Задача — всегда «как»!
Примечание.
Не исключено, что среди читателей найдутся шустряки, которые решат, что авторы здесь не додумали (золото приняли за кусок меди), или не поняли, что перед ними закон, — и сами поспешат сделать заявление: вот, мол, я открыл закон истинности задачи: истинная задача беременна новым качеством. Если лезть из кожи, лишь бы запечатлеть еще один закон, можно и так повернуть дело. Но у нас в загашнике еще так много полновесных законов, что этот случай мы не хотим поднимать столь высоко, обозначив его скромно: признак истинности задачи.
9
Но мы так и не разобрались с гениальным писателем до конца. Мы договорились, что до того, как сесть за письменный стол, он придумал постиг — осознал нечто. Потом начал воплощать это в слова — фраза за фразой, задача за задачей, — ему интересно, да вот только получается не то, что он задумал, а совсем, совсем другое. Почему?
Потому что образ, который он пытается материализовать в тексте, не был им додуман до конца, не превратился в мысль. Банальная трактовка, которую мы обычно слышим в таких случаях: не хватило материала, и теперь писатель добирает необходимый материал в процессе письма. Истинная причина: энергопотенциал был меньше массы проблемы — и поэтому приходится накапливать его (щелкая задачи) в процессе работы.
Следовательно, гению нет необходимости специально собирать материал. Для нормального творческого процесса ему нужны лишь:
1) достаточно высокий энергопотенциал и 2) понимание проблемы.
В зависимости от энергетической наполненности его понимание проблемы останавливается на одном из трех уровней.
1) Ощущение.
При этом гений знает точно: истина здесь (точно так же талант ощущает по уколу: здесь задача). Он ее не видит, но чует — как черную кошку в темной комнате. Значит, у этого чувства нет ни формы, ни границ; есть только направление.
2) Образ.
Гений осветил комнату — и увидал кошку. И понял, что перед ним именно кошка. Небольшая. Черная. Сидит в углу. Но больше ничего о ней он сказать не может.
3) Идея.
Он знает об этой кошке все. И вот представьте, что наш гениальный писатель решил поделиться своим: 1) ощущением либо 2) образом либо 3) идеей с публикой. Что при этом произойдет?
В первом случае он будет двигаться на ощупь, и все его напряжение, вслушивание, сотни лишних нащупывающих движений — все ошибки будут воплощены в тексте. Вот почему «писать мучительно трудно», вот почему бесконечно мараются страницы и выбрасываются (если накопил энергопотенциал) уже готовые варианты.
Во втором случае, предчувствуя (но не признаваясь себе в этом), что сущность предмета ему пока неведома, гений с предельной добросовестностью воссоздает то, что видит. Там было напряжение, здесь — внимание. Он ставит на то, что в какой-то момент количество перейдет в качество. И тут его судьба зависит от того, куда он свернет с развилки: 1) если его гонит чужая воля, необходимость писать, и он делает это через силу — он растратит энергию и потерпит фиаско; 2) если же он работает, подчиняясь только потребности творить, решенные по ходу задачи выведут его к истине.
В третьем случае, владея предметом — свободно, — он кратчайшим путем ведет читателя к истине. Каждая его фраза (решенная задача) ясна, неожиданна и интересна. Страницы его рукописи почти не знают правки. Его книга — совершенная гармония, значит, ее энергопотенциал будет подпитывать рабов — положительными эмоциями, потребителей — чувствами, таланты — задачами еще много поколений.
10.
Итак, мы выяснили, что гениальному писателю (математику, естествоиспытателю) важно лишь одно: видеть цель. Его работа — это движение к цели, которую он видел с самого начала. И маршрут движения зависит лишь от того, насколько он цель видит ясно. (Он может долго блуждать и путаться, но едва идея выкристаллизуется, маршрут становится практически прямым, хотя каждый шаг на этом маршруте — шаг в неизвестное.)
А как же быть с теми писателями, которые работают по плану? Например, известно, что Золя вначале составлял подробнейший план романа — и лишь затем пунктуально его выполнял. Где здесь свобода, если он видит не только цель, но и каждую ступеньку? Может ли быть такая комбинация: пока формируется цель — работает гений, когда реализуется цель — работает раб?
Скажем сразу: гений не может работать как раб — это ему скучно. Если он не имеет возможности спастись от монотонности решением задач, он не будет работать вообще; если его все же вынудят к монотонной работе, он быстро растеряет свой энергопотенциал и окажется среди рабов.
Значит, гений не может работать по плану.
Зато с этим неплохо справляется талант.
Когда он решает задачу? Когда составляет план. Задача решена — он в комфортном состоянии. Чем теперь занят талант? Ведь не может быть так, чтобы механизм таланта лишь по необходимости включался; уж если он работает, так работает постоянно, это мы усвоили давно.
