долхоте ещё унгуц. Алтонгирел в ответ просто дёргает Эцагана на себя, после чего мрачно упяливается в окно, полностью игнорируя живой груз на коленях. По прилёте в столицу он сразу направляется к Дому Старейшин. Азамат ловит его за рукав.
— Я тебе настоятельно советую пойти сразу к Ажгдийдимидину, — тихо наставляет он.
— Тебе не кажется, что я лучше знаю, к кому пойти? — огрызается Алтонгирел.
— Не кажется. Тебе нужен совет и поддержка, а твой Наставник не слишком хорошо умеет предоставлять такие вещи.
— Кто бы говорил! — выпаливает Алтонгирел, вырывается и почти бегом мчится прочь.
К счастью, свидетелями этой сцены стали только Эцаган, Алэк и я. Остальные уже потянулись во дворец или по домам.
— По — моему, кто — то забыл, что вышел из подросткового возраста, — озадаченно тяну я.
— Мне кажется, я его чем — то обидел, — делится соображениями Азамат.
— Тебе сегодня весь день обиды мерещатся, — говорю.
— Я думаю, его расстроило то, что он увидел в будущем, — хмуро предполагает Эцаган. — Пойдёмте, он там надолго, а потом захочет побыть один дома.
Мы расходимся: я с Алэком — в жилую часть, а мужики — в офисную, поработать остаток вечера.
В гостиной мама с Сашкой уже расположились за буками и вешают в блоги фотографии и дневные впечатления, потягивая чаёк. Я закрываюсь в спальне, располагаюсь с Алэком на гигантской нашей кровати, обкладываю его игрушками и самозабвенно воркую до полного отупения. Зато настроение поднимается. Детёнок такой улыбчивый, квакает негромко, трясёт резной погремушкой. Сам он, правда, пока не хватает всё вокруг, но если в руку засунуть, интересуется. И за моими движениями взглядом следит сегодня. Вчера ещё не следил. Сижу хихикаю вместе с ним, забавно, человек растёт.
В дверь робко скребутся, и Алэк так резво оборачивается на звук, что я уже жду, сейчас скажет «Войдите!» — но приходится всё — таки самой.
Заходит Орива. При виде Алэка она широко улыбается и машет рукой. Он задумчиво пару раз сжимает — разжимает кулачок над головой.
— Ой, он мне помахал, — радуется Орива, присаживаясь на краешек кровати. — Ничего, что я вас отвлекаю?