О Ленине. Сборник статей и выступлений — страница 27 из 75

оружаются, готовятся к борьбе, во «Вперёд», заграничную газету большевиков, сыпались корреспонденции со всех сторон о том, что делается в рабочих массах, как то тут, то там вспыхивают забастовки, столкновения с полицией.

1 Мая в 1905 г. проходило в России с большим подъёмом. Везде рабочие мобилизовались, старались обмануть полицию. На юге прокатилась волна забастовок. В большинстве городов происходили столкновения с полицией. Особенно неистовствовала полиция в Варшаве, в Ревеле, на окраинах местами наготове держали войска. В тяжёлых условиях проходило везде 1 Мая. Настроение рабочих хорошо выразила бакинская листовка, где говорилось: «Последний раз встречаем мы 1 Мая рабами!» Подъём в массах был большой, но чувствовалось отсутствие единого партийного руководства.

Собравшийся в это время III съезд партии показал, как слаба была ещё партийная организация, как мало ещё партия сплочена, как разношёрстен её состав, как мало подготовлена она ещё к тем задачам, которые во весь рост поставила перед ней нарастающая революция.

На III съезде были только большевики — один лишь был официальный меньшевик — Камский (Обухов), — но и среди большевиков-то не было в то время ещё договорённости по многим основным вопросам. Примиренцы после долгих колебаний только решились пойти на съезд. Стоит только вспомнить предсъездовский период, чтобы понять, из какой организационной неразберихи приходилось вылезать. Организационный вопрос был одним из основных вопросов, разбиравшихся на III съезде. Надвигалась революция. Партия должна была быть боевой, сплочённой, а на II съезде партии был принят пункт 1 устава в формулировке Мартова, согласно которому членом партии мог стать всякий сочувствующий либерал. Член партии мог работать или не работать и только сочувствовать, мог работать под руководством партии, а мог работать и без этого руководства, как ему вздумается. Это не могло не ослабить боеспособности партии, и за два года, которые прошли со времени II съезда, формулировка Мартова немало повредила.

Без особых споров мартовская формулировка пункта 1 устава была отменена и принята формулировка Ленина.

Партийные организации также жили, как говорится, на всей божьей воле. ЦО «Искра» стал меньшевистским, перестал быть руководящим. Мало того что «Искра» не руководила — она дезориентировала. Это ясно было большевикам всех оттенков. За два года, прошедшие со времени II съезда, за два года отсутствия единого партруководства партийные организации привыкли жить самостийно. Комитеты состояли из революционеров-профессионалов, проделывавших большую самоотверженную работу и пользовавшихся среди масс большим авторитетом. Но комитетчики в своём громадном большинстве были интеллигенты. Они-то и были представлены на III съезде, на котором был лишь один рабочий. Комитеты руководили массами, давали директивы, выпускали листки, но связь с массами, как ни странно это теперь звучит, была у комитетчиков слаба. Приходилось соблюдать конспирацию. С ней перебарщивали часто. Дело доходило до того, что в комитеты избегали брать рабочих. Это вызывалось также и тем, что они менее были подкованы по части внутрипартийных разногласий. В Питере, например, в комитет входил один рабочий. Это никуда не годилось. Этим особенно возмущался Ильич. По этому поводу он буквально бил посуду. Во время прений он всё время бросал сердитые «цвишенруфы», настоятельно требовал, чтобы в комитет вводились рабочие. В своей речи по этому вопросу Ильич говорил: «…Борьба из-за отстаивания комитетов вредно отразилась на практической работе… Я думаю, что надо взглянуть на дело шире. Вводить рабочих в комитеты есть не только педагогическая, но и политическая задача. У рабочих есть классовый инстинкт, и при небольшом политическом навыке рабочие довольно скоро делаются выдержанными социал-демократами. Я очень сочувствовал бы тому, чтобы в составе наших комитетов на каждых 2-х интеллигентов было 8 рабочих. Если совет, высказанный в литературе, — по возможности вводить рабочих в комитеты, — оказался недостаточным, то было бы целесообразно, чтобы такой совет был высказан от имени съезда»[60].

Специальной резолюции в этом отношении не было принято — меньшевики около этого вопроса разводили очень большую демагогию, но мнение съезда по этому вопросу было крепко зафиксировано в резолюции о пропаганде и агитации, где в пункте 2 сказано: «…исключительную важность приобретает привлечение к роли руководителей движения, — в качестве агитаторов, пропагандистов и особенно в качестве членов местных центров и центра общепартийного, — возможно большего числа сознательных рабочих, как людей, наиболее непосредственно связанных с этим движением и наиболее тесно связывающих с ним партию, — и что именно недостатком таких политических руководителей среди рабочих объясняется наблюдаемое до сих пор сравнительное преобладание интеллигенции в партийных центрах…» и далее указывается, что «…необходимые при таких условиях кадры партийных работников может дать партии только значительно расширенная и улучшенная постановка агитации и пропаганды»[61].

