Там, где люди живут в уплотненном до предела, слишком тесном жизненном пространстве, вынужденные терпеть перегруженность земли, которая их кормит, – как с начала века в Центральной Европе и Италии, издревле в Китае, Индии, Японии, – там быстро крепнет понимание необходимости беспрестанной «вспашки», включения всех пригодных к севу и жатве земель ради всех тружеников. По-иному там, где дерзкое насильственное действие и умное предвидение подготовили в минувшие эпохи большие резервы пространств, которые сам владелец, вероятно, никогда не сможет использовать, но и не позволит это сделать другим прилежным, работающим в поте лица. Защитив бумажными договорами утратившее силу за давностью лет грабительское право, эти неумолимые стражи прошлого, давно устаревшего состояния, – «статус-кво», изжившего себя «lex lata»[928] препятствуют достижению подлинного равенства и мира на Земле. Иными словами, они становятся причиной переворота – вместо «вспашки» и обновления жизни, революции – вместо эволюции, притворясь, что ей (эволюции) якобы служат параграфы Устава Лиги Наций.
Принадлежность к одной или другой группе государств в большинстве случаев откровеннее всего доказывает статистика плотности населения. Сопоставление карты плотности населения планеты с геополитической картой позволяет также выявить такие места на Земле, где некоторые метрополии, как Бельгия, Англия, Голландия, хотя и страдают по причине очень высокой плотности населения со всеми сопутствующими ей явлениями: ослаблением воли к жизни, урбанизацией, неравномерным расселением, особенно заметным на картах народонаселения, но имеют возможность ослабить давление за счет обширных колоний или иных подвластных территорий (доминионов) – по крайней мере для всех обладающих крупными пространствами людей (Британская империя, Франция, Бельгия, Голландия, Португалия).
Державы с наибольшими пространствами метрополии – Советский Союз и США – в силу своей государственной идеологии уже давно испытывают колебания: к какой из двух групп им следовало бы примкнуть. Россия тем временем сделала выбор, вступив в Лигу Наций[929], и своим выбором, столь сурово порицавшимся маршалом Фошем[930], встала рядом с традиционными колониальными державами, чьи жизненные основы она одновременно стремится подорвать с помощью Коминтерна, таких людей, как Бородин[931], и умных голов в высших школах инсургентов в Москве и Центральной Азии, IV Интернационала[932].
Убедительные образцы этого обнаружены в Шанхае, Индокитае, в последнее время в Палестине[933], Черной Африке и Южной Америке, ощущаются они в Индии и на Яве, затем привели к гибели людей в Испании.
Соединенные Штаты вместе с латиноамериканскими властями (которые в Аргентине, Бразилии, Чили, Уругвае и других странах точно так же соприкоснулись с опытом двойственной аграрной политики Советов) ищут для Нового Света собственные, региональные пути к сотрудничеству. С этой целью они время от времени изо всех сил поддерживали приблизительно с 1892 по 1932 г. общий для колониального империализма стиль далеко идущей долларовой политики[934]. Итак, охранителями статус-кво любой ценой остаются прежде всего Франция и дружественные ей военные альянсы, а также связанная с ней Британская империя, которой все более и более неуютно при столь основательных утратах ее лучших устоявшихся традиций.
Правда, и во Франции все громче звучат голоса, которые позволяют понять, что вся дымовая завеса – результат проводившейся в огромных масштабах французской культурной политики – не может надолго помешать зреющему во всем мире политическому благоразумию. Пуанкаре[935] и Барту[936] перевернулись бы сегодня в гробу – как в свое время при рассмотрении вопроса о приеме России в Женеву[937] [т. е. Лигу Наций] изворачивался Фош, – когда министр иностранных дел Дельбос[938] сказал: «Порядок – это не застой, а движение, и он должен господствовать среди государств, как и среди индивидуумов, но это отнюдь не тот пассивный статический порядок, который основан на страхе и злоупотреблении властью, порядок, царивший на руинах (например, Гейдельбергского замка[939]) или на дорогах, пройденных Атиллой[940]» (тем не менее Франция заключала союзы с велико-турками, равно как с белыми и красными царями. – К. X.)[941]. «Мы не называем порядком оцепенение порабощенных масс, молчание порабощенных меньшинств» (ср. новейшее пражское законодательство и прочее)[942].
