Анализы крови всегда были для меня испытанием. Врачи усаживали меня в особое кресло, потому что, как всем было известно, я, как правило, теряла сознание. Обычно меня кололи иголками раз восемь или десять, а потом долго ругали за тонкие вены. Как-то раз мне даже сказали, что у меня «бегающие» вены, что привело меня в возмущение. Однажды врачу даже пришлось позвать другого специалиста, который начал колоть другую руку и сумел найти подходящую вену с третьей или четвертой попытки. От врачей я всегда уходила с кровоподтеками и синяками, которые через пару дней принимали еще более устрашающий вид.
Можете представить мое удивление, когда очаровательная французская медсестра внимательно осмотрела мою руку – как лозоходец! – и выбрала подходящую вену. Одним легким движением она ввела иглу и спокойно взяла анализ. Voila!
Я не могу в это поверить. По моим щекам текут слезы.
– Vous êtes un expert![58] – говорю я. Она действительно настоящий профессионал!
Медсестра вытаскивает иголку и осторожно прижимает к месту укола ватный тампон. Она смотрит на меня и улыбается, знаете, так улыбаются француженки, легко, чуть-чуть приоткрывая завесу над своей эмоциональной жизнью, но не впуская вас слишком далеко.
– Non, – лукаво говорит она. – Je suis un artiste[59].
Я снова и снова возвращалась к тому случаю. Этот короткий утренний разговор стал для меня великим откровением, моментом просветления. Я, наконец, поняла, что делает француженок такими потрясающими. В тот момент во французской больнице я нашла важнейший ответ на мучившие меня вопросы. Эта молодая медсестра открыла для меня главный секрет отношения французской женщины к жизни. Я поняла, в чем кроется источник ooh la la.
Мысль о том, чтобы относиться к жизни так, как это делает художник, сейчас мне кажется совершенно естественной. Но мне потребовалось немало времени, чтобы по-настоящему понять, что это означает.
Мне пришлось совершить собственное непростое путешествие, побеседовать с очень многими людьми и осмыслить сделанные открытия. Я измучила себя физически и эмоционально, прежде чем моему сердцу открылась простая истина.
Я поднимаюсь посреди ночи. На улице идет дождь. Почему-то я ужасно себя чувствую, в висках стучит. Я вызываю медсестру. Она шепчет, что сейчас даст мне лекарство, и, когда она возвращается, я говорю, что эта головная боль может быть связана с переменой погоды и с начавшимся дождем. Она качает головой и отвечает:
– Non, c’est le vent d’automne[60].
Осенний ветер. Медсестра рассказывает мне, что он дует в Тулузе каждый год, начиная с октября. И приносит с собой всяческие недомогания – ночные кошмары и ужасные головные боли. В это время года у женщин тяжелее проходят роды. В какой-то миг я смотрю на лицо этой медсестры и воображаю, что передо мной ведьма. Или Жанна д’Арк. Или волшебница из страны Оз.
Реальность медленно отступает, и я оказываюсь на айсберге посреди бескрайнего океана. Я знаю лишь то, что уже девять дней провела в больнице Тулузы и ужасно хочу домой.
Я трижды касаюсь моих красных ботинок и шепчу:
– Нет другого такого места. Нет места, подобного дому. Нет места лучше родного дома.
Помню, как Мишлен, та самая подруга, которая в Париже помогала мне выбирать голубое боа из перьев, сказала мне: «Мы – французы, и мы любим все украшать цветами». И теперь мне стал ясен смысл ее слов.
Если бы французам нужно было придумать «бренд» для своей культуры и сформулировать, используя только лишь пару слов, то, думаю, они выбрали бы такой слоган: «Быть художником». Я бы даже добавила: «Всегда быть художником». Этот девиз относится ко всем сферам французской жизни – идет ли речь о еде, моде, искусстве вести разговор, любви или профессии. Эти слова применимы и к простейшим, и к самым сложным движениям. Художника чувствуешь и в изысканной парижанке, и в простой девушке, живущей в крохотном городке Валанс-д’Ажан.
Даже когда француженка моет ванную комнату, она делает это с достоинством и грацией. Для нее важнее быть художником, чем быть красивой. И в этом есть смысл. Подумайте: если вы – настоящий художник, то у вас есть и способности, и дар делать красивым все вокруг!
Вы – художник.
Задумайтесь об этом. И неважно, работаете ли вы в больнице или печете хлеб, живете в городе или в деревне. И не имеет значения тот факт, что вы никогда не думали об Искусстве. Все равно вы – художник. Вы творите собственную жизнь. И каждый день у вас есть возможность взять этот кусок человеческой глины и слепить из него что-то прекрасное, элегантное, вдохновляющее. Вы сами решаете, что красиво, что вам идет и как можно проявить свой внутренний свет. Вы – звезда собственного бродвейского шоу. Вы – художник, и вы – натурщица. Вы – певица, исполняющая собственные песни и танцующая под собственную мелодию. Вы – костюмер, декоратор, продюсер и режиссер…
И конечно же, вы – настоящая звезда великого праздника, называемого жизнью.
