О дивный новый мир (Brave New World) — страница 59 из 86

"Как бы интересно стало жить на свете, - подумал он, - если бы можно было отбросить заботу о счастье".With closed eyes, his face shining with rapture, John was softly declaiming to vacancy:Закрыв глаза, с восторженно-сияющим лицом, Дикарь тихо декламировал в пространство:"Oh! she doth teach the torches to burn bright. It seems she hangs upon the cheek of night, Like a rich jewel in an Ethiop's ear; Beauty too rich for use, for earth too dear..."Краса бесценная и неземная, Все факелы собою затмевая, Она горит у ночи на щеке, Как бриллиант в серьге у эфиопкиThe golden T lay shining on Lenina's bosom.Золотой Т-образный язычок блестел у Ленайны на груди.Sportively, the Arch-Community-Songster caught hold of it, sportively he pulled, pulled.Архипеснослов игриво взялся за эту застежечку, игриво дернул, потянул."I think," said Lenina suddenly, breaking a long silence,-Я, наверно... - прервала долгое свое молчание Ленайна."I'd better take a couple of grammes of soma."- Я, пожалуй, приму грамма два сомы.Bernard, by this time, was fast asleep and smiling at the private paradise of his dreams.Бернард к этому времени уже крепко спал и улыбался своим райским снам.Smiling, smiling.Улыбался, радостно улыбался.But inexorably, every thirty seconds, the minute hand of the electric clock above his bed jumped forward with an almost imperceptible click.Но неумолимо каждые тридцать секунд минутная стрелка электрочасов над его постелью совершала прыжочек вперед, чуть слышно щелкнув.Click, click, click, click ... And it was morning.Щелк, щелк, щелк, щелк... И настало утро.Bernard was back among the miseries of space and time.Бернард вернулся в пространство и время - к своим горестям.It was in the lowest spirits that he taxied across to his work at the Conditioning Centre.В полном унынии отправился он на службу, в Воспитательный центр.The intoxication of success had evaporated; he was soberly his old self; and by contrast with the temporary balloon of these last weeks, the old self seemed unprecedentedly heavier than the surrounding atmosphere.Недели опьянения кончились; Бернард очутился в прежней житейской оболочке; и, упавшему на землю с поднебесной высоты, ему как никогда тяжело было влачить эту постылую оболочку.To this deflated Bernard the Savage showed himself unexpectedly sympathetic.К Бернарду, подавленному и протрезвевшему, Дикарь неожиданно отнесся с сочувствием."You're more like what you were at Malpais," he said, when Bernard had told him his plaintive story.- Теперь ты снова похож на того, каким был в Мальнаисе, - сказал он, когда Бернард поведал ему о печальном финале вечера."Do you remember when we first talked together?- Помнишь наш первый разговор?Outside the little house.На пустыре у нас.You're like what you were then."Ты теперь опять такой."Because I'm unhappy again; that's why."- Да, потому что я опять несчастен."Well, I'd rather be unhappy than have the sort of false, lying happiness you were having here."- По мне лучше уж несчастье, чем твое фальшивое, лживое счастье прошлых недель.
"I like that," said Bernard bitterly.-Ты б уж молчал, - горько сказал Бернард.
"When it's you who were the cause of it all.- Ведь сам же меня подкосил.
Refusing to come to my party and so turning them all against me!"Отказался сойти к гостям и всех их превратил в моих врагов.
He knew that what he was saying was absurd in its injustice; he admitted inwardly, and at last even aloud, the truth of all that the Savage now said about the worthlessness of friends who could be turned upon so slight a provocation into persecuting enemies.Бернард сознавал, что слова его несправедливы до абсурда; он признавал в душе - и даже признал вслух - правоту Дикаря, возражавшего, что грош цена приятелям, которые, чуть что, превращаются во врагов и гонителей.
But in spite of this knowledge and these admissions, in spite of the fact that his friend's support and sympathy were now his only comfort, Bernard continued perversely to nourish, along with his quite genuine affection, a secret grievance against the Savage, to mediate a campaign of small revenges to be wreaked upon him.Но сознавая и признавая все это, дорожа поддержкой, сочувствием друга и оставаясь искренне к нему привязанным, Бернард упрямо все же затаил на Дикаря обиду и обдумывал, как бы расквитаться с ним.
