| Absence, say, of Susan's, Absence of Egeria 's Arms and respective bosoms, Lips and, ah, posteriors, Slowly form a presence; Whose? and, I ask, of what So absurd an essence, That something, which is not, Nevertheless should populate Empty night more solidly Than that with which we copulate, Why should it seem so squalidly? | Вместо одной из многих Сюзанн, Марианн, Услад (У каждой плечи и ноги И аппетитный зад), - Со мной разговор затевает, Все громче свое запевает Химера? абсурд? пустота? - И ею ночь городская Гуще, плотней занята, Чем всеми теми многими, С кем спариваемся мы. И кажемся мы убогими Жителями тьмы. |
| Well, I gave them that as an example, and they reported me to the Principal." | Я привел им это в качестве примера, а они донесли шефу. |
| "I'm not surprised," said Bernard. | - Что ж удивляться, - сказал Бернард. |
| "It's flatly against all their sleep-teaching. | - Стишок этот идет вразрез со всем, что они с детства усвоили во сне. |
| Remember, they've had at least a quarter of a million warnings against solitude." | Вспомни, им, по крайней мере, четверть миллиона раз повторили в той или иной форме, что уединение вредно. |
| "I know. | - Знаю. |
| But I thought I'd like to see what the effect would be." | Но мне хотелось проверить действие стиха на слушателях. |
| "Well, you've seen now." | - Ну, вот и проверил. |
| Helmholtz only laughed. | В ответ Гельмгольц только рассмеялся. |
| "I feel," he said, after a silence, as though I were just beginning to have something to write about. | - У меня такое ощущение, - сказал он, помолчав, -словно брезжит передо мной что-то, о чем стоит писать. |
| As though I were beginning to be able to use that power I feel I've got inside me-that extra, latent power. | Словно начинает уже находить применение бездействовавшая во мне сила - та скрытая, особенная сила. |
| Something seems to be coming to me." | Что-то во мне пробуждается. |
| In spite of all his troubles, he seemed, Bernard thought, profoundly happy. | "Попал в беду, а рад и светел", - подумал Бернард. |
| Helmholtz and the Savage took to one another at once. | Гельмгольц с Дикарем сдружились сразу же. |
| So cordially indeed that Bernard felt a sharp pang of jealousy. | Такая тесная завязалась у них дружба, что Бернарда даже кольнула в сердце ревность. |
| In all these weeks he had never come to so close an intimacy with the Savage as Helmholtz immediately achieved. | За все эти недели ему не удалось так сблизиться с Дикарем, как Гельмгольцу с первого же дня. |
| Watching them, listening to their talk, he found himself sometimes resentfully wishing that he had never brought them together. | Глядя на них, слушая их разговоры, Бернард иногда жалел сердито, что свел их вместе. |
| He was ashamed of his jealousy and alternately made efforts of will and took soma to keep himself from feeling it. But the efforts were not very successful; and between the soma-holidays there were, of necessity, intervals. | Этого чувства он стыдился и пытался его подавить то сомой, то усилием воли. Но волевые усилия мало помогали, а сому непрерывно ведь не будешь глотать. |
| The odious sentiment kept on returning. | И гнусная зависть, ревность мучили снова и снова. |
| At his third meeting with the Savage, Helmholtz recited his rhymes on Solitude. | В третье свое посещенье Дикаря Г ельмгольц прочел ему злополучный стишок. |
| "What do you think of them?" he asked when he had done. | - Ну, как впечатление? - спросил он, кончив. |
| The Savage shook his head. | Дикарь покрутил головой. |
| "Listen to this," was his answer; and unlocking the drawer in which he kept his mouse-eaten book, he opened and read: | - Вот послушай-ка лучше, - сказал он и, отомкнув ящик, вынув заветную замызганную книгу, раскрыл ее и стал читать: |
| "Let the bird of loudest lay On the sole Arabian tree, Herald sad and trumpet be ..." | Птица звучного запева, Звонкий заревой трубач Воструби, воспой, восплачь С веток Фениксова древа... |
