О каретах и тыквах — страница 51 из 62

Мой друг и преподаватель поднял на меня глаза, продолжая удерживать тонкий кинжал у горла колдуна.

Профессор выглядел ужасно: кожа была покрыта ожогами и копотью, из носа текла кровь, один рог был сломан, на теле - царапины и ссадины. Но... это не было самое худшее. Страшнее всего были те чувства, которые светились в его глазах - боль, ярость и безысходность. Он стоял над Кристианом, тоже израненным, задыхающимся.

- За что, - не обращая внимания на мои слова, спросил Киран хрипло кашляющего Кристиана. - За что ты убил моего брата?

Колдун криво усмехнулся и с вызовом посмотрел на профессора.

- Потому что вы - мерзкие уроды, захватившие наш мир, - проговорил он. - Потому что я мог.

Профессор Киран прикрыл глаза, и я понял: никакие мои слова не исправят того, что сейчас случится.

Но я, разумеется, попытался.

- Профессор Киран, - заговорил я успокаивающе. - Не стоит этого делать. Правда. Его всё равно в итоге казнят.

Кристиан тихо фыркнул и снова судорожно закашлялся. Он явно до сих пор не верил, что его убьют. Настолько уверен в себе, самонадеян, безумен? Или просто слишком привык, что родители вытаскивают изо всех неприятностей? Я попытался пошевелиться, встать, вмешаться, но тело тут же вспыхнуло ослепляющей болью: кажется, без переломов и серьёзных повреждений не обошлось. Регенерация справится... но, увы, не сразу. 

- Ты меня не убьёшь, - вещал между тем Кристиан, подтверждая тем самым мои предположения. - И никто меня не казнит. Вы, парочка чокнутых придурков, не знаете, кто я такой?

"Ты - идиот", - ответил я мысленно. - "Только идиот будет в подобных обстоятельствах так себя вести".

А колдун всё не желал успокаиваться:

- Моя мать - ближайшая фрейлина Императрицы, мой дядя - Советник по вопросам безопасности, мой отец - один из самых богатых колдунов страны. Вы что, всерьёз верите, что меня убьют из-за парочки каких-то уродов вроде этого твоего братца? Вы действительно так думаете? Значит, вы непроходимо тупы.

- Твоих друзей арестовали, - напомнил я. - Приговор им скоро вынесут.

Не то чтобы меня действительно тянуло на разговоры, но профессор Киран молчал и пока не делал попыток навредить Кристиану; это казалось хорошим знаком.

Колдун хрипло рассмеялся.

- Нам ничего не будет, - повторил он. - Уж ты-то, светлый, должен знать, что такое привилегия рождения. Можно сколько угодно вещать о равенстве, но дети некоторых родителей равнее прочих.

По моей спине пробежал холодок. Откуда он знал? Откуда он только мог знать?! Никто из тёмных не имел доступа к этой информации, в этом я был уверен точно. Значит, тот неизвестный Храмовник сказал ему... значит, эта история сложнее, чем кажется.

Значит, это как-то связано со мной.

Страх и замешательство (а может, и кровопотеря) сыграли свою роль: я, кажется, снова ненадолго потерял сознание. Пришёл в себя, слыша голоса внизу: кажется, Стража входила в здание.

- Хватит, - заговорил профессор Киран, и голос его был так спокоен, что у меня заныло сердце. - Не знаю, прав ли ты или заблуждаешься. И никогда не узнаю. Скажи, Кристиан, ты слышал о кинжалах Дэко? Тех самых, что навек порабощают душу жертвы? Посмотри на меня и запомни: я не позволю тебе просто так умереть, не позволю сбежать на Круг Перерождения. Я хочу, чтобы ты знал: сейчас я убью тебя, но ты не умрёшь.

- Ты не посмеешь, - в голосе колдуна наконец-то послышалась паника, он задёргался, пытаясь отползти. - Моя семья уничтожит тебя!

- Я уже уничтожен, - отозвался профессор равнодушно. - Как ты там сказал, мальчик? Потому что я могу.

И перерезал Кристиану горло.

Глядя на кровь, заливающую пол, я снова потерял сознание, чувствуя горький привкус во рту.

Раонок был прав. Это действительно была очень плохая идея.

***

Я стоял у входа в Храм на Горе, но не мог переступить порога - нечто в моей душе не пускало внутрь. Всё, что мне оставалось - смотреть, как Учитель сидит, склонившись над старинными свитками, облачённый в Свет, как в драгоценные одежды.

- Ты всё же пришёл, - сказал он, не поднимая головы.

Я хотел сказать что-то, но слова не находились, не желали обретать форму, растворялись в этом неназываемом пространстве, которое, кажется, больше не было моим домом. От понимания этого душа корчилась в агонии от отрицания и осознания потери.

- Я всё ещё могу приветствовать тебя и назвать своим Учеником, - сказал Учитель негромко. - Но остаюсь ли я до сих пор твоим Мастером?

Я хотел сказать что-то, но в этом проблема: здесь, в Храме на Горе, невозможно лгать. Даже себе самому. А ответа на вопрос Учителя, если быть откровенным, у меня не было.

- В тебе слишком много тяжёлых камней и сломанных осей, - сказал Учитель негромко. - Но это рано или поздно происходит со всеми. Ты всего лишь предстал перед вопросами, на которые сам должен найти ответ. Кто ты? Во что ты веришь? С чем готов мириться? Какую жизнь видишь перед собой? Ты достаточно взрослый, Ученик, чтобы искать эти ответы самостоятельно. Иди в мир, и возвращайся сюда тогда, когда найдёшь их.

И меня не стало.

