«МАО: Им приходится иметь дело с множеством противников. У них проблемы на Тихом океане. Им приходится иметь дело с Японией. Им приходится иметь дело с Китаем. У них проблемы в Южной Азии, где расположено большое количество стран. И у них всего миллионная армия здесь — этого недостаточно даже для собственной обороны, а уж тем более для нападения. И они не смогут напасть, до тех пор пока вы первыми не позволите им это сделать. Вы же отдаете им Ближний Восток и Европу, поэтому они могут размещать войска на востоке. Там у них будет более одного миллиона войск.
КИССИНДЖЕР: Этого не произойдет. Я согласен с Председателем: если Европа, Япония и США будут держаться вместе — как раз это мы и делаем на Ближнем Востоке, что Председатель обсуждал со мной в прошлый раз, — тогда опасность нападения на Китай будет очень невелика.
МАО: Мы стягиваем на себя часть их войск, что на пользу вам в Европе и на Ближнем Востоке. Например, их войска размещены во Внешней Монголии, чего не было еще в хрущевские времена. В то время они еще не размещали войска во Внешней Монголии, поскольку инцидент на острове Чжэньбаодао случился уже после Хрущева. Он произошел во времена Брежнева.
КИССИНДЖЕР: Это случилось в 1969 году. Именно поэтому важно, чтобы Западная Европа, Китай и США проводили скоординированный курс в этот период.
МАО: Да»[430].
Поощряемое Мао Цзэдуном сотрудничество не ограничивалось только Азией. Без тени иронии Мао поощрял военное подключение США на Ближнем Востоке в противовес Советам — это выглядело точно как «империалистическая агрессия», против которой китайская пропаганда традиционно гремела. Вскоре после арабо-израильской войны 1973 года и последовавшего визита в Москву Саддама Хуссейна Ирак привлек внимание Мао Цзэдуна, включившего его в свои рассуждении о глобальной стратегии:
«МАО: Сейчас поговорим об одном из ключевых вопросов: о проблеме Ирака, Багдада. Мы не знаем, можете ли вы проделать определенную работу в этом районе. У нас там не очень большие возможности.
ЧЖОУ: Сделать это сравнительно трудно. Можно поддерживать контакты с ними, но для того чтобы они сменили ориентацию, понадобится время. Смена ориентации станет возможной, когда иракцы пострадают от них»[431].
Чжоу считал необходимым скоординировать действия, чтобы опора на Советский Союз слишком дорого обошлась бы Ираку и заставила бы его, подобно Египту, сменить курс. (Это был ироничный комментарий по поводу того, как союзники избавлялись от властного покровительства Москвы, подобно Китаю.) Таким способом Мао Цзэдун провел ревизию сильных и слабых сторон различных государств на Ближнем Востоке, почти всех стран одну за другой. Он подчеркнул важность Турции, Ирана и Пакистана как барьеров на пути советской экспансии. В дополнение к Ираку он проявил беспокойство по поводу Южного Йемена[432]. Он потребовал от Соединенных Штатов увеличить свои силы в Индийском океане. Он мыслил как типичный воин «холодной войны», американские консерваторы одобрили бы его.
Тема Японии оставалась главной составляющей координированной стратегии Мао Цзэдуна. На секретной встрече в 1971 году китайские руководители все еще демонстрировали значительную подозрительность по поводу американо-японского сближения. Чжоу Эньлай предупреждал нас быть настороже с Японией; он сказал, что существующая дружба сойдет на нет, когда экономическое возрождение позволит Японии бросить нам вызов. В октябре 1971 года он подчеркивал, что японские «крылья подросли, и она уже готова взлетать»[433]. Я ответил, а Никсон конкретизировал, сказав, что с Японией было бы гораздо больше проблем, если бы она оставалась изолированной, поэтому ей лучше находиться в системе международного порядка, включая союзные отношения с Соединенными Штатами. Ко времени нашего разговора в ноябре 1973 года Мао Цзэдун принял эту точку зрения. Он теперь настаивал в беседе со мной, чтобы мы обращали больше внимания на Японию и больше занимались подготовкой японских руководителей:
«МАО: Давайте немного обсудим Японию. На сей раз Вы собираетесь в Японию на несколько дней.
КИССИНДЖЕР: Председатель всегда ругает меня за Японию. Я очень серьезно отношусь к словам Председателя. Да, сейчас я пробуду там два с половиной дня. Он прав. Очень важно, чтобы Япония не ощущала себя изолированной и оставленной наедине с собой. А мы не станем давать им повода для какого-то маневрирования.
МАО: Чтобы не толкнуть их на советскую сторону»[434].
