Луций Анней СенекаО милосердии
Сенека-моралист
Значение литературы Древнего Рима не приходится доказывать: без этой основы европейская культура имела бы иное наполнение; не опосредованное Римом влияние Греции началось в эпоху барокко, когда западноевропейские литературы уже сформировались, создали мир собственных идей и форм. Между тем сам Рим немыслим вне греческого влияния. Зависимость римских писателей от греческих — такое же общее место литературной истории, как и зависимость новоевропейской литературы от Рима. Рим — проводник, русло. Источник же всех идей, жанров, образов следует находить в Греции. Это чувствовали и сами римляне. Квинтилиан, классик педагогической литературы, в десятой книге «Воспитания оратора» определяет своим ученикам круг чтения: ведущее положение во всех жанрах занимают греческие писатели, римляне всегда вторичны, хотя многие поднимаются до уровня греков, и только сатира «целиком наша». Пусть так, другие культурные народы древнего Средиземноморья, хотя перенимали у греков различные формы искусства, не создали литературы по образцу греческой, исчезнув поэтому без заметного вклада в сокровищницу гуманизма. Без Рима античность немыслима, как нет реки без русла: историки культуры не единожды отмечали этот факт. Однако на большом отдалении заметно и другое. Внимание к греческим источникам, восхищение ими подчас мешает признать, что римская литература в эстетическом измерении не уступает, а часто и превосходит греков. Ее поступательное движение определяется тем, какую Грецию завоевывает Рим. После подчинения городов Италии и Сицилии эта литература возникла, дав в конце III века до н. э. первого национального гения — Плавта. Следующий этап — завоевание в ходе македонских войн той Эллады, центром которой оставались Афины. Балканская Греция в культурном плане превосходила западную; римляне получили новые возможности заимствования, и новый этап развития римской литературы приблизил ее к уровню греческой. Луцилий, литератор скромного по сравнению с Плавтом дарования, создал незнакомый грекам жанр сатиры, его продолжателями будут считать себя Гораций, Персий и Ювенал. Последним витком был захват восточных центров эллинизма, передовых в культурном отношении Родоса, Пергама, наконец — Александрии. Латинский язык наряду с греческим приобретает статус международного, и римская литература опережает современную ей греческую. Цицерон, оставаясь почти всю жизнь в большой политике, участвуя в управлении сверхдержавой, кроме десятков композиционно и стилистически совершенных речей, создал целую библиотеку образцовых произведений теоретического содержания. Из сотен его писем немалая часть имеет вне-историческое значение. Творческой личности такого масштаба не знала никакая другая культура. Начиная со времени принципата Риму больше нечего и не у кого заимствовать. Римская литература достигает апогея; время первых Цезарей в ряде жанров дает гениев, возвышающихся над всем, что было создано в этих жанрах до и после них. Овидий, Петроний, Квинтилиан, Марциал, Тацит — не просто имена: их произведения, так же как гомеровский эпос, оды Пиндара, пьесы афинских драматургов, — это миры, в бесконечности которых человечество обретает надежду на успехи гуманизма в будущем.
В этом времени творит Сенека. Дольше Цицерона он управлял Римом. Его литературная деятельность при этом разнообразнее. Речи не сохранились; по отзывам ясно, что в качестве судебного оратора он первенствовал среди современников. Основной корпус дошедших в средневековых рукописях сочинений составляет проза этического содержания: поучения, беседы, протрептики, утешения, большая часть которых объединена рукописной традицией в так называемые «Диалоги»1. Главный труд — назидательные «Письма к Луцилию» (124 письма, делятся на 20 книг), переведенные на все новоевропейские языки. Кроме того, Сенека создал своеобразный трагедийный театр. К идейному содержанию, образам и композиции его пьес относятся по-разному, но все критики признают очевидное: великая драматургия XVI-XVII веков, театр Шекспира и французского классицизма, опирается на Сенеку, а не на его греческие образцы. Пьесы Сенеки, наряду с творениями Эсхила, Софокла и Еврипида, остаются единственными сохраненными Средневековьем в полном виде античными трагедиями2. Его поэтический талант доказывают и эпиграммы: вряд ли все стихотворения этого составленного гуманистами XVI века сборника написаны Сенекой3, но несомненно подлинные являют собой украшение жанра. Он выделился и как оригинальный сатирик, сочинив «Апоколокинтосис»4 и став наряду с Барроном предшественником Лукиана и Рабле. Названный памфлет сближают с лучшим из написанного в необычном жанре «Менипповой сатиры», который предполагает в формальном плане смесь прозы со стихами, в содержательном — фантасмагорию, а в идейном — отрицание общепринятых норм. Мало того, он — автор подробных и ценных для истории науки «Исследований о природе». Объем созданного Сенекой в прозе заставил некоторых исследователей предполагать, что ему, как ранее Цицерону, помогали секретари. Что таковые имелись, доказывает рассказ Тацита о его последних часах5. Но как бы техничен и опытен в устной речи ни был оратор, качество отделки предполагает работу, которую никакие литературные «негры» не способны выполнить настолько блестяще. Что бы ни говорили о Сенеке, как бы ни относились ученые критики к содержанию или форме его философских писаний, нельзя отрицать главное: политик такого уровня, столь многогранно и ярко проявивший себя в литературе, есть явление исключительное, вершина из вершин человеческого гения. Позднеантичный скульптор, сопоставивший Сенеку и Сократа, ничуть не ошибся.
