Почему Кедровы так поступали? Что заставляло их откровенно беседовать с детьми на эту серьезную тему, говорить со своими сыновьями об опасных делах?
Мне кажется, что причин было много. Поначалу Михаилу Сергеевичу и Ольге Августовне надо было просто объяснить своим ребятам, почему жандармы нередко врываются в квартиру, отчего отец часто не бывает дома. Старшему сыну Бонифатию было шесть лет, когда он увидел в руках матери конверт из плотной серой бумаги. На нем четко выделялся овальный фиолетовый штемпель «государевой тюрьмы». Это было письмо от отца.
В квартире Кедровых время от времени появлялись какие-то таинственные люди. Они подолгу жили в семье. Этих людей тщательно скрывали от посторонних. Мальчишки — народ смышленый; они, конечно, догадывались, что с обычными гостями так не поступают. Значит, родители вынуждены были рано откровенно говорить с детьми. Это, видимо, диктовалось еще и желанием научить ребят лучше разбираться в жизни, стремлением отца и матери воспитать сыновей достойными людьми.
Михаил Сергеевич и Ольга Августовна рано открыли своим детям глаза на то, что в жизни идет жестокая борьба между богатыми и бедными, что честный человек должен быть всегда на стороне обездоленных. Это необходимо было сделать еще и потому, что сама семья Кедровых не принадлежала к классу неимущих. Михаил Сергеевич по своему происхождению был дворянином… Семья жила на его литературный заработок; жила скромно, но не бедно. Ольга Августовна и Михаил Сергеевич стремились с ранних лет привить своим сыновьям тревогу за тех, кто был голоден, кого оскорбляли и унижали. Этой тревогой жила лучшая часть русской интеллигенции, ею были пропитаны многие книги русских писателей, картины русских художников.
С глубоким волнением дети Кедровых заучивали наизусть слова поэта:
Где трудно дышится,
Где горе слышится,
Будь первым там…
Михаил Сергеевич и Ольга Августовна хотели воспитать своих детей прежде всего борцами, людьми убежденными, преданными благородной идее служения народу. Они хотели, чтобы сыновья были их единомышленниками, чтобы дело родителей стало и делом детей.
Сыновьям Кедровых была знакома героическая биография отца. Они знали о его смелом, необычайно дерзком подкопе под баню Таганской тюрьмы, чтобы освободить Николая Эрнестовича Баумана. Мальчишкам было известно и о динамитных шашках, хранившихся под верандой на даче в Перловке. А в коридоре петербургской квартиры старший сын Бонифатий мог видеть аккуратно сложенные вдоль стены, еще пахнувшие типографский краской пачки книг. В пачках этих находились произведения В. И. Ленина…
Возвращаясь в 1916 г. в Россию (из Швейцарии. — Ред.), Михаил Сергеевич обратился за помощью к старшему сыну… Адреса явок записывать на бумаге было рискованно. Их надо было заучить наизусть…
— У тебя хорошая память; постарайся, пожалуйста, запомнить несколько важных адресов…
Можно представить себе, что могли подумать дети о своих родителях, если бы не знали, ради чего они должны солгать. Ведь отец и мать никогда не обманывали мальчишек, они постоянно учили их говорить только правду. Михаил Сергеевич и Ольга Августовна сумели объяснить своим сыновьям, во имя чего и против кого они ведут борьбу…
Михаил Сергеевич и Ольга Августовна были людьми большой культуры, высокообразованными. Они учили детей любить природу, книги, искусство. Сыновья с детства были приучены слушать и понимать хорошую музыку…
Революционная деятельность Михаила Сергеевича и Ольги Августовны Кедровых вынуждала их переезжать с места на место. Это лишало детей возможности нормально посещать школу. С ними занимался отец. Он обучал сыновей русскому языку, математике, физике, естествознанию. Дети очень любили слушать его рассказы о природе.
До эмиграции семья Кедровых некоторое время жила у старшей сестры Ольги Августовны в селе Ждани Новгородской губернии. Здесь Михаил Сергеевич скрывался от ищеек царской охранки. Вокруг села были чудеснее леса, куда он вместе с детьми нередко уходил на прогулки. Во время прогулок Михаил Сергеевич пользовался случаем, чтобы научить мальчишек многим полезным вещам: пользоваться компасом, определять по коре возраст деревьев, правильно разжигать костер, ориентироваться в лесу.
Михаил Сергеевич с юности интересовался медициной и естественными науками. Будучи взрослым, отцом семейства, получив юридическое образование, он решил серьезно заняться медициной…
Михаил Сергеевич часто рассказывал ребятам — своим сыновьям и племянникам, жившим в Жданях, — о Чарлзе Роберте Дарвине, которого в знак почтения к великому английскому ученому называл полным именем. Никто из детей не читал еще книгу Дарвина «Путешествие на корабле „Бигл“», и во время прогулок Михаил Сергеевич пересказывал им ее содержание. Воображение мальчишек тотчас уносилось вслед за великим ученым — в далекие австралийские прерии, на дикие острова Океании, в знойную пустыню Аравии, где изучал природу Чарлз Дарвин. Потом, следуя маршрутами Дарвина, они отправлялись на знаменитом парусном корабле «Бигл» в кругосветное путешествие…
— Это были захватывающие рассказы, — вспоминал старший сын М. С. Кедрова, Бонифатий Михайлович. — Характерно, что в этих рассказах отца на первый план выступали не научные изыскания Дарвина, открывшего закономерности развития в природе, а его нравственный подвиг во имя науки, его яростная и упорная борьба с реакционерами биологами, с церковными фанатиками… И как-то незаметно разговор начинал касаться подвига. Подвига человека — будь то подвиг борца, ученого или солдата.
