Ладно, не все ли мне равно.
Тем временем мертвый человек начинает петь, и тут я понимаю, что наряд и грим – хорошая, тщательно продуманная идея. По контрасту со столь нелепой внешностью его высокий, не мужской и не женский, почти нечеловеческий голос кажется еще более прекрасным. Отличный эффект.
«Как жаль, что он уже умер, – думаю я. – И как же жаль, что он умирал без меня, достался кому-то из коллег. Я бы…»
А что, собственно «я бы»? Да ничего. Черт знает какая чушь лезет иногда в голову. Музыка виновата, действует на меня, как водка. Лучше бы мне слушать ее пореже. С другой стороны, куда еще реже? С начала года этот Клаус у меня первый. Да и он только из-за Тани. Спасибо ей, что тут еще скажешь.
Какое-то время я больше ни о чем не думаю, а только смотрю, как он поет. Я знаю, что в таких случаях обычно говорят «слушаю, как поет». Но я именно смотрю.
А потом – еще раз. Я хочу разобраться.
Таня, заскучав, принимается бомбить меня комментариями.
«Елки! – возмущается она. – Куда ты там пропал? Тебе настолько не понравилось, что ты со мной больше не разговариваешь?»
«Просто посмотрел твое видео дважды, – объясняю я. – Извини».
«Так тебе понравилось?» – радуется Таня.
«Понравилось – неправильное слово, – пишу я. – Мне было интересно. А такое случается довольно редко».
«Слушай, как я рада!»
Вот теперь самое время попрощаться и начать сборы, потому что мне уже действительно пора. Однако я очень хочу прямо сейчас объяснить Тане, почему мне было так интересно. Не то чтобы это действительно важно, просто я люблю с ней разговаривать. А тут такой прекрасный повод.
«У нео рстеряннй вид, – торопливо, пропуская буквы пишу я. – Он поет удивительным, невозможным, почти божественным голосом, с совершенно человеческим растерянным выражением лица. Это очень сильно, потому что предельно честно. Двойственная природа человека как она есть. Бесконечное всемогущество, помноженное на ноль бесконечной же слабости, причем произведением может оказаться любое число, но только не ноль. Никогда не ноль. Это поразительно, но оно – так».
Таня какое-то время молчит. И я уже начинаю жалеть о собственной откровенности, но тут она наконец отвечает: «Боже мой, какой же ты отличный! Как здорово все рассказал!»
«Я – да, отличный. И одновременно я – бедный заяц, которому уже пора работать», – пишу я. А сам при этом улыбаюсь до ушей.
«В последнее время стало модно плодить дилетантские рассуждения о математике. Противно читать».
Это, конечно, пишет не Таня. Какой-то незнакомый человек по имени Виктор Шлап. Или под псевдонимом Виктор Шлап, кто его разберет. Так называемые «настоящие» человеческие имена обычно ничуть не более настоящие, чем выдуманные прозвища, поэтому отличить одно от другого я не могу.
«Еще пятнадцать лет назад в интернете можно было спрятаться от дураков, – возмущается мой комментатор. – А теперь все уже тут».
Интересно, откуда он вообще взялся? Всегда был уверен, что меня читает только Таня и несколько ее друзей, по Таниному совету, или просто за компанию. Об их существовании я знаю только по редким деликатным «лайкам» под моими записями о правилах заварки чая, принципиальных отличиях осиновых дров от березовых и прочей чепухе в таком роде. Думаю, мои неизвестные читатели делают это, чтобы я не чувствовал себя совсем уж одиноким и никому не интересным. В моем случае это, конечно, довольно смешно, но само по себе намерение поддержать чужого, постороннего человека вызывает у меня уважение.
Тем неожиданней выглядит появление этого сердитого Виктора, зачем-то встрявшего в чужой разговор.
До сих пор я только теоретически, с Таниных слов знал, что в интернете некоторые люди охотно пристают к незнакомцам, чтобы сообщить им об их несовершенствах. Многие даже специально ходят по ссылкам друзей, или просто читают все подряд, лишь бы найти к чему придраться. Не знаю, зачем им это нужно. Чтобы отвлечься от собственной жизни? Вероятно. Хотя лично я на их месте ни за что не стал бы отвлекаться от жизни, которая и так слишком коротка.
Таня советует в таких случаях сразу банить комментатора. Говорит, глупо позволять неизвестно кому отнимать у тебя время и внимание, не доставляя при этом никакого удовольствия. И теперь я думаю, что она совершенно права. Даже когда в твоем распоряжении вечность, глупо тратить ее на ерунду. Все равно что будучи миллионером, покупать просроченные продукты – только из тех соображений, что серьезного ущерба бюджету это не нанесет.
Интересно, как это делается – технически? Я еще никогда никого не банил. Спросить, что ли, Таню? Или сам разберусь?
Ладно, разбираться, в любом случае, буду потом, потому что я и так уже везде опоздал. Ну, почти опоздал. Пока еще вполне можно исправить положение.
