Получившаяся в результате выставка, на которую я наткнулась во время визита в Mass MOCA, музей современного искусства на северо-западе Массачусетса, была посвящена исследованию границ между нашей публичной и частной жизнью, нашими мирами онлайн и офлайн. Это замечательное исследование смысла дружбы в эру социальных медиа. Хотя Холлендер изначально считала, что необязательно называть себя другом – в полном смысле этого слова – всех своих «друзей» на Фейсбуке, побывав в их домах и встретившись с ними лично, то есть сделав именно то, чего мы не делаем на Фейсбуке, – она стала ближе этим людям, а они – ей. Но этот более глубокий контакт оказался бы невозможным, если бы с самого начала Холлендер не была с ними связана в социальных медиа.
Вы действительно мой друг? В наше время это поистине экзистенциальный вопрос. Не обесценило ли беспрестанное употребление слова «друг» те отношения, которые принято им обозначать? В опутанном сетями мире насколько ценны наши отношения онлайн? Действительно ли мы разъединены друг с другом? Должны ли мы непременно ходить друг к другу в гости, чтобы называться настоящими друзьями? Как общество мы напряженно обдумываем последствия – психологические и физиологические – воздействия цифровой эры на отношения и на наше психологическое здоровье. Мы волнуемся из-за того, что дети проводят слишком много времени перед экранами, переживаем из-за видеоигр для подростков, отвлекаемся от важных дел из-за погружения в сотовые телефоны, а потом об этом жалеем, боимся, что привычка к набору текстов отрицательно скажется на способностях к связной речи и к личному общению.
Технологические изменения, связанные с мобильными телефонами, интернетом и социальными сетями, воспринимаются так, словно они хлынули на нас внезапно и с силой цунами. Сотовые телефоны стали распространяться в девяностые годы. К 2018 году мобильными уже пользовались 95 % взрослых американцев. Смартфоны, дающие возможность мгновенного доступа в интернет, появились в 2007 году, и теперь они есть у трех четвертей из нас. Восемьдесят девять процентов из нас пользуются интернетом. Практически все население моложе пятидесяти оснащено цифровыми приспособлениями; то же самое можно сказать и о семьях с высокими доходами. Интернетом не пользуются по большей части люди старше шестидесяти пяти, бедняки или люди, проживающие в местах, где доступ к сети проблематичен (шестеро из десяти сельских жителей Америки говорят, что доступ к широкополосному интернету ограничен там, где они живут). С 2005 года, когда Исследовательский центр Пью начал отслеживать использование социальных сетей, по 2018 год доля американцев, использующих социальные медиа для связи, чтения новостей, рассылки информации и развлечения, выросла с 5 до 69 % – то есть увеличилась от одного взрослого человека из двадцати до семи из десяти.
Из всех социальных сетей Фейсбук выделяется своими грандиозными масштабами – доминирует он и в науке о социальных медиа. Приблизительно две трети взрослых американцев были в 2018 году зарегистрированы на Фейсбуке. Когда-то подростки тоже там регистрировались, но с тех пор как там появились их родители, начали массово перемещаться в Инстаграм и Снэпчат, а возможно, и еще куда-то – уже после того, как были написаны эти строки. Но присутствие подростков онлайн, несмотря на это, только возросло. В 2018 году 95 % подростков пользовались смартфонами, а приблизительно половина находились онлайн «почти постоянно»[292].
Из-за новизны социальных медиа наука, исследующая их воздействие, тоже молода – она находится на том же уровне, на каком была наука об одиночестве и социальной изоляции 25 лет тому назад. Правда, стартовые условия и предпосылки стали иными. Когда-то мы с удивлением обнаружили, что социальные отношения могут влиять на состояние физического здоровья, а значит, мы удивимся, если вдруг выяснится, что социальные медиа на него не влияют. Страх и панические ожидания, связанные с любой новой технологией, обуревают человечество давно; их наблюдали и во времена Сократа, который сетовал на распространение грамотности, так как считал, что письмо отрицательно скажется на человеческой памяти. Томас Гоббс и Томас Джефферсон полагали, что общественные отношения потерпят урон из-за промышленной революции, которая приведет к вытеснению деревни городом. «До того как мы возненавидели смартфоны, мы ненавидели города», – пишут социологи Кит Хэмптон и Барри Уэллман, изучавшие эффекты технологических инноваций[293]. Радио, видеоигры и даже детские комиксы – все эти новшества в свое время вызывали ужас. Некоторые считали, что телевидение приведет к крайне упрощенному представлению о цивилизации. Когда люди узнавали, что я пишу книгу о дружбе, они всегда спрашивали, что я скажу о влиянии на дружбу социальных медиа.