Nourishing a grievance against the Arch-Community-Songster was useless; there was no possibility of being revenged on the Chief Bottler or the Assistant Predestinator.На архипеснослова питать обиду бесполезно; отомстить Главному укупорщику или помощнику Предопределителя у Бернарда не было возможности.
As a victim, the Savage possessed, for Bernard, this enormous superiority over the others: that he was accessible.Дикарь же в качестве жертвы обладал тем огромным преимуществом, что был в пределах досягаемости.
One of the principal functions of a friend is to suffer (in a milder and symbolic form) the punishments that we should like, but are unable, to inflict upon our enemies.Одно из главных назначений друга - подвергаться (в смягченной и символической форме) тем карам, что мы хотели бы, да не можем обрушить на врагов.
Bernard's other victim-friend was Helmholtz.Второй жертвой-другом у Бернарда был Гельмгольц.
When, discomfited, he came and asked once more for the friendship which, in his prosperity, he had not thought it worth his while to preserve. Helmholtz gave it; and gave it without a reproach, without a comment, as though he had forgotten that there had ever been a quarrel.Когда, потерпев крушение, он пришел к Г ельмгольцу, чтобы возобновить дружбу, которую в дни успеха решил прервать, Гельмгольц встретил его радушно, без слова упрека, словно не было у них никакой ссоры.
Touched, Bernard felt himself at the same time humiliated by this magnanimity-a magnanimity the more extraordinary and therefore the more humiliating in that it owed nothing to soma and everything to Helmholtz's character.Бернард был тронут и в то же время унижен этим великодушием, этой сердечной щедростью, тем более необычайной (и оттого вдвойне унизительной), что объяснялась она отнюдь не воздействием сомы.
It was the Helmholtz of daily life who forgot and forgave, not the Helmholtz of a half-gramme holiday.Простил и забыл Г ельмгольц трезвый и будничный, а не Г ельмгольц, одурманенный таблеткой.
Bernard was duly grateful (it was an enormous comfort to have his friend again) and also duly resentful (it would be pleasure to take some revenge on Helmholtz for his generosity).Бернард, разумеется, был благодарен (дружба с Гельмгольцем теперь - утешение огромное) и, разумеется, досадовал (а приятно будет как-нибудь наказать друга за его великодушие и благородство).
At their first meeting after the estrangement, Bernard poured out the tale of his miseries and accepted consolation.В их первую же встречу Бернард излил перед другом свои печали и услышал слова ободрения.
It was not till some days later that he learned, to his surprise and with a twinge of shame, that he was not the only one who had been in trouble.Лишь спустя несколько дней он узнал, к своему удивлению - и стыду тоже, - что не один теперь в беде.
Helmholtz had also come into conflict with Authority.Гельмгольц сам оказался в конфликте с Властью.
"It was over some rhymes," he explained.- Из-за своего стишка, - объяснил Гельмгольц.
"I was giving my usual course of Advanced Emotional Engineering for Third Year Students.- Я читаю третьекурсникам спецкурс по технологии чувств.
Twelve lectures, of which the seventh is about rhymes.Двенадцать лекций, из них седьмая - о стихах.
'On the Use of Rhymes in Moral Propaganda and Advertisement,' to be precise.Точнее, "О применении стихов в нравственной пропаганде и рекламе".
I always illustrate my lecture with a lot of technical examples.Я всегда обильно ее иллюстрирую конкретными примерами.
This time I thought I'd give them one I'd just written myself.В этот раз пришла мне мысль попотчевать студентов стишком, только что сочиненным.
Pure madness, of course; but I couldn't resist it."Мысль сумасшедшая, конечно, но уж очень захотелось.
He laughed.- Гельмгольц засмеялся.
"I was curious to see what their reactions would be. Besides," he added more gravely, "I wanted to do a bit of propaganda; I was trying to engineer them into feeling as I'd felt when I wrote the rhymes.- К тому же, - прибавил он более серьезным тоном, - хотелось проверить себя как специалиста: смогу ли я внушить то чувство, какое испытывал сам, когда писал.
Ford!" He laughed again.Господи Форде! - засмеялся он опять.
"What an outcry there was!- Какой поднялся шум!
The Principal had me up and threatened to hand me the immediate sack.