| They had not yet learned to draw the significant but often very fine distinction between smut and pure science. | Они еще не научились проводить существенное, но зачастую весьма тонкое различие между непристойностями и строго научной терминологией. |
| One, at last, had the courage to raise a hand. | Наконец один набрался храбрости и поднял руку. |
| "Human beings used to be ..." he hesitated; the blood rushed to his cheeks. | -Люди были раньше... - Он замялся; щеки его залила краска. |
| "Well, they used to be viviparous." | - Были, значит, живородящими. |
| "Quite right." | - Совершенно верно. |
| The Director nodded approvingly. | - Директор одобрительно кивнул. |
| "And when the babies were decanted ..." | - И когда у них дети раскупоривались... |
| '"Born,"' came the correction. | - Рождались, - поправил Директор. |
| "Well, then they were the parents-I mean, not the babies, of course; the other ones." The poor boy was overwhelmed with confusion. | - Тогда, значит, они становились родителями, то есть не дети, конечно, а те, у кого... - Бедный юноша смутился окончательно. |
| "In brief," the Director summed up, "the parents were the father and the mother." | - Короче, - резюмировал Директор, - родителями назывались отец и мать. |
| The smut that was really science fell with a crash into the boys' eye-avoiding silence. | Гулко упали (трах! тарах!) в сконфуженную тишину эти ругательства, а в данном случае -научные термины. |
| "Mother," he repeated loudly rubbing in the science; and, leaning back in his chair, "These," he said gravely, "are unpleasant facts; I know it. | - Мать, - повторил Директор громко, закрепляя термин, и, откинувшись в кресле, веско сказал: -Факты это неприятные, согласен. |
| But then most historical facts are unpleasant." | Но большинство исторических фактов принадлежит к разряду неприятных. |
| He returned to Little Reuben-to Little Reuben, in whose room, one evening, by an oversight, his father and mother (crash, crash!) happened to leave the radio turned on. | Однако вернемся к Рувиму. Как-то вечером отец и мать (трах! тарах!) забыли выключить в комнате у Рувима радиоприемник. |
| ("For you must remember that in those days of gross viviparous reproduction, children were always brought up by their parents and not in State Conditioning Centres.") | А вы должны помнить, что тогда, в эпоху грубого живородящего размножения, детей растили их родители, а не государственные воспитательные центры. |
| While the child was asleep, a broadcast programme from London suddenly started to come through; and the next morning, to the astonishment of his crash and crash (the more daring of the boys ventured to grin at one another), Little Reuben woke up repeating word for word a long lecture by that curious old writer ("one of the very few whose works have been permitted to come down to us"), George Bernard Shaw, who was speaking, according to a well-authenticated tradition, about his own genius. | Мальчик спал, а в это время неожиданно в эфире зазвучала передача из Лондона; и на следующее утро, к изумлению его отца и матери (те из юнцов, что посмелей, отважились поднять глаза, перемигнуться, ухмыльнуться), проснувшийся Рувимчик слово в слово повторил переданную по радио длинную беседу Джорджа Бернарда Шоу. ("Этот старинный писатель-чудак - один из весьма немногих литераторов, чьим произведениям было позволено дойти до нас"). По преданию, довольно достоверному, в тот вечер темой беседы была его, Шоу, гениальность. |