Ответа на этот вопрос не было. Кощей погладил ее по голове. Довольно быстро после рождения Златы Василиса перестала носить косу, стала укладывать волосы в узел, словно признала наконец, что она жена и мать. В волосах мелькнуло серебро.
– Тебе нужно меньше нервничать, – сказал Кощей, надеясь хоть немного ее успокоить. – Опять седой волос. Давай-ка я…
Василиса в его руках дернулась и отстранилась.
– Давай не сейчас, – попросила она, отводя глаза.
– Почему? – не понял Кощей. – Это же быстро. Я…
– Кош, пожалуйста…
– Василиса, прекрати, что ты…
– Нет!
Она вырвала руку, которую он всё еще держал, и отошла на несколько шагов. Повернулась к нему спиной и замерла.
– Василиса…
– Прости, – попросила она, не оборачиваясь. – Прости, Кош, я… я просто… Это из-за Златы. Правда, давай не сейчас.
На кухне повисла тишина. Кощею показалось, что где-то наверху раздались шаги. Но он упустил этот момент, потому что здесь происходило нечто не менее страшное, чем то, что творилось с его дочерью.
– Василиса, что происходит?
Вместо ответа Василиса опустилась на стул, уперлась локтями о стол и спрятала лицо в ладонях. Что-то внутри свело до боли.
Нет.
– Прости, – попросила она. – Прости меня, если сможешь. Я понимаю, после того, что ты сделал для меня, у меня нет права тебе в этом отказывать, но я не хочу. Я старалась, уговаривала себя, но просто теперь, когда Злата в таком состоянии, нервы сдали – и у меня не осталось на это сил…
– Ты хочешь продолжать стареть?
– Да.
Произнесенное слово эхом отозвалось в нем.
Кощей дошел до стола и опустился на соседний стул. Что-то ноги плохо держали. В последнее время ему тоже начало казаться, что он стареет. Кощей знал, что это невозможно. Так что? Самый простой ответ – устал – его пугал, потому что спасения от этой болезни для него не было.
– Но почему ты ни разу не сказала?
– А ты ни разу не спросил, – вздохнула Василиса. – Я знаю, это жестоко по отношению к тебе после всего, через что мы прошли, и я не знаю, что мне делать. Я не смогу так, как ты. Не смогу их всех пережить. Я не выдержу этого. Или превращусь во что-то, что будет уже не мной. Я хочу состариться и уйти. Прежде них. Прости меня…
Василиса всхлипнула, всё так же не отводя ладоней от лица. Кощей прикрыл глаза.
Что ж, вот и всё. Кого он пытался обмануть? Всегда ведь знал, что этим всё закончится.
И всё, что его ждет, – одиночество. Снова.
– Я понимаю, потому что мне тоже страшно.
Василиса отняла лицо от рук.
– Мне страшно, – повторил Кощей, глядя ей в глаза. – Страшно остаться одному. До вас у меня никогда не было семьи. А потом появилась ты и Злата с Демьяном. Мне страшно оттого, что рано или поздно вы все уйдете. И все эти годы однажды покажутся мне сном. Чем-то ненастоящим. И я забуду… Или, наоборот, буду вспоминать их каждый день и знать, что так уже никогда не будет. И я понимаю, о чем ты говоришь, потому что сам не уверен, что справлюсь с этим.
Он сцепил ладони и потер их одна о другую, коснулся пальцами браслета на запястье. Обвел взглядом кухню, пытаясь зацепиться за что-то, найти здесь спасательный круг, но его не было. Но Василиса вытерла слезы, поднялась со своего стула, подошла к нему и обняла. Его якорь в этой буре.
– Если ты не хочешь, у меня нет права заставлять тебя, – закончил он. – Я вернул тебя к жизни не для того, чтобы ты чувствовала себя обязанной мне. В Круге я обещал тебе свободу. И сдержу обещание.
Она осела вниз и, всё так же обнимая, уткнулась лицом ему в колени.
– А я обещала быть тебе верной. Выходит, я свое обещание сдержать не смогу…
Они замолчали. У них было еще много времени, и они оба знали это, но отчего-то осознание неизбежности финала приводило в ужас уже сейчас.
– Давай пока попробуем просто жить, – наконец попросила Василиса. – Сейчас нужно помочь нашей дочери. А потом, когда у Златы всё наладится, мы вместе решим, что делать дальше.
Кощей кивнул, наклонился и поцеловал ее в макушку. И внезапно тишину дома прорезал звук. Музыкальная нота охнула в воздухе, задрожала и растворилась. А за ней еще одна. И еще. Они падали, как первые капли дождя падают на высушенную долгим зноем землю, по одной, неуверенно. Кто-то перебирал клавиши на пианино в гостиной, но в их семье играл только один человек. А потом ноты слились воедино и пролились мелодией. И дождь из музыки наполнил воздух и стал обещанием жизни.
– Она играет, – сам себе боясь поверить, шепнул Кощей.
– Она два года не играла, – так же шепотом ответила Василиса и робко улыбнулась.
И они снова застыли, боясь спугнуть момент. А музыка из гостиной всё лилась и лилась, возвращая в их дом надежду, заставляя верить, что всё еще может обернуться к лучшему.
