Святая Екатерина де Риччи (1522–1590) дает нам еще один пример такого явления. Она молилась в церкви. Другая монахиня заметила, что она находится в измененном состоянии сознании, слившись в хвале с Богом. Она решила воспользоваться этим и попросила у нее благословения, сначала для себя, а потом для многих других людей. Оставаясь все в том же состоянии восхищенности, Екатерина ответила на все ее просьбы, но под конец спросила: «„Как ты думаешь, кто я, сестра Екатерина или Иисус?“ Я ответила со слезами: „Иисус“ … Это повторялось три раза. Она меня спрашивала, и я отвечала точно так же, поскольку видела, что ее лицо стало лицом Иисуса, столь прекрасным, что мне не хватит слов его описать: и я повторяю, что это было лицо не сестры Екатерины, а Иисуса»[251].
Но, конечно, по-настоящему нас интересуют вещи другого уровня. Речь идет о духовном присутствии Христа в грешнике, вплоть до того, что Он делит с ним испытания, чтобы их тем самым освятить.
Святая Мехтильда из Хакеборна (1241–1299) была больна и ужасно страдала, когда Господь явился ей, одетый в белое одеяние, подпоясанное зеленым поясом. Когда в удивлении она спросила Его, что значит это видение, Он ответил: «Вот, Я облекся в твои страдания. Пояс означает, что ты окружена болью: он доходит тебе аж до колен. Я растворю в Себе все твои страдания, Я буду претерпевать их в тебе. Тем самым Я принесу жертву, угодную Богу Отцу, потому что твои страдания станут частью Моих Страстей… Не бойся, не беспокойся, потому что на самом деле все, чем ты страдаешь, претерпеваю Я; также относящейся к Себе считаю Я и всю ту поддержку, которую ты получаешь от людей; Я отблагодарю за нее так, как если бы ее оказывали Мне»[252].
Мы видим здесь феномен полного отождествления Христа и Мех-тильды, всецело соответствующий схеме голограммы. Вы помните, конечно, как Робер де Ланжеак задавался вопросом о душе, соединяющейся в нем с Богом, он ли сам идет к этой душе или душа приходит к нему. И мы уже говорили, что проблема совсем не в этом, потому что на этом уровне пространство (как и время) уже не принимаются во внимание. И вот тут этот механизм подтвержден самим Христом: «Я растворю в Себе все твои страдания, Я буду претерпевать их в тебе. … на самом деле все, чем ты страдаешь, претерпеваю Я». «Я» Христа и «ты» Мехтильды совпадают. Речь идет о том же самом механизме, который проявляется и в связи святых с теми, кому они хотят помочь в преодолении искушений. Но это не так, как у Терезы Нойманн, когда она взяла на себя пчелиные укусы ребенка. Малыш тогда мгновенно почувствовал облегчение и полное избавление от боли. Но, когда речь идет об искушении, внутренняя помощь, идущая от святого, не заменяет усилие того, кто проходит через искушение, она его просто поддерживает. Точно также Христос не берет на Себя страдания Мехтильды в том смысле, что она уже больше ничего не чувствует, но Он объединяет их со Своими Страстями, чтобы сделать из них «жертву, угодную» Его Отцу. Заметим по ходу, что само это выражение отсылает здесь не столько к возмещению убытка, сколько к акту любви.
Мария де Валле (1590–1656), которую мы уже цитировали в связи с феноменом одержимости, нам оставила свое свидетельство и по интересующему нас сейчас вопросу. Так, например, Христос, обращаясь к ней, говорит: «Вы — мой живой крест; Вы — крест, в котором Я страдаю; с той лишь разницей, что Мой первый крест ничего не чувствовал, чувствовал тогда лишь Я; тогда как второй — чувствует сам, а Я уже не чувствую». Вы заметили уже противоречие, заключенное в этом тексте. Мы понимаем, что первый крест, деревянный, не мог страдать, а Христос, наоборот, мог. Во втором случае, когда крест — сама Мария, Христос говорит, что Он «не чувствует», что вроде бы нормально. Но вспомните начало фразы: «Вы — крест, в котором Я страдаю». Здесь снова «Я» Христа совпадает с «вы» Марии. Речь идет не о слиянии личностей, которые остаются различными, но о тесной спаянности, причастности друг другу, такой, при которой страдания Марии становятся, в то же самое время, страданиями Христа.
Многие другие отрывки выражают все ту же мысль: «Я оделся вашей плотью, вот почему ваши страдания оказываются почти бесконечно ценными». Лишь в той мере, в какой страдания Марии оказываются страданиями самого Христа, они приобретают эту «почти» бесконечную ценную. «Почти», потому что у Марии есть и отдельная, ее собственная доля в страданиях. Христос не один страдает в ней. Ту же мысль мы находим и в другом тексте: «Если бы вы были в одиночестве, ваши страдания не значили бы ничего. Но поскольку Я выстрадал их в Вас, они приобрели невыразимую ценность»[253].