Он занят тем, что поддерживает комфортное состояние.
Талантливый человек не может не работать; но ведь дураков нет, никто специально работу себе не придумывает; значит, в комфортной ситуации механизм таланта нацелен на сохранение комфорта. Человек работает ровно столько, чтобы успеть к завтрашнему дню полностью восстановиться. Раз он при этом не решает задач, он и не знает мгновений свободы. Но он ото дня ко дню освобождается — и живет в предвкушении того единственного мгновения свободы, которое ждет его в конце пути.
Пусть простят нас любители детективов, но гении детективов не пишут. И даже не придумывают: скучно. Потому что в детективе нет проблемы. Даже задачу в них редко обнаружишь. Чаще всего это головоломка, собранная из стандартных блоков. Максимальная задача, которую способен решить детективщик, — это обман интеллектуальных чувств. А поскольку он пишет по заранее составленному строжайшему плану… все остальное про него вы уже знаете.
А теперь мы ответим на один вопрос, который мучает многих наших читателей уже давно: как создается текст, который вы в данную минуту читаете? Как вообще пишется эта книга?
Здесь нет ни сложностей, ни секретов.
Конечная цель вам известна: природа таланта. Конкретно: концепция ЭПК. Которую вы уже тоже представляете — с первых же страниц книги. Если б мы писали по плану, вы бы давно бросили эту книгу, потому что вам это было бы скучно: составив наш алгоритм реализации материала, вы бы предугадывали почти каждый наш шаг, и если бы поначалу самоутверждались угадками, то очень быстро это бы вам надоело. Но вот вы прочли уже не одну сотню страниц — и продолжаете читать. Мало того — мы готовы биться об заклад — что вы почти никогда не угадываете не только поворотов нашей мысли, но даже и содержания следующего абзаца. О чем это говорит? — О том, что мы не знаем его содержания. А следующую нашу фразу предвидеть вы можете? Нет? И мы тоже.
11.
Текст, который вы сейчас читаете, оригинален потому, что оригинальны задачи, решаемые нами на каждом шагу. А наша — авторская — забота сводится лишь к одному: чтобы решения задач преподносить вам в простой и ясной форме. Чем точнее мы решили задачу, тем решение проще; чем больше энергии вложили в информационное переложение этого решения, тем оно для вас яснее.
Продолжая это рассуждение, любой разумный человек неминуемо (а самое главное — самостоятельно) придет к мысли, что если человек оригинальничает — это не талант. Мысль не бог весть какая ценная, а все же мысль, к тому же известная нам давно. И вот почему-то нам показалось обидным, что эту мысль, к которой мы приставили читателя буквально носом, кто-нибудь примет за свою. Ну — вот такая минута слабости; как видите, и у нас случается. Возможно, будь мы в лучшем энергетическом состоянии, выйди мы на это место с утра, полные сил, — может, мы б и скинули его, как шубу с барского плеча: пусть дойдут своим умом да получат удовольствие… Но сейчас уже вечер, мы устали, щедрости у нас поубавилось — и потому мы перекручиваем этот кусок мяса на своей мясорубке: отведайте, дорогие читатели, наших котлеток…
Почему талант оригинален?
Потому что нестандартен его подход к работе. Пусть вся его оригинальность — это отражение оригинальности, обнаруженной им в материале. Мы судим о таланте именно по этому результату. Значит, оригинален или нет — зависит от нашей (желательно — объективной) оценки.
Станет ли талант оригинальничать?
Талант — никогда. Даже если он захочет произвести впечатление, он это сделает своею работой. Этого достаточно. И талант знает, что этого достаточно: его чувство меры утверждает его достоинство, его и без того высокую цену. Он талант — и уже тем интересен.
Кто в таком случае оригинальничает?
Человек на уровне чувств. Потребитель.
Зачем ему это нужно?
А как же! Ведь он должен действовать, а инструмент у него такой неудобный, такой неэффектный: шаблон. Дай ему волю — он тут же удрал бы от этой работы подальше. Но обстоятельства вынуждают его оставаться здесь. Как спастись от монотонности? Напомним: у него для этого есть два приема:
1) он разрушает монотонность работы чередованием шаблонов (там, где раб покорно работает одним); его великолепная память позволяет это делать в огромном диапазоне;
2) он отключается от монотонности (и работает одним-единственным шаблоном), замкнувшись на зрителей, от которых и получает положительные эмоции. Следовательно, он должен произвести на зрителей впечатление. Сделать это ему не стоит большого труда: он отыскивает в своем багаже самый неожиданный для зрителей шаблон — и работает по древнему правилу потребителей: «Новое — это хорошо забытое старое».
Потребителю важен результат (но это не конечный продукт, к которому он равнодушен; для него результат — только удовольствие) — вот почему он оригинальничает. Таланту важен процесс — вот почему он оригинален.