Как охотно соглашаемся мы с ним, ведь дальше было сказано: «Пакты, договоры являются не орудиями угнетения (а разве не было демилитаризации Рейнской зоны? – К. X.)[943], но, подобно гражданским законам, – формулами умиротворения. Не запрещено их улучшать… Констатируя эту основную истину, мы тем не менее отнюдь не принижаем не стареющие с годами права на жизнь и не домогаемся их ограничения какой-либо абстрактной юрисдикцией».
Конечно, от идеологических речей к действию, свободному от средств принуждения, – дистанция огромного размера: в сущности предисловие к книге «Welt in Gahrung» («Мир в брожении»)[944] не имеет иных задач, кроме как помочь государственным мужам вроде Дельбоса перейти от одного к другому. Более многочисленные и серьезные, чем во Франции, которая выражает свое истинное сердечное мнение через Титулеску[945] и посредством авиационных приготовлений советских генералов в Чехословакии, раздаются голоса в Англии: по весомости и значению, видимо, лордов Лотиана[946]а (14 июля 1936 г.) и Лондондерри[947] или сэра Фредерика Мориса, наконец, то, что (вслед за Болдуином[948] как свое личное мнение) изложил в Претории 13 июля 1936 г. южноафриканский министр обороны Пиров[949]: «Весьма влиятельные круги в Англии едины в том, что не может быть никакой постоянной основы для мирного соглашения с Германией, пока немцы не получат соответствующего возмещения за свои колонии, что подразумевает территориальные возмещения – и, конечно, не где-то на Земле, а в Африке. Я обнаружил сильную поддержку мнению, что сотрудничество Германии в Африке жизненно важно для сохранения цивилизации в этой части Света».
Сегодня это действительно отражает суть дела, если, разумеется, исходить из сугубо практических соображений, которые как раз были следствием последних выводов из японской «вспашки» в 1931–1934 гг. и позже, как и из итальянской, возвещенной фанфарами дуче в 1935–1936 гг., вовсе не являющегося «собирателем пустынь»[950]. Но и третью из ущемленных стран, т. е. Германию, министр Пиров, разумеется, не сочтет за «собирателя пустынь». Он, однако, знает, что на длительный срок ни горстка белых в Южной Африке не сможет удержать свое пространство, ни Австралия, ни Новая Зеландия – свои раскрашенные на карте красным цветом незаселенные пространства, если не удастся в той или иной форме добиться общей ответственности всех мужественных наций за поддержание культурного уровня.
Однако ради этого стражам сохранения существующего положения следовало бы переступить или перепрыгнуть зияющую бездну и не цепляться за статус-кво. Прокладка коридора для Красной Армии к сердцу Центральной Европы[951] – отнюдь не подходящий для этого путь. Скорее всего такие шаги подтолкнут к центральноевропейскому оборонительному блоку, к чему не стремятся ни Италия, ни Великая Германия, ни Венгрия и чего, как утверждают, хочет избежать каждый благоразумный британец. Однако невозможно подготовить поле к возделыванию, если по нему вдоль и поперек проходят борозды. Линия Киев—Буковина– Прага обусловливает оборонительный рубеж Рим—Будапешт—Варшава—Кенигсберг, который рассекает Чехословакию в узком месте. Такой представляется самая новая «вспашка» в Центральной Европе – с точки зрения пахаря-практика, действующего на международно-политическом силовом поле. 1938 год[952] принес доказательства этому.
Итак, мы можем отметить, разумеется, как хорошее предзнаменование готовности мира к «вспашке», к приему семян для новой весны народов тот факт, что никто, даже Франция, не желает выступать в роли поборника сохранения любой ценой существующего, основанного на насилии положения. Это отверг уже предшественник Дельбоса Лаваль[953], лишь Барту еще раз провозгласил запрограммированную, формально-правовую неуступчивость, саботируя равенство в вооружениях[954], которое было бы намного выгоднее Европе, чем нынешнее положение.
Присягнувшие пакту[955] великие державы предоставляют поэтому своим менее влиятельным попутчикам (Gefolgsleute) возможность говорить о том, что есть, тогда как их собственные представители произносят благозвучные мечтательно-вожделенные речи о том, что должно быть.