Святая Екатерина Сиенская (1347–1380) известна не только тем, что потрясла своего духовника, когда непроизвольно ее лицо под его взглядом превратилось с лик самого Христа. До нас дошла запись его внутреннего диалога с Ним, лучше всего проясняющего внутренний смысл ее действий:
«Господи, где же Вы были, когда мое сердце так обуревала нечистота? — Я был в твоем сердце. — Ах! Господи, Вы сама Истина, и я склоняюсь перед Вашим Могуществом; но как я могу поверить, что Вы были в моем сердце, когда его наполняли столь ненавистные мысли? — Эти мысли и искушения, доставляли они тебе радость или грусть, удовольствие или боль? — Великую грусть и великую боль. — Ты грустила и страдала, потому что Я был сокрыт в сердцевине твоего сердца. Если бы Меня там не было, эти мысли доставили бы тебе удовольствие; но Мое присутствие сделало их невыносимыми; тебе хотелось их отбросить, потому что они вызывали у тебя ужас, и грустно тебе было именно от того, что это не удавалось. Я действовал в тебе, Я защищал твое сердце от врага; Я был внутри и допускал лишь те атаки извне, которые могли послужить твоему спасению. Когда время, отпущенное Мною для битвы, прошло, я послал Мои лучи вовне, и тьма ада расступилась, потому что она не может устоять против света…
Я никогда не перестаю уподоблять Вас себе, пока вы не сопротивляетесь этому; и то, что Я делал при жизни, Я пытаюсь обновить это в ваших душах, пока длится ваш путь. Поэтому, моя возлюбленная дочь, не твоей добродетелью, но Моей, ты так великодушно сражалась и стяжала столь обильную благодать; теперь Я буду посещать тебя чаще и мы будем ближе, чем раньше»[254].
Текст этот в общем-то не нуждается в комментариях, настолько тут все ясно. Он четко показывает сотрудничество Христа и Екатерины: «не твоей добродетелью, но Моей», — эта фраза, кажется нам, всю заслугу приписывает Христу. Но при этом Екатерина так «великодушно сражалась» и «стяжала столь обильную благодать». Христос в Екатерине не замещает ее, а просто поддерживает.
Святая Тереза Авильская (1515–1582) тоже отметила, мимоходом, все тот же «механизм» поддержки со стороны Христа, причем было это в ситуации крайней богооставленности: «Как те, кого победа избавила от опасностей битвы, она благодарила Господа, сражавшегося и победившего; она ясно видит, что сражалась не сама, ей кажется, что в руках врагов она видит то оружие, которым могла бы защититься; она четко осознает свою нищету и всю малость того, что мы можем сделать сами, если Господь нас оставит… но благодать, которой она, вероятно, все же не лишилась… столь сокрытая, что сама она не ощущала в себе ни малейшей искорки Божией любви, так, что даже представить себе тогда не могла, что когда-то была Им любима»[255].
Блаженная Юлиана Норвичская (1342–1426), затворница, которую часто называют «первой английской женщиной-писательницей», в возрасте тридцати лет получила целый ряд божественных откровений. Хоть она, конечно, не употребляет этого слова, но мы находим у нее множество подтверждений нашего образа голограммы и голохронной голограммы. В одном из своих видений она созерцает Христа на кресте:
«Я смотрела со всем возможным вниманием, каждую секунду ожидая, что Он вот-вот испустит дух; но я этого не видела. Ровно в тот момент, когда, судя по внешним проявлениям, я думала, что Его жизнь уже не может продлиться дольше, и когда я все еще пристально смотрела на Него, вид Иисуса вдруг совершенно переменился. И Он вложил мне в ум эти слова: „Почему теперь не осталось даже следа от страдания, и что стало с твоею болью?“ И в самом деле, я была настолько радостна и счастлива, насколько это вообще возможно.
Мне кажется, Господь наш хотел этим сказать, что, если сейчас мы вместе с Ним на кресте, разделяем страдания Его Страстей и смерти, и если, Его благодатью, мы добровольно пребудем так до нашего последнего часа, Он внезапно изменится по отношению к нам, и мы будем с Ним на небе. Между тем и другим этапом не будет никакого промежутка, и все обратится в радость».
Нужно понять эти слова во всей их полноте и силе. Смерть Христа и Его воскресение совпадают. Между двумя этими событиями нет временного промежутка. Точно также и слова «если сейчас мы вместе с Ним на кресте» вовсе не означают «если мы поступаем так, как если бы мы были вместе с Ним на кресте». Нужно понимать это так, как предлагается в продолжении текста: «если мы согласны быть с Ним на кресте и разделить Его страдания». Тут по-прежнему ни время, ни пространство ничего не значат. На кресте на так много места. Быть с Ним на кресте — значит, что наше тело совпадает с Его телом, и это процесс взаимопроникновения за пределами пространства и времени. Другие тексты подтверждают такое толкование. Вот, например:
«Я поняла тогда, в тот самый момент, что существует еще более тесное единение Христа с нами: пока на Голгофе Он был в тисках страдания, мы были там тоже. И это относится ко всей твари, способной страдать, — я имею в виду тех, кого Бог создал, чтобы нам служить, — все они объединились с Его страданиями»