Как любой гений, Сенека неоднозначен; портрет писателя на фоне эпохи никому еще не удался вполне6. Причина даже не столько в громадном временно́м отдалении, непохожести мира, в котором жил и творил он, на наш мир. Его собственные произведения, а также внешние источники содержат достаточно биографических сведений; из.этой мозаики вполне возможно сложить близкий к реальности образ. О деталях спорить не перестанут, но современное антиковедение умеет воссоздавать целое из куда более скудных фрагментов. Историческое легко различимо сквозь кривое зеркало рецепции, поскольку и сама античная, средневековая и последующая многообразная рецепция творчества Сенеки подробно изучена. Оценке мало мешает разнородность наследия. Напротив, при всем многообразии общее хорошо заметно. Его стиль в любых жанрах узнаваем и так своеобразен, что автор то и дело невольно клиширует себя. Стиль — это не только характер, но весь человек7. Речь отвечает мысли, и Сенека — монолитный мыслитель. Главным образом его занимает нравственное содержание человеческого бытия. Этот интерес — свойствен ли он выходцу из консервативной римской семьи или ученику стоиков — проявляется в каждом его произведении, не исключая и натурфилософские книги, в которых рассеяны рассуждения о пользе научных занятий, о божественном и человеческом. Этический пафос присутствует даже в памфлете на посмертное обожествление Клавдия. Сатира подразумевает критику нравов, но у Сенеки, кроме полуиронических размышлений о божестве, очень выдающих автора, присутствует и носитель положительных взглядов. В качестве резонера он выводит Августа, дав правителю, которого всегда вспоминает как идеал, высказать нешуточные обвинения в адрес умершего. Здесь философ напоминает царям и наследникам царей: «Не знать, что ты убил, еще отвратительнее, чем убивать». История нужна Сенеке лишь в качестве сокровищницы поучительных примеров. Его трагедии пропитаны моральным содержанием, в этих пьесах и композиция, и образы, и поэзия служат одной цели: продемонстрировать, как удобно стоическая этика применяется к отжившим, казалось бы, трагедийным образам и сюжетам. Геракл, Фиест, Медея — уже не фигуры драмы, а те же говорящие примеры, не образы, но образцы.
Возможно ли, заполнив тома наставлениями в разных литературных формах, остаться — для умеющих его прочесть — более чем занимательным писателем? Секрет не только в стиле и красочном литературном оформлении, любви к отступлениям, таким, например, как яркий пейзаж, описание городской жизни, исторический или природоведческий экскурс. Читателя поражает необычность этических установок автора, поддержанных оригинальной, тонко формулируемой аргументацией. Зря думают, будто Сенека больше внушает, меньше аргументируя, что пересыпанная примерами риторика у него преобладает над доказательствами. Часто именно доказательства определяют занимательность этого чтения. Однако нравоучительная литература, хотя бывает разной, опорным содержанием имеет школьную дидактику. Сенека учит не сокрушаться при утратах, не гневаться на ближних и вообще не гневаться, охотно помогать, но в оказании милостей не переходить черту, поддерживая злых и неблагодарных, не заниматься бесконечным стяжательством, но посвящать жизнь высшим ценностям, оставаться спокойным, терпя невзгоды, не увлекаться внешними благами, не доверять мимолетным успехам, сосредоточиться на духовном совершенствовании, тренировать ум научными изысканиями, постоянно помнить о вечном... Философ может безопасно рассуждать об отвлеченных вещах, однако не каждый имеет смелость занять по отношению к читающему миру гордую позу учителя нравов. Ведь первое, что спросят ученики, — насколько сам наставник соответствует своим наставлениям.
Здесь именно и кроется своеобразная трудность, противоречие, мешающее адекватно оценить Сенеку-моралиста. Допустим, он учит безразлично относиться к благам обеспеченной жизни. Но сам был чуть ли не первым богачом Рима. Учит бескорыстию. Но отдавал деньги в рост. Не гневаться. Но злился на противников и давал волю своей злобе. Не помогать недостойным. Но оказывал помощь