Как могла происходить координация между Соединенными Штатами и Китаем по глобальным вопросам? Мао Цзэдун предложил каждой стороне разработать четкую концепцию своего национального интереса и сотрудничать на основе собственных потребностей:
«МАО: Мы то же самое говорим в подобных ситуациях [жестикулирует], что говорил ваш президент, сидя здесь, что у каждой стороны есть собственные средства и действует она из собственных потребностей. Это вылилось во взаимодействие между двумя странами.
КИССИНДЖЕР: Да, перед нами стоит одна и та же угроза. Мы, может быть, используем подчас различные методы, но цели у нас одни и те же.
МАО: Это было бы отлично. До тех пор пока цели остаются одинаковыми, мы не навредим вам, а вы не навредите нам. И мы можем сотрудничать друг с другом в противодействии ублюдку. [Смех.] На самом деле это будет выглядеть так: мы будем иногда критиковать вас, и вы можете иногда критиковать нас. Этим, как говорил ваш президент, мы отдадим дань идеологии. Вы будете говорить: Долой коммунистов! Мы будем кричать: Долой империалистов! Иногда мы говорим подобное. Так не пойдет, если мы перестанем это говорить»[435].
Другими словами, у каждой стороны на вооружении могут быть какие угодно идеологические лозунги для внутреннего потребления, до тех пор пока это не мешает им кооперироваться против советской угрозы. Идеология будет дана на откуп внутренней агитации, из внешней политики ее изымают. Идеологическое перемирие сохранялось, разумеется, только на тот срок, пока цели сторон совпадали.
При осуществлении политики Мао Цзэдун мог быть прагматиком: обосновывая ее, он всегда стремился определить главенствующие принципы. Мао не был бы лидером идеологического движения на протяжении полувека, если бы он неожиданно обратился к чистому прагматизму. Теория сдерживания Кеннана применялась преимущественно к отношениям в Европе и Атлантике; Мао Цзэдун был человеком глобального масштаба. Согласно концепции Мао, страны, которым угрожает советский экспансионизм, «должны начертить „горизонтальную линию“ — США — Япония — Пакистан — Иран… Турция и Европа»[436]. (Вот почему Ирак упоминается в приведенном выше диалоге.) Мао Цзэдун выдвинул свою концепцию в беседе со мной в феврале 1973 года, объяснив, как эта группировка должна вести борьбу с Советским Союзом. Позднее он обговорил ее с японским министром иностранных дел, использовав термин «большой территории», где страны расположены вдоль линии фронта[437].
Мы согласились с существом его анализа. Однако разногласия между китайской и американской внутренними системами, в данном анализе неучитываемые, проявились вновь в связи с вопросами реализации этой концепции. Как могут две такие разные политические системы осуществлять одну и ту же политику? Для Мао Цзэдуна концепция и ее реализация совпадали. Для Соединенных Штатов трудность заключалась в достижении консенсуса в ее поддержке в обществе и среди наших союзников в то время, когда «уотергейтский скандал» угрожал власти президента.
Стратегия удержания «горизонтальной линии» против Советского Союза отражала бесстрастный анализ Китаем международной обстановки того времени. Стратегическая необходимость была оправданием для этого. Но отсюда возникала присущая такому анализу двусмысленность, когда политика основывается только лишь на национальном интересе. Реализация стратегии зависела от способности всех сторон сделать правильные расчеты по каждому отдельному случаю. Коалиция в лице Соединенных Штатов, Китая, Японии и Европы, несомненно, оказалась бы сильнее Советского Союза. Ну а вдруг кто-то из партнеров считает по-другому — особенно с учетом отсутствия официальных обязательств? Что, если, чего боялись китайцы, некоторые партнеры посчитают лучшим способом создания баланса для Соединенных Штатов или Европы или Японии примирение, а не конфронтацию с Советским Союзом? Что, если одна из сторон «треугольника» предпочтет изменить природу «треугольника», а не будет пытаться стабилизировать отношения в его рамках? Что, короче говоря, должны делать другие страны, если они сами захотят применить китайский принцип отчужденности и опоры на собственные силы? Таким образом, период наибольшего сотрудничества между Китаем и Соединенными Штатами вел также к дискуссиям между их руководителями по поводу возможности использования различных элементов псевдоальянса в собственных целях. Китайский принцип опоры на собственные силы парадоксальным образом затруднил веру китайского руководства в готовность партнеров идти на такие же риски, на какие оно само было готово идти.
В применении концепции «горизонтальной линии» Мао Цзэдун, спец по противоречиям, неизбежно столкнулся бы с рядом из них. Одно состояло в том, что данную концепцию было трудно примирить с китайской идеей опоры на собственные силы. Сотрудничество зависело от сочетания независимых анализов. Если они совпадали с китайскими — никаких проблем! Но в случае несовпадения между сторонами подозрения Китая станут свершившимся фактом, и их трудно будет преодолеть.
Концепция «горизонтальной линии» подразумевала силовой вариант западной концепции коллективной безоп