О дружбе. Эволюция, биология и суперсила главных в жизни связей — страница 60 из 62

Холт-Лунстад не стесняется громко заявлять о критической важности социальных связей и одиночества как феноменов, которые должны стать объектами пристального внимания органов здравоохранения. «Слишком долго все эти проблемы рассматривались как связанные исключительно с эмоциональным благополучием, но не с физическим здоровьем и долголетием, – сказала она, когда мы встретились в Университете Янга, в ее кабинете с видом на горный пейзаж. – Люди смотрят на отношения как на нечто личное и сугубо эмоциональное, не имеющее отношения к физическому организму». Она пытается публиковаться в топовых медицинских журналах, а не только в психологических, потому что хочет, чтобы деятели здравоохранения, профессионалы-медики услышали ее голос. В своей призывающей к решительным действиям статье, опубликованной в 2017 году, Холт-Лунстад писала, что американские органы здравоохранения проявляют излишнюю медлительность в признании того факта, что социальные связи снижают смертность, а их отсутствие ее значительно повышает, причем даже сильнее, чем факторы, на которые обращают больше внимания и тратят больше ресурсов, – такие как ожирение и загрязнение воздуха[394].

Для того чтобы изменения в данной сфере стали реальными, необходимы совместные усилия общин, учреждений и корпораций. Просто говорить людям, что надо менять поведение и привычки, обычно не помогает. Врачи и специалисты государственного здравоохранения вот уже десятки лет советуют людям быть физически активными и есть овощи. Однако далеко не все следуют этим советам. Но что будет, если дружба и социальные связи станут заботой тех, кто определяет политическую повестку дня? «Если наша цель не изобретать новые отношения, а помогать сохранять естественные, которыми люди располагают в своей жизни и которые не разрушают их здоровье, то что в таком случае нужно делать? – спрашивает Лайза Беркман и сама отвечает. – Нам нужна политика, ориентированная на семью. Нельзя заставлять близких людей жить в противоположных концах страны, нельзя вынуждать их разрывать связи. Надо поощрять волонтерское движение и спаянность общин, а также сохранять населенные пункты и общины, где люди естественным образом находятся в постоянном тесном контакте. Именно такая политика, на уровне компаний, штатов или городов, уменьшает социальную изоляцию».

Всякий, кто рос в семье военнослужащего, как, например, моя подруга Стефани, может на собственном опыте подтвердить, как важны социальные связи. Стефани училась по меньшей мере в десяти школах и колледжах, а с места на место семья переезжала и того чаще, иногда в середине учебного года. Все детство она была новеньким ребенком в классе и ни с кем так и не завязала длительных дружеских отношений. Идею холить и лелеять такие связи просто необходимо довести до сознания политиков.

Другой пример можно привести из медицины, представители которой должны наконец понять, что друзья тоже могут оказать пациенту значимую поддержку. Бывшая учительница английского Джоан Дельфатторе, которой сейчас за семьдесят, много писала и говорила о своем опыте «быть больной и одинокой». Онколог, обсуждая с ней перспективы лечения, спросил, есть ли у нее супруг или дети. «Когда я ответила, что у меня нет ни супруга, ни детей, на его лице отразилась совершенно искренняя озабоченность, – писала она в Washington Post[395]. – „Как вы справитесь?“ – спросил он». С учетом отсутствия у пациентки близкого семейного окружения врач предложил только одно, довольно слабое, лекарство, хотя стандартом является назначение более жесткого – и более эффективного – комбинированного химиотерапевтического лечения. «Когда я попыталась рассказать ему, что у меня много друзей и родственников, мои слова не возымели на него никакого действия», – рассказывает Дельфатторе. Она поменяла врача и получила требуемую комбинированную химиотерапию, которая, она уверена, и спасла ей жизнь. Дельфатторе – ученый (хотя и в немедицинской сфере) и поинтересовалась всеми исследованиями, какие смогла найти, об особом отношении к лечению одиноких людей. «Во всех исследованиях говорилось о существенной разнице в лечении состоящих в браке и одиноких пациентов», – отмечает Дельфатторе. Она надеется, что обнародование ее истории поможет направить внимание медицины на оказание реальной помощи пациентам, а не на выяснение того, кто сможет поддержать их.

Понятно также, что в социальной изоляции важен также и финансовый аспект. Отсутствие социальных контактов у пожилых и стариков обходится Medicare в 6,7 миллиарда долларов в год, расходуемых главным образом на сестринский уход и госпитализацию больных, лишенных социальной сети. «Воздействие изоляции невероятно сильно, – заявил в интервью The Wall Street Journal Дональд Бервик, бывший администратор служб Medicare и Medicaid. – Если мы действительно хотим улучшить здоровье населения, особенно его уязвимых групп, то нам надо обратить пристальное внимание на одиночество»[396].