— Что такое подвиг? — спрашивали мальчишки Михаила Сергеевича.
— Подвиги бывают разные. Дарвин совершил подвиг ученого. Русские революционеры, — объяснял Михаил Сергеевич, — тоже совершают подвиг. Они ведут полную опасности борьбу, чтобы уничтожить на земле зло, насилие, несправедливость. Подвиг заключается и в том, чтобы всегда оставаться верным своим убеждениям, уметь их отстаивать, бороться за них. Поняли? — спрашивал Михаил Сергеевич.
— Да, — не слишком уверенно отвечали мальчики.
— Взгрустнулось, что не можете подвиг совершить? — улыбаясь, спрашивал Михаил Сергеевич. — Броситься в огонь, спасти утопающего или открыть новый закон в науке? Но подвиг может быть и в том, чтобы в нужный момент помочь человеку, попавшему в беду, оказать ему всяческую поддержку…
Много лет спустя автору этих строк довелось убедиться в самоотверженности и душевной щедрости, которую семья Кедровых воспитала в своих детях.
В Московском университете я училась вместе с Сильвой Кедровой, дочерью Михаила Сергеевича. Она родилась после революции и была намного моложе своих братьев. Мы учились на историческом факультете, только специализировались по разным отраслям науки: я занималась историей славянских стран, а Сильва изучала философию Индии. Сдержанная, несколько замкнутая, Сильва многим казалась даже суховатой.
Однажды у нас на курсе случилась беда, по тем временам очень горькая: у одной студентки, жившей в общежитии, украли хлебную карточку. Шла война, и возместить такую потерю было совсем не легко. Лишнего хлеба ни у кого не было. Первой, кто протянул девушке талон от своей хлебной карточки, была Сильва Кедрова. На другой день такой же талон отдала другая студентка, потом третья, и так девушка продержалась до конца месяца, пока ей выдали новую продовольственную карточку.
Сильва жила тогда одна, родителей уже не было, старший брат Бонифатий находился в армии, ей, как и всем в годы войны, жилось трудно. Но «сработало» годами воспитанное в семье, почти инстинктивное стремление немедленно броситься на помощь тому, кто попал в беду. Сильве не потребовалось много времени на размышление, и, поделись с товарищем последним куском хлеба, она сделала это так искренне и деликатно, что увлекла своим примером остальных.
После этого случая мы как-то теснее сблизились с Сильвой, и она чаще, доверительней рассказывала о своем отце, вспоминала о книгах, которые он советовал ей читать. Поторопившись, я спросила:
— Это были, наверное, «Овод», «Спартак», «Что делать?» Чернышевского?
— Отец, конечно, ценил эти книги, — ответила Сильва. — Он считал, например, что никто не имеет права пройти мимо романа Войнич. Но он называл наивными людьми тех, кто думал, что, прочитав «Овод» или роман Тургенева «Накануне», можно тут же стать убежденным борцом-революционером. Отец советовал мне обязательно читать Пушкина и Лермонтова, Достоевского и Толстого, Чехова и Герцена, Шекспира и Гёте. Он был убежден, что из человека, которого не волнуют переживания Печорина, страдания Отелло, который равнодушен к судьбе Лизы Калитиной и Наташи Ростовой, ничего путного получиться не может…
Человек редкостной скромности и благородства, Михаил Сергеевич Кедров никогда не добивался ни для себя, ни для своих сыновей каких-либо особых привилегий, не искал для них легких путей.
Сыновья, помогавшие отцу еще детьми, стали впоследствии активными участниками великих преобразований в нашей стране.
Весной 1918 г… Штаб фронта размещался… в Вологде. Вместе с командующим в походном вагоне жил его тринадцатилетний сын Юра. Он служил у отца ординарцем и мужественно переносил все тяготы военного времени. Когда в городе начался голод, Михаил Сергеевич ввел для всех работников штаба твердую норму продовольствия. Вместе с жителями Вологды и бойцами командующий фронтом и его сын получали по 200 граммов хлеба в день.
— Режим один для всех! — говорил Михаил Сергеевич. — Суровый, голодный, но справедливый.
То был принцип жизни, норма поведения.
Совсем молодым начал сражаться с врагами Советской республики старший сын М. С. Кедрова — Бонифатий. Вместе с отцом… участвовал в Петрограде в разгроме белогвардейских групп, укрывавшихся в зданиях иностранных миссий. В то время юному чекисту было всего 15 лет. Он уже вступил в партию, работал помощником ответственного секретаря газеты «Правда» Марии Ильиничны Ульяновой. Затем он участвовал в ликви