А если он выберет Эрни… Его мальчик, его плоть и кровь, маленькое синеглазое чудо с россыпью веснушек на щеках… Конечно, не составит труда доказать, что он настоящий отец. И суд, без сомнения, станет на его сторону. А если еще и откроются махинации Тимоти, то дело заранее можно считать выигранным. Но Кэтрин не простит этого никогда, она так любит Эрни. Дэвид, чувствуя головокружение, принял ледяной душ, чтобы хоть как-то прийти в себя. Освеженный, он натянул джинсы и легкую рубашку и вышел из номера. Пора было навестить Мэри. И хоть эти встречи становились все более мучительными, Дэвид не мог оставить умирающую женщину совсем одну. Она так благодарно улыбалась, завидев его в дверном проеме, словно ожидала получить какую-то радостную весть.
— Как Эрни? — спрашивала она каждый раз. И Дэвиду приходилось придумывать для Мэри красочные истории об их мальчике. Он понимал, что только эти разговоры и поддерживают в ней слабый огонек жизни. Ему не хотелось, чтобы Мэри переступила последнюю черту с ощущением вины и предательства. За все, в чем она была виновата, эта женщина расплатилась сполна и продолжала расплачиваться страданиями и горечью.
— Здравствуй, дорогая! — Он вошел в палату, держа в руках букет ярких астр и пакет с фруктами. — Ты сегодня отлично выглядишь.
— Не преувеличивай, — печально ответила Мэри, но все-таки улыбнулась этому комплименту. — Как малыш?
— Целыми днями разъезжает на машине. — Дэвид опустился на стул рядом с кроватью. — Послушай, я все хотел спросить: как Тимоти удалось так быстро оформить документы?
— Ну, с его-то связями и деньгами… — Она вдруг приподнялась, опираясь на руку. — Ты хочешь довести дело до суда? Это будет непросто…
— Почему? — спросил он удивленно.
— Я… В общем, тогда Тимоти пообещал, что поможет мне устроиться на киностудию. — По бледным щекам Мэри побежали слезы, но она этого не замечала и продолжала виноватым тоном: — И еще он выписал чек на мое имя… Но за это я полностью отказалась от своих прав на ребенка.
— Я знаю об этом, — мягко сказал Дэвид.
— Но в документах указано, что мы разведены и что ты… — Она задохнулась в рыданиях и спрятала лицо в ладонях. — Ты тоже…
— Что — я? Договаривай! — Его охватило страшное предчувствие, и сердце бешено забилось в груди.
— Они взяли несколько писем с твоей подписью и подделали бумагу, в которой ты отказываешься от сына и обещаешь не предъявлять никаких претензий, — еле слышным шепотом закончила Мэри. — Прости меня…
Жалость к бывшей жене и гнев боролись в душе Дэвида. Он закусил губу до крови, чтобы удержаться от резких слов и упреков, от горестного крика. Ловушка захлопнулась. Теперь у него не оставалось никаких надежд, ни единого шанса вернуть Эрни. Судьи не примут во внимание то, что Мэри тогда находилась в бедственном положении, и у нее просто не было выбора. Можно не сомневаться, что Тимоти постарался сделать подпись достоверной.
— Прости меня. — Мэри сжимала в ладонях похолодевшие руки Дэвида. — Я знаю, это ужасно. Но я слишком поздно поняла, что натворила.
— Ничего… — сказал он охрипшим голосом. — Я пойду, хорошо? Мне надо побыть одному. А завтра я навещу тебя снова. И не плачь, не плачь, пожалуйста.
Выбежав из больницы, Дэвид, ничего не замечая вокруг, побрел по улице. Мир рухнул, рассыпался на мелкие кусочки, собрать и склеить которые невозможно. А солнце продолжало светить, и небо не упало на землю, и люди спешили куда-то, задевая его иногда плечами.
Дэвид зашел в какой-то бар и заказал порцию виски, а потом еще одну. Но алкоголь не помогал, не притуплял боли, и сердце билось ровно, словно ничего страшного не случилось. Удар за ударом, оно отмеряло мгновения жизни, гнало по венам горячую кровь. Дэвид выпил еще, но опьянение так и не наступило, как будто он перестал быть обычным человеком, а превратился в сложный и хорошо отлаженный механизм, неизвестно для чего предназначенный. В конце концов, бармен отказался наливать ему виски, и Дэвид отправился в отель. Закат уже догорел, мягкие влажные сумерки окутывали город, зажигались фонари на шумных улицах, в окнах домов вспыхивал свет. Там кого-то ждали, накрывали стол к ужину, нетерпеливо посматривали на входную дверь, прислушивались к шагам на лестнице.
Дэвид вдруг ощутил себя одиноким и потерянным, крохотным человечком, который никому на свете не нужен. Он остановился посреди тротуара, пораженный этим чувством. Никогда прежде, даже в самые тяжелые минуты жизни, он не испытывал ничего подобного.
Когда он добрался до отеля, было уже совсем темно. Подходя к двери, он услышал за спиной женский голос, окликавший его по имени, и резко обернулся. Из припаркованной под фонарем машины ему махала рукой Кэтрин. Он приблизился, еще не веря глазам, открыл дверцу и забрался на переднее сиденье.
Несколько минут оба молчали, не решаясь произнести хоть слово. Наконец Дэвид, у которого от волнения дрожали руки, спросил деланно равнодушным тоном:
— Откуда ты… вы узнали мой адрес?
