[319]. Этот вывод оказался верен для базы данных Add Health и для более обширной базы данных фреймингемского исследования. «Друзья – это своего рода „функциональные родственники“», – заключают авторы. Остается загадкой, как мы распознаём таких «функциональных родственников», чтобы подружиться с ними.
На Кайо-Сантьяго, островке у берега Пуэрто-Рико, где начался мой рассказ, Майкл Платт и Лорен Брент практикуют анализ социальных сетей применительно к группам макак-резусов. Платт и Брент были среди первых, кто вслед за Кристакисом и Фаулером занялись наследуемостью социального поведения.
Платт окончил аспирантуру на факультете биологической антропологии, в лаборатории Роберта Сейфарта и Дороти Чейни в Пенсильванском университете, где унаследовал повышенный академический интерес к социальному поведению. «Что может быть более интересным и захватывающим, чем понимание того, как мозг и остальной организм совместно формируют отношения – дружбу, союзы, любовь, враждебность, общительность? – сказал он однажды. – И что может быть важнее, чем расшифровка причин, по которым эти отношения распадаются или не могут сформироваться, и как избежать возможных подводных камней?»[320] После длительной работы в Университете Дьюка Платт в 2015 году вернулся профессором в Пенсильванский университет, где я с ним познакомилась. Подобно Кристакису, Платт источает идеи и энергию и поражает сотрудников широтой и глубиной своих знаний. Официально он является нейробиологом, но его научный взгляд охватывает очень и очень многое – от аутизма и механизмов принятия решений до вопроса, что именно делает нас людьми; интересы Платта простираются на антропологию, приматологию и нейроэкономику. Но тема социальности – и, расширительно, дружбы – пронизывает все, что он делает.
На Кайо у Платта есть возможности прослеживать индивидуальные отличия в социальном поведении животных и предполагаемые биологические причины этих отличий. Список обширен: пол и возраст, физиологические особенности, гены, архитектура нервной системы, социальная структура группы и, наконец, репродуктивный успех и эволюционная приспособленность. Для большинства других общественных животных, от рыб и белок до дельфинов и китов, возможности наблюдения ограниченны, но макаки-резусы представляют собой микрокосм, отличающийся таким же разнообразием связей, как любая большая группа людей. Некоторые обезьяны сильно включены в социальный мир, другие находятся ближе к его периферии. (Вспомните свой девятый класс. Разве там не было бойких мальчишек и тихих девочек? Не было добрых и злых? Ботаников и разгильдяев?) Отчего возникают эти различия? Кайо дает возможность не только изучать живущих на воле и свободно общающихся друг с другом животных, а также обширную информацию о предыдущих поколениях, но и получать генетическую информацию. Раз в год макак отлавливают и берут у них кровь на анализ, что позволяет понять, как генетика взаимодействует со средой в формировании поведения. «Все, чем занимаются животные на Кайо, влияет на их успех, на их способность выживать, процветать, спариваться и иметь жизнеспособное потомство, – говорит Платт. – В каком-то смысле мы здесь наблюдаем, как развертывается эволюция»[321]. Ученый замахивается на создание особой научной отрасли: социальной приматологии. Сидя на скамейке в филадельфийском парке, далеко от Пуэрто-Рико, он лукаво улыбается: «Давайте понаблюдаем за обезьянами».
Для того чтобы осуществить этот проект, Платт в 2010 году пригласил на должность научного сотрудника Лорен Брент. До этого она уже провела на острове год, работая над диссертацией, в которой выявила связь между реакцией обезьян на стресс и их социальными отношениями. Она предположила, что если социальные связи по своей природе адаптивны, то животные, находящиеся ближе к центру социальной сети и, возможно, располагающие большим числом непрямых связей (друзья друзей), отличаются умеренной реакцией на стресс. Брент составила карту социальной сети всех животных в изучаемой группе и измерила уровень гормонов стресса в их каловых массах, из которых, как выяснилось, можно добыть достаточно гормонов для того, чтобы делать содержательные выводы. Оказалось, что самки высокого ранга с множеством косвенных связей действительно выделяют меньше гормонов стресса.
Следуя протоколу Жанны Альтман, Платт и Брент выбрали пятьдесят пять типов поведения – очередность получения пищи, воды, свобода передвижения, осуществление и принятие груминга, отдых, драки и так далее – и внесли все эти данные в портативные компьютеры, которыми пользовались ассистенты. Каждую обезьяну наблюдали в течение двадцати минут в неделю. Это звучит не слишком впечатляюще, но дает неплохие данные, которые можно суммировать. За пять лет работ по этому проекту база данных составила часы наблюдений за 450 особями и образцы ДНК 900 животных. «Целью было полностью охарактеризовать каждое животное в популяции и установить непрерывность поведенческих характеристик во времени. А затем мы намеревались как можно более полно оценить биологические особенности животных», – рассказывает Платт.
Одним дождливым утром на Кайо я отправилась на работу вместе с Апарной Чандрашекар, недавней выпускницей колледжа, которую на год взяли в заповедник на должность ассистента. Я пошла с ней, чтобы посмотреть, как собирают данные о животных. От дождя выступающие корни деревьев стали мокрыми, скользкими и опасными; к тому же, неведомо откуда, наползли бесчисленные крабы-отшельники.
