Grateful Dead[329].
Поведение самки, на которую мы смотрим, ее смелое, но подчеркнуто уважительное приглашение к сближению, говорит само за себя. Не каждая обезьяна так поступает, так же как не каждый человек решается подойти к незнакомцу, чтобы завязать беседу. За многие годы работы Капитанио стал знатоком как общей картины, так и мельчайших нюансов социального поведения обезьян, и на основании своего опыта он убежден: им есть что рассказать о человеке.
Сравнительное изучение многих биологических видов вынуждает очистить дружбу от множества наслоений до ее простейшей, элементарной формы, и Капитанио работает с самым простым определением дружбы из всех, с какими мне приходилось ранее встречаться. По его мнению, двух животных можно считать друзьями, если они проводят рядом друг с другом много времени и конфликтов или агрессии между ними меньше, чем можно было бы ожидать. Такой математический подход не относится к тому, что мы имеем в виду, говоря о дружбе между людьми, и Капитанио охотно это признает. В качестве примера он приводит отношения со своим старым другом, с которым его связывают общее мировоззрение и способность в любое время начать разговор с того места, на котором он был прерван во время прежней встречи. «Я не говорю, что дружба между двумя обезьянами – то же самое, – объясняет он. – Вопрос заключается в другом: если это не то же самое, то есть ли какая-то польза в такой аналогии? Мой ответ однозначно утвердительный: да, польза есть».
Об этом свидетельствуют два основных довода: наличие общего предка и гомология. Макаки-резусы и люди разошлись около двадцати трех миллионов лет назад. Капитанио любит на своих лекциях рассказывать о нашем общем предке, связующем звене, египтопитеке (Aegyptopithecus), основываясь на исследованиях ископаемых остатков. Он утверждает, что этот вид «всегда, двадцать четыре часа в сути, жил тесными социальными группами, возможно, только меньшей численности». Схожесть видов, обусловленная происхождением от общего предка, называется гомологией. «Гомология – это великая вещь, потому что позволяет предполагать, что вероятность обнаружения в вашем мозге структуры, которая похожа на какую-то структуру в ее мозге, – Капитанио кивает в сторону макаки, – намного выше при гомологии, чем при просто аналогии». Поскольку ученые считают, что в моем мозге и в мозге обезьяны, на которую мы смотрим, есть гомологичные структуры, постольку высока вероятность обнаружить важные для людей вещи на основании изучения социальной жизни обезьян. Капитанио воодушевлен тем, что результаты его лабораторных исследований подтверждаются такими же данными, полученными в полевых наблюдениях бабуинов в Амбосели и Мореми: «Мы имеем дело с разными видами, работают разные ученые, применяются разные методы, но все выводы говорят о том, что социальная интеграция благотворно сказывается на здоровье».
Такие научные центры, как Дейвис, позволяют проводить эксперименты, невозможные в полевых условиях или на людях. Но даже при этом опыты Капитанио предполагают наблюдения, аналогичные проводимым в дикой природе. Он выделяет социальные наклонности, тщательно наблюдая весь поведенческий репертуар, который демонстрируют обезьяны, участвующие в социальном взаимодействии. «Груминг – это золотой стандарт», – говорит Капитанио. На основании наблюдений он и его коллеги разработали своего рода социальную балльную шкалу, по которой оценивают поведение каждой отдельной обезьяны. Как много подходов и попыток сблизиться совершает животное? Насколько часто подход оказывается успешным?
Капитанио удалось обнаружить, что каждая группа обезьян отчетливо делится на подгруппы в соответствии с их характером. Одна подгруппа – треть обезьян – отличается повышенной общительностью. Они вовлечены в многочисленные взаимодействия, пользуются успехом, активно ищут социальные контакты и находят их. Вторая подгруппа, тоже треть, – это середнячки. И наконец, последняя треть – это особи, которых ученый относит к категории животных с пониженной социальностью. Они слабо связаны с другими членами группы. Правда, здесь Капитанио выявил одну особенность. В то время как все общительные особи ведут себя в принципе одинаково, одиночки распадаются на две категории. К одной категории относятся интроверты. Они не вступают во взаимодействие с другими членами стада, да и не стремятся к этому; крайне редко приближаются к другим обезьянам, случайно проходя мимо. Обезьяны другой категории одиночек ведут себя иначе. Они пытаются завести друзей, проводить время с другими особями, но у них это плохо получается. Они нечасто достигают успеха, и их попытки не увенчиваются образованием связи[330].
