осле подачи многих законопроектов, не успев превратить их в законы, он был убит в собственном доме, причем убийца не был найден. Однако она перенесла не только горькую, но и неотмщенную смерть сына с тем же мужеством, с каким он вносил свои законопроекты. Теперь ты, Марция, должна примириться с судьбой, которая не удержала стрел, направленных против тебя, так же как и тех, которые летели в Сципионов, матерей и дочерей Сципионов, равно как и тех, которые были направлены против Цезарей.
Проникнута страданиями и пересыпана роковыми случайностями человеческая жизнь. Редко кто живет с ними в мире, разве только в перемирии. Ты дала жизнь четверым, Марция. Никакая стрела не попадет мимо, если направлена против плотного строя. Удивительно ли, что при таком числе не обошлось без бедствий и потерь? «Но судьба, — говоришь ты, — особенно несправедлива в том, что не просто отняла сыновей, а нарочно выбрала их, чтобы отнять». Но ведь нельзя жаловаться на несправедливость, уступив более могущественному половину. Она оставила тебе двух дочерей и внуков от них и даже не вполне взяла от тебя того, которого ты особенно оплакиваешь, забывая об умершем ранее: ты имеешь от него двух дочерей, которые являются большой обузой, если не захочешь покорно переносить горе, и большим утешением, если смиришься. Судьба хочет, чтобы ты, видя их, вспоминала о своем сыне, а не о своем горе. Когда у крестьянина погибают вырванные с корнем бурей или согнутые и поломанные порывом ветра деревья, он ухаживает за оставшимися побегами, сеет семена и высаживает рассаду на месте погибшего. И в одно мгновение — ибо время одинаково быстро как для уничтожения, так и для роста — вырастают новые дерева пышнее погибших. Поставь на место твоего Метилия его дочерей и заполни ими пустоту. Облегчи одну боль двойным утешением. По правде говоря, природа смертных такова, что им ничто так не нравится, как погибшее; тоска по отнятому делает нас нас несправедливыми к оставшемуся. Если ты обдумаешь, как судьба берегла тебя, даже когда свирепствовала, ты поймешь, что имеешь больше, чем нужно для утешения: посмотри на многочисленных внуков и на обеих дочерей. Скажи себе еще следующее, Марция: «Я злилась бы, если бы судьба каждого человека соответствовала его нравам и никогда бы несчастья не преследовали добрых. Теперь же я замечаю, что и добрые, и дурные поражаются без всякой разницы».
17
«Но все-таки тяжело потерять юношу, которого воспитали и который уже стал опорой и украшением отцу и матери». Кто же отрицает, что это тяжело? Однако такова человеческая судьба. Ты родилась для того, чтобы надеяться, бояться, волновать себя и других, одновременно бояться и желать смерти и, что всего хуже, никогда не знать, каково в самом деле твое состояние. Это все равно что сказать кому-нибудь, отправляющемуся в Сиракузы: «Изучи сперва все трудности и удовольствия предпринимаемого путешествия и только тогда садись на корабль. Ты там увидишь следующее. Во-первых, перед тобой предстанет сам остров, оторванный узким проливом от Италии, с которой он, как известно, прежде был соединен. Но однажды ворвалось море и „сицилийский отрезало берег от гесперийского“. Далее ты будешь смотреть на баснословную Харибду (ибо тебе позволено будет пройти близ этого самого алчного из водоворотов моря), лежащую спокойно при отсутствии южного ветра и проглатывающую корабли в свою огромную бездонную пасть, лишь только с юга поднимается сильное дуновение. Ты увидишь, как прославляемая в стихах Аретуза — источник зеркально-чистого и до дна прозрачного озера — изливает свою холодную воду: быть может, она нашла ее тут; быть может, вынесла на поверхность земли беспрепятственно текущую под многими морями реку. Ты увидишь гавань, самую спокойную из всех, которые создала природа для защиты кораблей, и из тех, которые были сделаны человеческими руками, — такую надежную, что даже ярость величайших бурь не находит в ней отражения. Ты увидишь место, где было сломлено могущество Афин, где естественная тюрьма из глубоко выдолбленных скал заключила в себя тысячи пленных. Наконец, ты увидишь и сам город, и его обширнейшие земли, способные вместить территорию многих городов, с очень теплой зимой, которая не имеет ни одного дня, лишенного солнечного света. Но к тому времени, когда ты все это найдешь, тяжелое и нездоровое лето уничтожит все благодеяния зимнего климата. Там покажется тебе тиран Дионисий, этот губитель свободы, справедливости, законности, оставшийся властолюбивым даже после посещения Платона и жизнелюбцем даже после изгнания. Одних он будет жечь, других бичевать, третьих обезглавит за ничтожную провинность; он будет приводить мужчин и женщин для удовлетворения своего сладострастия, и вследствие дикой извращенности и царской ненасытности его не будет удовлетворять совокупление с двумя. Ты теперь знаешь, что тебя может привлечь или отпугнуть; иди же к кораблю или оставайся». Предположим, что после этого изображения путешественник заявил бы, что хочет посетить Сиракузы. Случись с ним неприятность, разве вправе был бы он жаловаться на кого-то, кроме себя? Ведь он попадет сюда не случайно, но приедет по собственной воле, зная все обстоятельства?