Отсутствие рабочих в комитетах сказалось и в том, что комитетчики плохо знали то, что делается в различных слоях рабочих, какие там настроения. Сообщения об этом комитетчиков были сугубо неконкретны. Говорили: «настроение пёстрое». Одни преувеличивали революционность настроения масс, другие преуменьшали. Помню выступление орловского делегата — Петрова. Он развивал пессимизм. У него выходило, что среди рабочих ещё очень сильны монархические настроения, что разговоры рабочих о вооружённом восстании — простое бунтарство и т. д. и т. п. Понятно, что при такой осведомлённости конкретное руководство было весьма проблематично.

Ильич ставил во весь рост вопрос о конкретности руководства, и это отразилось в резолюциях III съезда, в постановлении об агитации и пропаганде, в постановлении о ЦО. И ещё, что возмущало Ильича, — это чрезмерная опека, которую проявляли комитетчики по отношению к рабочим. Сам Ильич умел замечательно слушать массы, улавливать, что их волновало в данный момент, говорить с массами «всерьёз», как говорили рабочие. Об этом его умении все знают. Это умение сделало его тем, близким массам, любимым вождём, каким он был. После III съезда Ильич написал на эту тему статью «О смешении политики с педагогикой»[62], но потом решил не печатать её, чтобы не давать в руки меньшевикам возможность развить около этого вопроса демагогию.

Я так подробно остановилась на этом вопросе потому, что вопрос организационный имеет особо важное значение, а на III съезде в момент, когда так быстро подымалась волна революции, вопросы об организации партии, о связи с массами, о конкретности руководства имели совершенно исключительное значение. Запомнились мне все эти разговоры и споры ещё и потому, что я в то время как раз работала по этой линии.

Другим решающим вопросом на III съезде был вопрос ориентировки в классовых отношениях того времени. III съезд отменил принятую на II съезде резолюцию Старовера об отношении к либералам и постановил: «…Разъяснить рабочим антиреволюционный и противопролетарский характер буржуазно-демократического направления во всех его оттенках, начиная от умеренно-либерального, представляемого широкими слоями землевладельцев и фабрикантов, и кончая более радикальным, представляемым Союзом освобождения и многочисленными группами лиц свободных профессий»[63]. Совершенно особое значение имела резолюция по отношению к крестьянскому вопросу. Во всех своих произведениях Ильич уделял вопросу о крестьянстве исключительно большое внимание. Он всегда подчёркивал, что рабочий класс должен повести за собой крестьянство, стать вождём всех трудящихся.

Ленин заложил основы той громадной работы, которую провела наша партия в деле перестройки всего уклада сельского хозяйства на социалистических началах.

В данной статье я не буду касаться важнейшего вопроса, стоявшего в центре внимания III съезда, — вопроса о тактике партии в предстоящей революции. Этому вопросу должна быть посвящена особая статья.

Сейчас, 30 лет спустя после III съезда, для нас особенно ясна вся значимость вопросов, обсуждавшихся на съезде, удельный вес правильного их разрешения. Все эти вопросы нам особенно близки теперь. За эти 30 лет на каждом новом этапе развития рабочего движения, укрепления нашей партии они всплывали вновь и вновь в новых условиях, в новых комбинациях.

2.7. Роль Ленина в организации Октябрьской революции

Впервые напечатано 21 октября 1932 г. в газете «Правда» № 292 под заглавием «На пороге Октября».

Печатается по книге: Крупская Н. К., Будем учиться работать у Ленина, М., Партиздат, 1933, с. 63–70.

Было бы ошибкой думать, что Октябрьская революция произошла стихийно. С другой стороны, не меньшей ошибкой было бы думать, что переворот был произведён путём заговора. Октябрьская революция была сочетанием громадного революционного подъёма рабочих и крестьянских масс и чёткого руководства этим движением со стороны большевистской партии.

В России до 1861 г. существовало крепостное право. Страна была земледельческая, царило в ней мелкое отсталое земледелие, промышленность была развита слабо — потому слаб и неорганизован был пролетариат. Рабочее движение стало развиваться лишь с 90-х годов. Революционное движение до 90-х годов не опиралось на массы. Оно шло по линии анархизма, с одной стороны. Анархисты все свои надежды возлагали на крестьянство, призывали его к восстанию, говорили, что не нужно никакой власти. Это движение не имело успеха. Крестьяне восставали местами против помещиков, но восстания эти подавлялись каждый раз. С другой стороны, революционное движение шло по другому руслу — по линии создания заговорщической организации, действовавшей путём террора. Это были народовольцы. Их геройская борьба против царизма не опиралась на массы. Она цели не достигала.