*

Я проснулся и некоторое время просто лежал, глядя в знакомый потолок лекарни и ощущая горечь и пустоту. Ярость, питавшая меня всё это время, испарилась, рассыпалась, будто картонный домик из сказки; то, что я считал праведным гневом, после посещения пространства Храма на Горе осыпалось пеплом сожалений, оставив после себя лишь горечь.

И осознание того, что я толкнул хорошего человека на преступление.

Живы ли те, кто пошёл со мной на охоту за Кристианом? В порядке ли Доминик? Я знал, что должен позвать кого-то, расспросить, но дал себе пару мгновений тишины. Просто лежать, просто думать о том, на какие дороги порой заводят месть и ярость - и отчаянно горевать, что от них не становится легче.

Хотя со стороны и кажется, что должно быть наоборот.

В тот момент во мне было нечто от ребёнка, который прячется от мира под одеялом. Однако, суть взрослой жизни как раз и сводится к тому, что рано или поздно всё равно придётся вылезти из одеяльного шалаша и иметь дело с реальностью, принимая её такой, какая она есть.

Потому-то я в конечном итоге ускорил внутренние процессы и дал организму команду окончательно проснуться.

Вопреки моим ожиданиям, так уж больно не было. Возможно, постаралась регенерация, может, мне повезло с лекарем (хотя вероятнее, что и то, и другое справедливо), но по итогу я был преимущественно здоров. Если не считать онемения в руке, на которой, судя по ощущениям, лежала какая-то тяжесть.

Я повернул голову - и замер, глядя на Элин.

Она извернулась на неудобном лекарском кресле и тихо спала, устроив голову на моём плече. И от этого зрелища что-то во мне дрогнуло, как будто встала на место сломанная деталь, как будто исчезла тяжесть с груди, мешавшая дышать.

Я всегда любил книги о рыцарях и девах, о любви с первого взгляда и подвиге во имя прекрасной донни, трепетной и нежной.

Элин, пожалуй, едва ли соответствовала тому, что можно назвать трепетным или нежным - если смотреть со стороны. Она не была похожа на идеальную прекрасную донни, которую рисовало некогда моё воображение... Но именно с ней я начал понимать, что такое любовь, верность и искренность. Не те, что на страницах галантных романов, не те, что напоказ - но те, что в душе. Чувства не небесные, но - земные. Хотя... о чём земном можно говорить, если я дерзнул полюбить ангела? Эта мысль снова и снова возвращалась в мою душу болью и сомнениями.


Мне не хотелось её будить - я всё ещё боялся разговора с ней. Однако, не зря Элин считается одной из самых талантливых учениц своего поколения: она уже открыла глаза, наверняка ощутив смену ритма моего дыхания и тяжесть взгляда.

- Как ты? - спросила она тихо. - Всё в порядке?

- Да, - шепнул я в ответ.

- Нигде не болит? - уточнила она встревоженно. - Тебя вроде бы неплохо подлатали, но всё же...

- Нет, я чувствую себя совершенно здоровым.

- Правда? - её голос стал чуть громче. - Но это всё до поры, потому что после того, как ты отсюда выйдешь, я лично выбью тебе пару зубов, придурок эдакий!

Я хмыкнул.

Да, в этом вся Элин. 

- Моя возлюбленная, как всегда - такая нежная, возвышенная и кроткая... - сказал я с лёгкой иронией.

- Поговори мне ещё, - прищурилась она. - После того, что ты устроил...

- Злишься? - уточнил я тихо.

- Ещё как, - она поморщилась и отвернулась, пряча заблестевшие глаза. - Я мечтаю на тебя наорать с тех самых пор, как узнала, что ты в больнице и под следствием!

- Под следствием?..

- Да. Не знаю, на что ты рассчитывал, но Тайная Служба была не в восторге от вашего милого кружка самодеятельности. Да и Стража тоже: один из гражданских, в недобрый час гулявший неподалёку от места вашей эпической битвы, не выжил. Ещё эта история с Кристианом... В общем, вы оказались в весьма неприятной истории. Раонок пытался что-нибудь узнать, но на это ушло время. И много нервов.

Я прикрыл глаза. Значит, ещё кто-то умер... ещё одна жизнь в копилку последствий моей ошибки.

- И что же...

- Вас оправдали, - ответила она прежде, чем я окончил вопрос. - Личный указ самой Императрицы. Она, к нашему счастью, постановила, что все ученики, участвовавшие в этой затее, могут быть свободны и продолжить обучение. "Может, им недостаёт послушания, но они определённо полны энтузиазма и жажды справедливости", - так, если верить отцу Раонока, она выразилась. Нет, дисциплинарку тебе, конечно, вкатают - ректор Джин явно не в восторге от ситуации. Но по сравнению с тем, что могло быть, это - сущая ерунда.

Я прикрыл глаза, обдумывая её слова. Мимолётное облегчение, затопившее разум, быстро сменилось тревогой.

- Подожди... только ученики помилованы? А как же профессор Киран?

Элин прикрыла глаза.

- Он обвинён в убийстве Кристиана и того гражданского, а также в подстрекании учеников к противоправным действиям. Признано, что он собрал группу колдунов и изменённых, не достигших магического совершеннолетия, и манипулировал ими - вами - в своих личных целях. Учитывая ситуацию, леди Адри сумела настоять на том, что казнь - чрезмерное наказание. Однако, ему придётся много времени провести в тюрьме для изменённых; возможно, если очень повезёт, она будет заменена миротворческой миссией на острова, но об этом пока судить рано. В любом случае, он больше не профессор - и никогда уже не будет таковым. Даже при самых хороших раскладах.