Чандрашекар с детства мечтала о такой работе; ее простынки были украшены изображениями обезьянок, ее любимой едой были бананы, как у Любопытного Джорджа[322]. Теперь ее окружали настоящие макаки. Дважды в неделю ей надо было брать пробы у каждой из пятидесяти семи взрослых обезьян, оставленных на ее попечение. В самые удачные дни Апарна обходила тридцать обезьян – пятнадцать утром и пятнадцать во второй половине дня. Каждое утро у нее начиналось с таблицы из шести временны́х блоков и списка животных, подлежавших наблюдению в этот день, – иногда таких было много, иногда мало. Фокусная выборка – это бесконечно повторяющийся процесс исключения.
Покинув клетку, где остались наши пакеты с обедом и рюкзаки, мы сразу обнаружили одну из обезьян списка – пожилого самца 94Z, который сидел в кормовом загоне. У него было треугольное лицо и небольшой горб. Чандрашекар внесла закодированные данные в портативный компьютер. Сейчас самец отдыхал. В течение следующих десяти минут девушка записывала, как он ел и очень настороженно себя вел, постоянно оглядываясь по сторонам. Это был интересный экземпляр, потому что некогда он был альфа-самцом в одной группе, но постепенно ослаб и переместился в другую. Наверное, дело было в том, что он совершенно отказался от своих лидерских замашек и стал придерживаться политики равнодушного попустительства. «Я ни разу не видела его агрессивным», – рассказывает Чандрашекар.
Иногда он, правда, напоминает молодняку о своем былом статусе. «Он просто осаживает их взглядом», – отмечает аспирантка после того, как старый самец с силой стукнул рукой по земле и с нескрываемым вожделением некоторое время пожирал взглядом находившуюся рядом самочку.
Десять минут истекли, мы двинулись дальше и скоро обнаружили трех обезьян, совместно живущих на гофрированной крыше загона, который мы только что покинули.
– Смотрите, как они массируют себе спину, – Чандрашекар показала рукой на обезьян, которые перекатывались по ребристой крыше с боку на бок.
Недавно прошел дождь, и с крыши стекала вода. Одна из обезьян свесилась с крыши, чтобы попить, другая решила, что это неплохой трюк, и последовала ее примеру.
– Они любят дождь, это время игр, – отметила девушка.
Правда, этих находящихся на виду обезьян в списке не было. Нам был нужен 1G9, одиночка. Мы никак не могли его найти. Из-за его склонности к исчезновениям – и привычки показываться в других группах – ученым приходится просто гоняться за ним, чтобы наблюдать за его поведением. Поэтому Чандрашекар вынуждена искать его каждый день.
– Обычно он бывает здесь, – сказала она, когда мы чуть не ползком пробирались по зарослям густого кустарника на порядочном удалении от основной группы.
– Он здоровый парень, но определенно любит прятаться.
Мы спросили у проходившего мимо сотрудника станции:
– Вы не видели 1G9? У него большая проплешина на спине.
Нет, нам не повезло. Мы забрались в кусты с другой стороны и залегли, чтобы видеть немного дальше.
– Я всегда нахожу его здесь, – удивилась Чандрашекар. – Может быть, кто-то его выгнал отсюда. Он, наверное, придет. Обычно он приходит.
Расстроенная девушка переходит к следующей фокусной выборке, но поиск 1G9 все равно придется возобновить, только позднее.
Эти расписанные по минутам полевые наблюдения, когда их результаты будут сведены воедино, позволят нарисовать масштабную картину того, что значит социальность и общение. По пятницам, в конце недели сбора данных, ученые загружают их в специальную программу, в центральный компьютер главного офиса в Пунта-Сантьяго. Если известно, что была совершена ошибка – например, введены данные о приближении, хотя на самом деле имело место просто перемещение, – то ее исправляют в ближайшую пятницу.
В конце каждого года ученые создают общий главный файл всех собранных данных, на основании которых Брент составляет крупноформатные таблицы, такие же, какие составляла Джоан Силк при работе с бабуинами Амбосели и Мореми. Происходит очистка данных, и принимается несколько решений. Но когда Брент сводит все данные воедино, у нее появляется графическое детализированное представление суммы таких отрезков поведения, как тот, который мы только что наблюдали у 94Z. Возникают графики приема груминга за 2015 год или графики проявлений агрессии за год 2016. (Когда Брент рассылает сотрудникам эти графики, чтобы люди видели результаты своей работы, она называет это «обезьяньим рождеством».) Кроме того, Брент создает карты близости, карты, на которых показано, кто с кем проводит больше времени. Нахождение на небольшом расстоянии друг от друга может ничего не значить для социального поведения. Действительно, имеет ли значение, кто с кем рядом находится, если две особи непосредственно при этом не взаимодействуют? Оказывается, в случае обезьян, в отличие от людей, ответ будет утвердительный. Низшие и высшие обезьяны не выносят чужаков, поэтому нахождение на близком расстоянии говорит о позитивной связи. Этот факт служит сюжетом излюбленной шутки приматологов: что произойдет, если загрузить группу незнакомых друг другу шимпанзе в самолет, и сколько времени они смогут спокойно просидеть на своих местах – то есть сделать то, что люди ежедневно проделывают тысячи раз