Эти данные вызвали большой интерес Джона Качоппо, исследовавшего одиночество в Чикагском университете, который задался вопросом о возможности создания животной модели одиночества. Это сложный вопрос: вы же не можете дать обезьянам анкету для подсчета баллов одиночества по шкале Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Более того, если бы удалось создать модель обезьяньего одиночества, то как смогла бы обезьяна сообщить о биологии одиночества какие-то сведения, которые трудно получить, даже исследуя людей?
Когда Качоппо стал сотрудничать со специалистом по геномике Стивом Коулом из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, они опубликовали поразительную статью, в которой отчетливо выявили нарушение иммунитета у одиноких людей. Годы изучения ВИЧ помогли Коулу разобраться в степени экспрессии великого множества генов. Он был буквально потрясен тем, что увидел. «Когда мы посмотрели на гены, активность которых была подавлена в лейкоцитах одиноких людей, мы выяснили, что среди них было полно генов, вовлеченных в противовирусный ответ; такого числа подавленных генов я не видел никогда за прошедшие десять лет, – говорит Коул. – Бог мой, нет ничего удивительного в том, что эти люди так часто заболевают! Это же просто приглашение к болезни»[331]. Очень скоро они повторили анализы в большем масштабе, изучив экспрессию генов в лейкоцитах участников исследования Качоппо. Сначала была исследована группа из 93, а затем из 141 человека[332].
Именно Коул познакомил Качоппо с Капитанио. Коул и Капитанио уже сотрудничали ранее, используя методы работы Коула с ВИЧ[333] в изучении его обезьяньей версии (ВИО – вирус иммунодефицита обезьян, simian immunodeficiency virus). Несмотря на то, что невозможно воссоздать переживания скрывающего свои наклонности гомосексуала на макаке-резусе, можно все же создать «достоверное факсимиле хронического ощущения угрозы, каковое является главной психологической особенностью необходимости что-то скрывать». Капитанио делал это, помещая обезьян в социальные группы двух типов: устойчивые и неустойчивые. В первый день эксперимента он выпускал животных из вольера и помещал в группу незнакомых им особей на 100 минут. В последующие дни опыт повторялся, но некоторых животных снова помещали в ту же группу, а других каждый раз выпускали в новую группу незнакомых особей. Если помещение в незнакомую группу вызывает у обезьян стресс, наилучший способ держать их в состоянии стресса – это ежедневная смена состава групп. «Каждый следующий день мы просто смешивали их, – рассказывает Капитанио. – Животные в устойчивых и неустойчивых группах имели одинаковые социальные возможности, но стабильная социальная ситуация допускает развитие более сложных и более глубоких отношений». Капитанио и Коул обнаружили, что этот искусственный социальный стресс, вызванный нестабильностью условий, способствовал ускоренной репликации ВИО – так же как у скрывающих свои наклонности гомосексуалов, которых изучал Коул[334].
После этого ученые поставили еще один опыт. Они собрали у всех больных обезьян образцы тканей лимфатических узлов, в которых происходила репликация вируса, чтобы исследовать снабжавшие их симпатические нервные волокна. Эти волокна выделяют из своих окончаний такие нейромедиаторы, как норадреналин, высвобождение которого обусловлено стрессовой реакцией борьбы или бегства. Коул и Капитанио хотели посмотреть, насколько близко эти волокна подходили к клеткам, пораженным ВИО. К своему удивлению, ученые обнаружили, что нервные волокна не только находились вблизи от таких клеток, но и что в клетках, расположенных в непосредственной близости от симпатических нервных окончаний, вирусных частиц было существенно больше. «В лимфатических узлах всегда присутствуют нервные волокна, – объясняет Коул. – Они оплетают кровеносные сосуды и время от времени дают мелкие веточки в разных направлениях. Но у животных, находившихся в нестабильных социальных условиях в течение пары недель, симпатические нервы превращались буквально в ветвистые деревья. Их отростки заплетали все пространство вокруг клеток»[335].
Но это было совсем не то, чего ожидал Коул. Его всегда учили, что распределение нервных волокон в тканях является в целом статичным – это распределение задается генетической программой развития, и нервные окончания устанавливаются навсегда, высвобождая нейротрансмиттеры. «Но мы выяснили, что на самом деле нервы весьма и весьма активны, – рассказывает Коул. – Если вы в течение долгого времени испытываете стресс, эти нервы отдают больше ветвей и создают более мощный канал, через который мозг воздействует на иммунную систему». У ученых было впечатление, что они открыли по крайней мере один из биологических механизмов, который превращает стресс в болезнь. Эти результаты хорошо согласовались с ранее выполненными работами Коула, по ходу которых он помещал человеческие клетки в пробирку, заражал их ВИЧ, а затем добавлял норадреналин, и – подумать только! – вирус реплицировался быстрее.