И столько в ней было чувства…
Все съедобное закончилось, как всегда, неожиданно и некстати. Клим на всякий случай еще раз проверил холодильник и ящики стола на предмет чего-нибудь, что не нужно готовить, нашел завалявшуюся пачку печенья, в которой сиротливо лежала половинка крекера, съел его, недовольно смял пустую пачку, четким броском зашвырнул в ведро у двери, натянул кофту, надел кроссовки и пошел в ближайший магазин добывать себе пропитание.
На улице моросило. Зарев, или август по-здешнему, погодой не радовал. Был он хмурый, холодный и дождливый. Дед обещал теплую осень, но Климу не хватало солнца сейчас. Набросив на голову капюшон, он добежал до ворот Конторы и шагнул за них. И остановился. У прорезанной в воротах железной калитки, подставив лицо дождю и ловя губами капли, стояла Злата. Она была без зонта и без кофты и при этом выглядела и улыбалась так, будто занималась самым прекрасным делом на свете и оттого пребывала в состоянии абсолютного блаженства. А волосы уже были совсем мокрые и футболка тоже. Заболеет же! Чего творит!
– Злата! – позвал Клим. – Привет…
Она поспешно обернулась к нему, но, узнав, тут же расслабилась. Ожидала увидеть кого-то другого? Яшку? Или, наоборот, прячется тут от брата, потому и не идет на территорию? Удивительно, она была с ним. С молчаливым, замкнутым Яшей, который при девушке ни разу не смог двух слов внятно связать. Но отчего-то это больше не вызывало ни зависти, ни боли. Три дня прошло с тех пор, как они с братом помирились, и весь гнев в Климе давно успел остыть.
– Тебе не холодно? – спросил Клим без всякой задней мысли. – Хочешь мою кофту?
Злата засмеялась, а потом огляделась, убеждаясь, что никого поблизости нет, и повела рукой от живота вверх, ко лбу, пошептала, и одежда и волосы мгновенно просохли.
– Я ж ведьма, – напомнила она.
– А чего тогда мокнешь? – нахмурился Клим.
– А потому что хорошо.
Ничего хорошего в моросящем дожде Клим не видел. Вокруг было сыро и неприятно, а он любил солнышко, тепло и сухость. Но спорить не стал. Ну, есть у девки причуды, чего к ней лезть, не его же. Вот чья будет, тот пусть и разбирается.
– А ты чего себя не просушишь? – поинтересовалась Злата. – Можно еще «зонтик» сделать. Это простой заговор. Давай научу. Повторяй.
И она произнесла слова. Климу почудилось, будто его ударили по затылку. Он уже весь вымок, и отказаться было глупо, но проблема заключалась в том, что вне тренировок его силы окончательно отказались повиноваться ему.
– Ты чего? – склонила голову набок Злата. Потом прищурилась, разглядывая его руки. – Ой… Клим… У тебя там…
– Чего у меня? – напрягся он.
А вдруг бабушка не соврала про все эти неведомые болезни, что бывают от курения, и он уже умирает?!
– Застой.
– Чего?
– Твои силы, – пояснила Злата. – В норме они должны циркулировать, а у тебя… ну… не движутся.
– И ты видишь? – поразился он.
Злата смущенно пожала плечами, словно извиняясь за то, что такое умеет, – Клим удивился, он, честно говоря, вообще не думал, что она может смущаться, – а потом повела рукой, и он ощутил, как дождевые капли перестали сыпаться ему на голову. Увы, попросить просушить одежду было ниже его достоинства, а сама Злата явно не собиралась делать это без просьбы. Наверное, не хотела выставлять совсем дураком.
– Недолго могу, если хорошо сосредоточусь и если маг не пытается закрыться, – ответила Злата. – Тебе нужно кому-то об этом сказать. Тому, кто сможет помочь.
– И отчего это? Это болезнь какая-то? Магическая?
Мелькнула мысль: а вдруг это тоже от курения? Но ее он озвучивать не стал. Злата что-то обдумала.
– Когда это началось?
– Когда сюда пришли, – обмирая, признался Клим. – Сначала еще ничего было, а потом… вообще никак. Только на тренировках еще могу что-то…
– Это от волнения, – вздохнула Злата. – Так бывает, когда маг, например, напуган.
– Я не напуган!
– Я не говорю, что ты напуган, – качнула головой она. – Я говорю, что ты можешь волноваться… Новый мир всё-таки. Но чем сильнее маг, тем острее силы реагируют на его настроение. Чаще, правда, начинают выходить из-под контроля. Ну там, лампочки вокруг мигают, предметы летают и происходит прочая дребедень. Папа мне рассказывал, что твой дедушка от волнения как-то раз сотворил пульсар в три раза больше обычного. Но это всё очень индивидуально, и бывает такой вариант, как у тебя. И дальше будет хуже.
Клим сжал зубы. От обиды сперло дыхание. Да что же с ним не так? Почему, вместо того чтобы творить пульсары в три раза больше обычных, он вообще потерял возможность их создавать?! Сейчас Злата еще скажет, что лечения нет.
– И ничего нельзя сделать, да? – спросил он, отчаянно стараясь сохранить голос спокойным.
– Почему нельзя? – удивилась Злата. – Нервы надо подлечить. От стресса избавиться. У нас тут есть хороший психолог…
– Что за зверь?
– Это профессия. Ему можно рассказать обо всех своих проблемах, выговориться…
– Нет! – оборвал Клим. Еще чего. Станет он кому-то рассказывать, какой он неудачник.
– Тогда могу посоветовать медитацию, – отрезала Злата.