Природа говорит нам всем: «Я никого не обманываю; если ты рождаешь сыновей, можешь получить как красивых, так и безобразных. Если у тебя их много, среди них может найтись как изменник, так и спаситель отечества. Ты можешь надеяться, что они достигнут такого уважения, что никто не сможет выбранить тебя за них; но знай, что их может постигнуть и такой позор, что их имя станет для тебя поношением. Ничто не препятствует тому, что они окажут тебе последнюю честь, что твои дети скажут тебе надгробное слово; но готовься к тому, что тебе придется возложить на костер мальчика, юношу или пожилого человека. Годы в этом смысле ничего не меняют: для родителей одинакова тяжела всякая похоронная процессия. Рождая на подобных условиях детей, ты не имеешь права обвинять богов в злом умысле, ибо они не обещали тебе ничего определенного».
18
Сравни теперь этот образ со вступлением в жизнь. Ты раздумывал, хочешь ли посетить Сиракузы. Я представил тебе, что тебя там порадует и что опечалит. Теперь подумай, что я пришел дать тебе совет при твоем рождении. Ты готов вступить в город, принадлежащий богам и людям. Он заключает в себе все, связан определенными вечными законами, в нем неустанно вращаются небесные тела. Там ты увидишь мерцание бесчисленных звезд, увидишь, что одна звезда наполняет все своим светом, что ежедневно бег солнца отделяет день от ночи и каждый год еще равномернее отграничивает лето от зимы. Ты будешь смотреть на луну, сменяющую солнце ночью и заимствующую от братской встречи свой мягкий и матовый свет, то скрытую, то вполне обращенную к земле, всегда изменчивую в своих появлениях и несходную с предыдущим образом. Ты заметишь пять звезд, блуждающих по разным путям и бегущих в обратную сторону от устремляющейся к ним небесной тверди; от малейших их движений зависит судьба народов, по ним слагается великое и малое в зависимости от благоприятного или неблагоприятного хода светил. Ты будешь наблюдать нагроможденные дождевые тучи, устремляющиеся вниз потоки воды, сверкающие зигзаги молний и разверзающиеся в громовых раскатах небеса. Когда ты, насытившись созерцанием горних чудес, опустишь взгляд на землю, тебя ожидает иное и по-иному замечательное состояние вещей. Здесь растянувшаяся равнина и уходящие в бесконечность поля, там вздымающиеся к небу вершины гор с могучими, покрытыми снегом склонами; водопады и потоки, изливающиеся из одного и того же места на восток и на запад; шумящие на горных вершинах, дубравы и чащи лесов с их животными и разнообразным пением птиц. Затем города, различно расположенные, и народы, стесненные природными условиями: одни живут на склонах высоких гор, других, поселившихся в долинах, устрашают бурные реки и выходящие из берегов озера. Увидишь требующие культивации поля и плодоносящие без ухода кустарники, мягкий змееподобный бег ручьев сквозь долины, приветливые бухты, берега, отступающие, чтобы образовать гавани, большое число разбросанных островов, нарушающих однообразие широкого моря. Далее — блеск камней и гемм, золото, плывущее в песке быстрых лесных ручьев, огонь небесной природы, вырывающийся из земли и даже из моря, и, наконец, сам океан, который связывает земли, разделяет своими тремя заливами народы и бурлит, поднимая гигантские валы. В этих неспокойных, без ветра вздымающихся водах ты увидишь животных, пугающих своей невероятной величиной. Многие из них тяжеловесны и нуждаются в лоцманах, направляющих их движение, другие мчатся скорее и проворнее быстро несущихся кораблей. Иные умеют втягивать в себя волны и выбрасывать их к великой опасности проходящих судов. Ты увидишь корабли, отыскивающие неизвестные им местности; увидишь, что человеческая смелость ничего не оставляет неисследованным, и будешь не только зрителем, но и сам примешь близкое участие в этих предприятиях. Ты будешь изучать разнообразные искусства; одни, сохраняющие жизнь, другие — ее украшающие, и третьи — ею управляющие. Но ты также найдешь там тысячи губящих тело и душу вещей — войну, разбой, яд, кораблекрушение, неравномерность погоды и телесных состояний, горькую потерю дорогих людей и смерть, относительно которой мы не знаем, будет ли она легкой или отягощенной наказанием и мукой. Обдумай же это и реши, чего ты хочешь, Чтобы достигнуть одного, придется пройти через другое. Ты ответишь, что хочешь жить? Почему нет? Что ж, я таком случае, думаю, ты не вступишь во владение имуществом, лишение части которого доставляет тебе боль. Итак, живи по соглашению, Ты скажешь; «Меня не спрашивали». Да, но о нас спросили наших родителей, которые, хотя и знали условия, какие ставит жизнь, все же создали нас для жизни.
19
Прежде чем перейти собственно к утешениям, мы должны сперва рассмотреть, что́ нужно лечить, и затем — каким способом. Печалящихся огорчает утрата тех, кого они любили. Очевидно, что само по себе это можно перенести. Ведь пока они живы, мы не плачем об отсутствующих или о тех, кто уедет, пусть даже мы лишены общения с ними и их лицезрения. Таким образом, нас терзают только представления, и все зло велико лишь постольку, поскольку мы его себе представляем. Средства против этого в нашей власти. Будем думать, что они отсутствуют и, таким образом, обманывать себя. Мы их отослали, послали вперед, чтобы нагнать впоследствии. Печалящегося огорчает также следующая мысль: «Не будет больше никого, кто меня защитит, обережет от презрения». Я должен тут воспользоваться малоправдоподобным и все же истинным утешением; в нашем государстве потерять сына означает скорее приобрести влияние, чем его лишиться. Можно даже сказать, что одиночество в старости, которое вообще является губительным, у нас ведет стариков к власти,так что некоторые из них, прикинувшись, будто поссорились с сыновьями, клятвенно от них отрекаются, собственной рукой лишая себя детей.