Учитывая наши знания на текущий момент, могу по этому поводу заявить следующее: дружба, реальная дружба, изменилась мало. Она жива и здравствует, и даже в некотором смысле процветает еще больше, чем раньше. И даже если мы должны выкраивать время для дружбы в загруженной делами жизни, хорошо бы помнить о том, как важно личное, лицом к лицу, общение в установлении и поддержании отношений. Близость имеет значение.
Оптимизм в отношении дружбы внушает одно то, что многие истеричные заголовки о цифровых технологиях, вроде «Уничтожили ли смартфоны целое поколение?», и (часто лишь ненамного) более трезвые научные доклады, которыми упомянутые заголовки порождаются, говорят не об отношениях[294]. В широком смысле речь в них идет о влиянии технологий и социальных медиа на «благополучие». Определение благополучия варьирует, но в него входят такие факторы, как депрессия и тревожность, одиночество, страх выпадения из общества, мера счастья и, да, отношения, включая и дружбу, но не только. Глубокое рассмотрение всех этих эффектов выходит за рамки этой книги. Далее, результаты, которые мы имеем сегодня, настолько противоречивы, что их можно считать наукообразной версией «одна бабушка сказала». На каждое исследование, в котором обнаруживается рост числа одиноких людей, найдется другое, в котором будет демонстрироваться увеличение числа связей и контактов. Тем не менее, пока книгу готовили к печати, ситуация немного прояснилась. Результаты смешанные и противоречивые, потому что смешанны и противоречивы эффекты, причем ситуация не столь драматична, как об этом вещают СМИ. Самые последние исследования должны несколько умерить истерию вокруг социальных медиа (и помочь нам более взвешенно подойти к четко очерченным проблемам, которые на самом деле существуют). Они также позволяют нам выявить, как именно цифровая революция повлияла на дружбу.
Во-первых, давайте рассмотрим общую картину. Если отступить на несколько шагов назад, то перспектива восприятия исследования меняется, как это бывает при рассматривании составленной из точек картины – сначала вблизи, а потом от противоположной стены зала. Несколько лет назад психолог Джефф Хэнкок, дружелюбный и приветливый канадец, руководитель лаборатории социальных медиа в Стэнфорде, был весьма озадачен тем, что напечатанная, допустим, сегодня история о влиянии социальных медиа на качество жизни может противоречить такой же истории, напечатанной на следующий день, даже если в обоих материалах ссылались на работу его собственной лаборатории. Хэнкок решил досконально разобраться, что происходит в его «хозяйстве». В большом метаанализе он объединил данные об эффектах, оказываемых социальными медиа на все возможные аспекты благополучия, из 226 исследований, выполненных за 12 лет, начиная с самых первых, опубликованных в 2006 году. В этих исследованиях в целом приняли участие 275 тысяч человек. Результат, представленный Хэнкоком на конференции в 2019 году, говорит сам за себя. «Использование социальных медиа является, по существу, компромиссом, – полагает ученый. – Мы получаем очень малое, но значимое преимущество в плане благополучия, которое достается нам за счет малых, но статистически значимых издержек». Более того, общее влияние на благополучие (с учетом амплитуды индивидуальных различий), которое можно приписать использованию технологии после объединения всех прочих эффектов, оказывается по сути равным нулю, утверждает Хэнкок. Точнее, это влияние оценивается величиной 0,01 по шкале, на которой 0,2 считается малым эффектом[295].
Этот результат подтверждают данные и других исследований. Эндрю Пшибыльски и Эми Орбен, специалисты по экспериментальной психологии из Оксфордского университета, опубликовали в начале 2019 года трилогию работ. В самом поразительном из своих опытов они строго проанализировали данные, полученные при исследовании 350 тысяч подростков, и убедительно показали, что на популяционном уровне использование технологии производит пренебрежимо малый эффект на благополучие и самочувствие подростков, давая менее 0,5 % вариаций. Чтобы увидеть этот результат в сравнительном контексте, авторы использовали некоторые другие сведения, которые можно было извлечь из данных этого исследования. Употребление в пищу картофеля сочетается с практически таким же малым «неблагополучным» эффектом, что и использование технологий, а ношение очков сказывается на самочувствии подростков более негативно. Никто, однако, не заламывает руки по поводу картошки или очков.
Эти новые исследования обнажают недостатки статистических методов, которые до сих пор применяются в данной области. Некоторые исследования выполнены небрежно. Почти все их выводы основаны на корреляциях; полагаться приходится на оценочные суждения испытуемых, а это, как давно известно, очень ненадежный источник данных. Многие исследования выполняются под непроизвольным влиянием предубеждений ученых, и их выводы непреднамеренно подгоняются под ожидаемый результат. Так происходит из-за того, что в большинстве случаев ана