…Но вместо того, чтобы исправлять положение, я устраиваюсь поудобнее, отправляю в рот конфету, запиваю ее остатками уже давно остывшего чая и пишу неизвестному Виктору: «Думаю, пока еще далеко не все, но судя по некоторым косвенным признакам, процесс действительно идет».
И спрашиваю Таню, радуясь поводу обменяться с ней еще парой реплик: «Вот объясни мне, зачем я отвечаю на всякую ерунду?»
«Не зачем, а почему, – сразу откликается она. – Потому что тебе неохота работать! Правда же, я угадала?»
Еще бы.
«Неохота», – соглашаюсь я.
«Бедный, бедный ты заяц, – пишет Таня. – А то, может, правда забьешь? Или тогда будут неприятности?»
«Даже не знаю, – отвечаю я. – Вообще-то вряд ли».
На самом деле и правда не знаю. Вернее, вообразить не могу. Неприятности. У меня! Звучит абсурдно. С другой стороны, чего только не бывает. Всегда что-нибудь случается в первый раз.
Интересно, кстати, как могли бы выглядеть мои неприятности? Не то чтобы я действительно хотел на них нарваться, но любопытства никто не отменял.
«Позвони своему начальству и скажи, что ты внезапно заболел, – советует Таня. – Температура тридцать девять, например. А сам с книжкой под одеяло. Иногда можно. Даже нужно, чтобы всерьез не слечь».
Хороший совет. Очень хороший – для того, у кого есть начальство, которому, к тому же, можно позвонить. Но я-то работаю на себя. Или все-таки нет?
Ну, то есть. Ясно, что «начальство» у меня есть. Но не менее ясно, что к моим делам оно совершенно равнодушно. «Поступай, как сочтешь нужным» – это единственное распоряжение, которое я получил – то ли когда-то в самом начале времен, то ли вчера перед сном. В моем случае это одно и то же.
Но кстати. «Как сочтешь нужным» – это вовсе не обязательно означает: «Работай, пока есть работа». Эта формулировка допускает и другие трактовки. Например: «Отдыхай, когда устанешь». Или: «Откладывай на потом все, что хочется отложить». И даже: «Бездействие равно действию, не имеет значения, что ты предпочтешь».
Удивительно все же, что подобные мысли никогда прежде не приходили мне в голову. А ведь так очевидно… Или нет?
Теперь – очевидно.
Я смотрю на часы в верхнем правом углу компьютерного экрана. И глазам своим не верю. Буквально только что было пять часов вечера. Как раз когда Таня прислала мне ссылку на Клауса Номи, я посмотрел на часы, и было ровно пять. А теперь уже пять пятьдесят восемь, и я не понимаю, как… Впрочем, будем честны, прекрасно я все понимаю. Сам тянул время, бесконечно откладывая момент, когда придется прощаться с Таней и приступать к делам. И даже появлению сердитого защитника математики обрадовался как поводу еще немного задержаться, чтобы написать ему ответ.
Ну вот, дотянул до того, что спешить уже некуда. Все равно не успею. Хотя…
…Ладно, ладно, будем честны еще раз, теперь до конца. Моя сегодняшняя работа должна быть сделана до шести. Потом уже действительно не имеет смысла суетиться, но вот прямо сейчас он еще есть. Две минуты – это, на самом деле, довольно много. Недостаточно, чтобы как следует попрощаться с Таней, но что касается работы – вполне можно успеть.
Однако вместо этого я пишу Тане: «Надо наверное тебя послушаться. Но есть одно техническое препятствие. Одеяло у меня отличное, а вот книжек нет».
«Как такое может быть?» – изумляется она.
«Они хранятся в другой квартире. Не успел перевезти».
Ну а как еще объяснить?
«И снова ты у нас самый бедный заяц в мире, – сочувствует мне Таня. – А знаешь что? Хочешь я тебе электронных книжек пришлю? Ты Пратчетта любишь? Например».
Понятия не имею, о ком речь, но на всякий случай отвечаю: «Да».
Нельзя слишком часто признаваться в своем невежестве. В какой-то момент оно перестает казаться милым. И никогда заранее не знаешь, что может стать последней каплей.
«А ты у него все читал?» – спрашивает Таня.
«Не все», – пишу я.
Потому что, во-первых, это правда. «Ничего» – и есть «не все», просто очень обширное «не все», но суть от этого не меняется. А во-вторых, Таня явно хочет сделать мне подарок, и следует дать ей такую возможность. До сих пор я не читал электронных книжек, но надо же когда-то начинать. Тем более, интересно, что именно выберет для меня Таня.
И, предупреждая дальнейшие расспросы, я добавляю: «Я давно все это читал. И у меня плохая память на названия. Поэтому пришли несколько, на твой вкус».
«Ладно, договорились, – откликается она. – Сейчас выберу и пришлю, подожди минутку».
Жду, конечно. И не одну минутку, а гораздо больше. Тем лучше, собственно говоря.
Когда в моем почтовом ящике появляется письмо с вложенными файлами, на часах уже шесть четырнадцать. Очень хорошо. Дело сделано. В смысле, наоборот, не сделано. Но поскольку я только что договорился с собой, что бездействие равно действию, оно все равно сделано. И этого уже не отменить.