Глава 17И тогда путешествие завершилось…
На рассвете, когда палату заливает бледно-розовый свет, я открываю глаза, сладко зеваю, поворачиваюсь на другой бок и снова погружаюсь в полусон. Кто-то входит в палату, открывает окно, и в комнату врывается теплый осенний ветерок. Я вдыхаю аромат свежего кофе и через несколько минут сажусь и вижу перед собой поднос с завтраком: маленькая чашка кофе с молоком, багет, масло и две маленькие упаковки джема – клубничного и апельсинового.
– Bonjour, – здоровается дама в белом костюме, взбивая мою подушку, чтобы мне было удобнее.
Только представьте себе: нужно было всего лишь сломать щиколотку, чтобы остановить эту безумную гонку и научиться ценить простые радости – например, этот завтрак.
Дома я часто пропускаю завтрак. Да, я пью кофе – много, очень много кофе, но делаю это, не отрываясь от ноутбука. Нет, я вовсе не пишу нечто блестящее, прекрасное и важное. На самом деле я делаю все, что угодно, лишь бы не приниматься за работу. Я проверяю электронную почту! А еще – отзывы на свои книги на Amazon.com. А потом, прежде чем снова вернуться к почте и Facebook, я читаю газеты – и меня невозможно оторвать от забавного видео, в котором показано, как играют котенок и дельфин. Муж уходит на работу, и вдруг я осознаю, что уже полдень, а я так и не позавтракала. К этому времени я уже страшно голодна, поэтому быстро насыпаю в миску мюсли с изюмом и съедаю их, продолжая читать газету.
И за все это время я ни разу не выглядываю из окна – а ведь из моего окна открывается вид на залив Вакуот! Мы живем почти на пляже, в таком месте, где люди мечтают оказаться хотя бы на денек. У нас очень красиво. Люди платят большие деньги, чтобы снять здесь жилье на лето. И знаете, летом к нам приезжают даже французские туристы!
Но я совершенно не ценю ту красоту, что лежит прямо у моего порога.
Поэтому не удивительно, что
пока я лежала во французской больнице, со мной произошло настоящее чудо: я научилась останавливаться, смотреть из окна и наслаждаться завтраком. Я поняла: я люблю завтрак!
И люблю его настолько, что готова ради него остановиться и потратить время. Да, мне нравится намазывать багет маслом, а потом добавлять немного клубничного джема. О, а как же я люблю горячий кофе!
И знаете что? Я не терзаюсь чувством вины за то, что ем масло, хлеб и джем, потому что точно знаю: до обеда больше не будет никакой еды!
И теперь, когда я уже усвоила свой урок, мне пора возвращаться домой.
Да, сегодня я еду домой. Наконец-то! Приехал мой муж Билл! Он удивился тому, что я в такой плохой форме. Естественно, ведь я старалась преуменьшить серьезность положения. И это мне удалось. Я – очень независимая женщина и терпеть не могу кого-то обременять. Но сейчас я целиком и полностью завишу от других. Вселенная явно решила преподать мне несколько уроков. Билл купил билеты на самолет из Тулузы до Лондона, а оттуда в Бостон, и заказал машину, которая встретит нас в аэропорту и доставит к врачу в Фолмут. Ну и, конечно же, летим мы первым классом.
Да уж, это единственный способ прокатиться в первом классе!
Но если говорить серьезно, то мне всю дорогу придется держать ногу на весу. Мне запретили оказывать на нее хоть какое-то давление, и я не могла коснуться левой ногой поверхности даже на секунду. И в таком положении мне предстояло провести ближайшие полтора месяца. Мне выдали французские костыли до локтей, а не до подмышек, но за последние девять дней я не ходила дальше соседнего туалета.
И вот Билл везет меня в инвалидном кресле по аэропорту Тулузы. Мы молимся, чтобы нам удалось выбраться из страны: в Париже только что началась общенациональная забастовка транспортников.
Беатрис и Жан-Пьер шутят, что есть только три способа задержаться во Франции: национальная забастовка, брак с французом или перелом щиколотки. Что ж, я выбила два из трех!
Мы прощаемся, и Билл катит меня к паспортному контролю. Сначала меня не пропускают. На моей ноге гипс, и кто знает, что я скрываю под ним. Может быть, металлическую пластину на шести винтах? Билл показывает мои рентгеновские снимки – и voila! Моя смелость, мое je ne sais quoi[61], мое ooh la la производят на них впечатление. Они машут мне на прощание:
– Bonne chance, madame![62]
Самолетом British Airways мы летим из Тулузы в Лондон. Должна признаться – так приятно слышать английскую речь! Оказывается, я страшно соскучилась по английскому! По родному языку!
– Америка, я возвращаюсь домой!