— Не важно.
Кэтрин не собиралась признаваться, что обзванивала целый день отели, чтобы выяснить, где он остановился. Она ничего не могла с собой поделать: необходимость увидеться с Дэвидом была сильнее обиды. Она так боялась, что он уже уехал, вернулся в Канаду. Элис, понимавшая, что творится с подругой, прямо посоветовала ей забыть о гордости и поступать так, как велит сердце.
— И что привело вас сюда? — спросил Дэвид приглушенно, опасаясь, что срывающийся голос выдаст его эмоции.
— Мы разве снова на «вы»? Перестань, я соскучилась. И прости, что так холодно простилась с тобой тогда. — Кэтрин поправила выбившуюся из прически прядь. — Наверное, у тебя были причины для плохого настроения…
— Давай проедемся, — предложил он, чтобы как-то сменить тему разговора. — Я… В общем, забудь об этом.
— О чем? — удивленно спросила Кэтрин, включая зажигание и выезжая на шоссе.
Она прождала его в машине два с половиной часа, внимательно вглядываясь в лица прохожих. И совсем по-другому представляла их встречу. Дэвид держался так, словно между ними никогда ничего не было, словно он не ласкал ее, не покрывал поцелуями, не прижимал к себе. И это было странно. Кэтрин никак не могла понять, что заставляет его сдерживать эмоции, откуда это напускное безразличие.
— Я не должен был даже прикасаться к тебе…
— Но ты же не женат? — Вопрос Кэтрин прозвучал настороженно. — Ты говорил, что свободен.
— Я был женат, но уже давно разведен, — ответил Дэвид, глядя в окно.
— Тогда, может быть, ты любишь другую?
— Нет, при чем здесь это! — Предположение показалось ему смешным и ничтожным по сравнению с тем, как обстояли дела.
Кэтрин затормозила в тупике пустынной улицы. Фонари здесь не горели, и вокруг не было видно ни одного человека. В темноте едва различался какой-то сквер или парк. Она пыталась сосредоточиться и понять, что происходит.
— Тебе плохо со мной? — спросила Кэтрин. — Или тебя смущает то, что я богаче?
Дэвид покачал головой: к чему требовать от него откровенности, если он все равно не скажет правды? А лгать, выдумывать несуществующие причины, изворачиваться ему не хотелось.
— Давай закроем эту тему, хорошо? — На мгновение он замолчал, собираясь с силами, и продолжил. — Просто поверь мне на слово: у нас с тобой ничего не получится.
Он отвернулся, ожидая возражений или упреков, но ответом была тишина. И тоненький всхлип.
— Не плачь! — От его решимости быть холодным и небрежным не осталось и следа. — Я не стою твоих слез! Кэтрин, милая, пожалуйста, не мучай меня…
Она припала к его груди, пряча лицо, и обхватила руками за шею. Дэвид замер, боясь пошевелиться. Нежность, горькая, как сок грейпфрута, затопила его израненное сердце. Одного движения сейчас хватило бы, чтобы вновь вспыхнуло пламя страсти.
— Нет, нет… — шептала Кэтрин, обнимая его еще крепче. — Ты первый человек, с которым мне так хорошо и спокойно. Ты не можешь уйти… Я так устала от одиночества!
Дэвид попытался отстраниться, но она не отпускала его. Он почувствовал, как прохладные пальцы скользят по груди, проникая под рубашку, расстегивая одну за другой пуговицы. Потом Кэтрин, склонившись ниже, коснулась кончиком языка его сосков, и он ощутил на коже тепло ее мокрой от слез щеки.
— Не надо…
Она не дала ему договорить, заглушив слова, горячим солоноватым поцелуем. Одной рукой продолжая удерживать Дэвида, другой Кэтрин распахнула блузку и прижалась к нему обнаженной грудью. Он задохнулся и вновь попытался высвободиться, но желание уже взяло верх над разумом и подчинило тело себе.
А Кэтрин медленно тянула вниз молнию на джинсах. Почувствовав под ладонью всю мощь его страсти, она обхватила этот напрягшийся «корень со сладким ядом», поглаживая и легонько сдавливая. Дэвид откинулся на спинку кресла и приглушенно застонал, все его чувства, словно сосредоточились в одной точке, там, под чуткими пальцами.
Он уже перестал бороться с собой. Господи, да и какой мужчина выдержал бы на его месте? Кэтрин прервала поцелуй, но, когда Дэвид хотел дотронуться до нее, властным жестом приказала ему не двигаться. Забравшись с ногами на сиденье, она встала на колени и склонилась над бедрами Дэвида так, что ее золотистые волосы рассыпались по его коже.
Она покрывала легкими поцелуями его грудь и живот, обвела кончиком языка впадинку пупка, скользнула ниже, туда, где курчавились жесткие волосы, и припала губами, не переставая ласкать, доводя накал страсти до предела. Дэвид ощущал только эти жаркие прикосновения, ничего другого в мире не существовало.
Кэтрин вдруг замерла и медленно, глядя ему в глаза, приподнялась и села сверху, обхватив его ногами. Это произошло так быстро, что Дэвид даже не успел осознать, чего она хочет. Он только почувствовал, как подступает наслаждение. Полностью расслабившись, он придерживал Кэтрин за бедра, а она двигалась на нем, то поднимаясь, то опускаясь, словно прекрасная наездница на покорном ее воле скакуне.