| Helmholtz listened with a growing excitement. | Гельмгольц слушал с растущим волнением. |
| At "sole Arabian tree" he started; at "thou shrieking harbinger" he smiled with sudden pleasure; at "every fowl of tyrant wing" the blood rushed up into his cheeks; but at "defunctive music" he turned pale and trembled with an unprecedented emotion. | Уже с первых строк он встрепенулся; улыбнулся от удовольствия, услышав "ухающая сова"; от строки "Хищнокрылые созданья" щекам вдруг стало жарко, а при словах "Скорбной музыкою смерти" он побледнел, вдоль спины дернуло не испытанным еще ознобом. |
| The Savage read on: | Дикарь читал дальше: |
| "Property was thus appall'd, That the self was not the same; Single nature's double name Neither two nor one was call'd Reason in itself confounded Saw division grow together..." | Стало Самости тревожно, Что смешались "я" и "ты"; Разделяющей черты Уж увидеть невозможно, Разум приведен в тупик Этим розного слияньем |
| "Orgy-porgy!" said Bernard, interrupting the reading with a loud, unpleasant laugh. | - "Слиться нас господь зовет", - перебил Бернард, хохотнув ехидно. |
| "It's just a Solidarity Service hymn." | - Хоть пой эту абракадабру на сходках единения. |
| He was revenging himself on his two friends for liking one another more than they liked him. | - Он мстил обоим - Дикарю и Гельмгольцу. |
| In the course of their next two or three meetings he frequently repeated this little act of vengeance. | В течение последующих двух-трех встреч он часто повторял свои издевочки. |
| It was simple and, since both Helmholtz and the Savage were dreadfully pained by the shattering and defilement of a favourite poetic crystal, extremely effective. | Месть несложная и чрезвычайно действенная, ибо и Г ельмгольца, и Дикаря ранило до глубины души это осквернение, растаптыванье хрусталя поэзии. |
| In the end, Helmholtz threatened to kick him out of the room if he dared to interrupt again. | Наконец Г ельмгольц пригрозил вышвырнуть Бернарда из комнаты, если тот перебьет Джона снова. |
| And yet, strangely enough, the next interruption, the most disgraceful of all, came from Helmholtz himself. | Но как ни странно, а прервал в следующий раз чтение сам Г ельмгольц, и еще более грубым образом. |
| The Savage was reading Romeo and Juliet aloud-reading (for all the time he was seeing himself as Romeo and Lenina as Juliet) with an intense and quivering passion. | Дикарь читал "Ромео и Джульетту" - с дрожью, с пылом страсти, ибо в Ромео видел самого себя, а в Джульетте - Ленайну. |
| Helmholtz had listened to the scene of the lovers' first meeting with a puzzled interest. | Сцену их первой встречи Гельмгольц прослушал с недоуменным интересом. |
| The scene in the orchard had delighted him with its poetry; but the sentiments expressed had made him smile. | Сцена в саду восхитила его своей поэзией; однако чувства влюбленных вызвали улыбку. |
| Getting into such a state about having a girl-it seemed rather ridiculous. | Так взвинтить себя из-за взаимопользования -смешновато как-то. |
| But, taken detail by verbal detail, what a superb piece of emotional engineering! | Но, если взвесить каждую словесную деталь, что за превосходный образец инженерии чувств! |
| "That old fellow," he said, "he makes our best propaganda technicians look absolutely silly." | - Перед стариканом Шекспиром, - признал Гельмгольц, - лучшие наши специалисты - ничто. |
| The Savage smiled triumphantly and resumed his reading. | Дикарь торжествующе улыбнулся и продолжил чтение. |
| All went tolerably well until, in the last scene of the third act, Capulet and Lady Capulet began to bully Juliet to marry Paris. | Все шло гладко до той последней сцены третьего акта, где супруги Капулетти понуждают дочь выйти замуж за Париса. |
| Helmholtz had been restless throughout the entire scene; but when, pathetically mimed by the Savage, Juliet cried out: |