Как ни трудно менять устоявшиеся привычки, нас никто не освободит от ответственности. Мы должны сделать дружбу приоритетом и учитывать ее как необходимый фактор при планировании нашего времени, как и времени наших детей. Да, можно придирчиво выбирать друзей, но в первую очередь надо поставить во главу угла саму дружбу – проникнуться ею, вкладывать в нее силы, работать над ней, уделять время и внимание построению качественных отношений. Надо вдумчиво отнестись к своему социальному окружению. Нельзя позволить себе не делать этого.

Стив Коул даже мечтает о будущем, в котором мы сможем использовать биологическую обратную связь для оценки уровня нашего личного благополучия. «Если картина экспрессии генов поможет узнать мнение нашего организма о том, правильно ли мы живем, то мы могли бы использовать это как объективный критерий, проводя над собой небольшие эксперименты – меняя образ жизни несколькими способами, чтобы посмотреть, как это скажется на нашем молекулярном благополучии; вероятно, это удастся делать до того, как разовьется явная болезнь». Да, таким способом можно будет выявить разницу между теми, кто на самом деле удовлетворен количеством своих социальных связей, и теми, кому их не хватает, между теми, кто связан крепкими узами с другими, и теми, кто нет. Несмотря на то что Коул пока не имеет возможности по-настоящему тестировать экспрессию генов у тех, кто доволен своими дружескими отношениями, он считает, что логика в этом есть. «Люди невероятно, глубоко и фундаментально социальны. Во всем мире невозможно найти ни одного по-настоящему одинокого человека. Наш мозг, предназначенный для общения, создания социальных сетей и сотрудничества, – это, на самом деле, то самое секретное оружие, сыгравшее огромную роль в стратегии выживания рода человеческого. Есть огромный смысл в том, что именно он помогает нам ощущать благополучие и безопасность, и в том, что именно психология избавляет нас от ощущения угрозы и неопределенности».

Этот вывод подтверждается несколькими исследованиями, в ходе которых удалось успешно проследить состояние здоровья испытуемых на протяжении всей их жизни. С людьми делать это труднее, чем с бабуинами и макаками, потому что человек, во-первых, живет дольше, а во-вторых, может в любой момент прекратить свое участие в исследовании. Но некоторые успешные попытки были щедро вознаграждены.

Самое исчерпывающее и длительное исследование началось в Гарвардском университете в 1937 году[397]. Арли Бок, «бесцеремонный, но очень толковый врач», отвечавший за медицинскую службу университета, долго вынашивал этот проект. Он начал с 268 тщательно отобранных второкурсников. Эти молодые люди прошли полное медицинское и психологическое обследование, социальные работники посетили их родителей для сбора семейного анамнеза. В 1938 году была добавлена еще одна группа, очень далекая от Гарварда. Это были юные (от одиннадцати до шестнадцати лет) жители беднейших кварталов Бостона. Каждые несколько лет ученые проводили медицинское обследование и оценивали психологическое состояние испытуемых. Всего за семьдесят пять лет, в течение которых проводилось исследование, ученые смогли пронаблюдать 724 человека.

Оригинальность грандиозного намерения Бока заключалась в том, что исследование было нацелено не на болезни, а на факторы, определяющие здоровую жизнь. Теперь, спустя семь с половиной десятилетий, был получен четкий ответ. В 2008 году руководителя исследования Джорджа Вайяна спросили: «Что вы выяснили?» Ответ был очень выразительным: «Мы выяснили, что на самом деле имеет значение в жизни – и это отношения с другими людьми».

Сейчас исследованием руководит Роберт Уолдингер. В ноябре 2015 года он фактически повторил ответ Вайяна в выступлении на конференции TED, которое удостоилось тридцати миллионов просмотров. «Самый отчетливый месседж, который мы получили за семидесятипятилетнее исследование, следующий: хорошие отношения делают нас счастливыми и здоровыми. Точка»[398].

Свое утверждение Уолдингер подкрепил тремя главными уроками, извлеченными из исследования. Первый: социальные связи делают нам добро, а одиночество убивает. Если вы дочитали книгу до этого места, то понимаете, почему это так и откуда мы это знаем. Второй урок заключается в том, что качество связей играет такую же, если не более важную, роль, в чем мы тоже уже убедились. «Конфликт плох для здоровья, а хорошие, теплые отношения помогают его сохранить», – сказал Уолдингер. Именно в этом аспекте гарвардское исследование привносит нечто новое и важное. В нем были задействованы люди, разменявшие девятый десяток. Анализируя данные, относящиеся к середине их жизни, ученые сумели понять, какие из них могли предсказать, «кто из этих восьмидесятилетних стариков будет счастливым, а кто – нет». Уолдингер и его группа собрали все, что они узнали о людях в возрасте пятидесяти лет. «О том, как они будут стареть, надо было судить не по уровню холестерина. Самое важное состояло в том, насколько они были удовлетворены своими отношениями. Люди, наиболее удовлетворенные в пятьдесят, были самыми здоровыми в восьмидесятилетнем возрасте. Добрые тесные отношения защитили их от грозных орудий старости». Хорошие отношения помогали лучше переносить физическую боль, если она возникала.